А Эссекс, пришедший в самое бодрое расположение духа, думал об одном: завтра же нужно добиться разговора с Сушковым. Он уже выработал план действий – он представит Сушкову письменный перечень требований, направленных к урегулированию положения в Иране, а затем подкрепит их рядом примеров, иллюстрирующих факт русского вмешательства. Материалы ему подберет Мак-Грегор; нужно будет дать указания Мак-Грегору, как только они вернутся в посольство, чтобы все было заранее готово к завтрашней встрече с Сушковым. Мак-Грегор будет доволен: это даст ему возможность проявить свою оперативность. План был хорош, и Эссекс уже не сомневался в успехе. Вся былая уверенность вернулась к нему, это сказывалось даже внешне. Он шел бодрым шагом, шумно и глубоко вдыхая морозный воздух. Кэтрин не понравилось это бьющее в глаза самодовольство; весь вечер он слишком уж умничал, был слишком уж обольстителен, а теперь вот еще радуется этому.
Не подозревая этого, Эссекс взял ее под руку. – Что же вы, ведете меня в русский дом, а хозяин оказывается англичанином из Уэльса! Да, пожалуй, только в нашей стране и могут появиться на свет подобные человеческие экземпляры. Шоу – ирландец, Чаплин – лондонский еврей, а этот чудак – валлиец из Аберистуита.
Кэтрин шла молча и думала о своих спутниках: до чего же все-таки может дойти мужская тупость и самовлюбленность!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Посольский ролс-ройс легко катился по обледенелым московским мостовым, но Эссекс нервничал и с трудом подавлял желание сказать шоферу, чтобы тот ехал помедленней. Эссекс сидел, откинувшись назад, и барабанил пальцами по замерзшему стеклу, злясь на Мак-Грегора за его терпеливое безмолвие. Состоявшаяся только что беседа с Сушковым, повидимому, особого впечатления на Мак-Грегора не произвела, зато в Эссексе до сих пор не разрядилось напряжение, которое потребовалось ему, чтобы окончить эту беседу в вежливом тоне. Кстати о Мак-Грегоре: иногда полезно, когда помощник умеет хранить молчание, но бывают и такие моменты, когда это молчание тяготит. Какого чорта, в самом деле, Мак-Грегор не скажет ни слова, не обмолвится ни одним замечанием об этом несносном Сушкове?
– Беда вся в том, что мы были недостаточно напористы, – раздраженно начал Эссекс. – Я ведь вам сказал вчера, что нам представляется случай ошеломить Сушкова, показав ему, что мы прекрасно осведомлены о вмешательстве России в азербайджанские дела. Я, собственно, рассчитывал, что и вы не останетесь безучастным и подкрепите мои слова фактами сверх того, что мы записали.
– Прошу извинить, – сказал Мак-Грегор. – Я не знал.
– Извинения теперь бесполезны, а знать надо было. Впрочем, этого русского ничем не прошибешь. Мне просто нарочно подсунули самого упрямого из всех министерских работников. В посольстве должны были бы знать, что такое Сушков. Могли предупредить меня, что это упрямец, и разговаривать с ним – значит попусту терять время. Кажется, с меня вообще хватит этих русских. Да, положительно, с меня хватит.
Мак-Грегор не слишком прислушивался, уже зная по опыту, что неудачные переговоры всегда приводят Эссекса в сварливое настроение. Пройдет.
Машина въехала во двор посольства, и Мак-Грегор перегнулся через Эссекса, чтобы открыть дверцу.
– Принесите мой портфель, – сказал Эссекс, – мы сейчас же садимся работать.
– Портфель у вас, – сказал Мак-Грегор, указывая кивком головы.
Портфель был зажат, словно в тисках, у Эссекса подмышкой.
– Ну, тогда пошли, – сказал Эссекс.
В кабинете было холодно, потому что камин погас. Мак-Грегор был тут же послан на розыски истопника. Истопник явился, и, пока он разгребал золу и подкладывал уголь, Эссекс сердито расхаживал по комнате. Мисс Уильямс тоже явилась, и Эссекс велел ей быть наготове. Его нервное состояние передавалось всем, только Мак-Грегор был невозмутим. Истопник, выходя, уронил на пол совок для угля, и Эссекс подскочил как ужаленный. Пришел Дрейк; он тоже, видимо, нервничал. Мак-Грегор спокойно сидел за столом, перелистывая документы в папке. Он понимал, что Эссекс потерпел поражение, и считал, что виноват в этом сам Эссекс.
Эссекс собирался ошеломить Сушкова; что ж, сам и напросился на отпор. Слова Сушкова, сказанные в ответ Эссексу, те самые слова, которые привели его в такую ярость, запали Мак-Грегору в душу, потому что многое в них отвечало его, Мак-Грегора, чувствам и мыслям. Сушков дал Эссексу урок, который охотно дал бы ему сам Мак-Грегор.
– Мне очень не хотелось переводить наш спор в ту плоскость, в которой вы ставите вопрос, – сказал Сушков Эссексу, – но ничего другого не остается. Беда в том, что вы исходите из ложных предпосылок. Вы утверждаете, что демократическая партия в Иране обязана своим возникновением и существованием советскому влиянию. Это – ваш основной тезис. Самый простой способ показать всю нелепость этого тезиса – рассказать вам об Иране, которого вы, повидимому, не знаете. Иранцы – угнетенный, нищий народ, постоянно страдающий от голода и болезней. Процент смертности в Иране один из самых высоких в мире, детская смертность такова, что, в сущности, нация находится под угрозой полного вымирания. Правят народом феодалы-землевладельцы, жестокие ханы и корыстолюбивые промышленники. Крестьяне закрепощены, а рабочие за двенадцатичасовой труд получают жалкие гроши и живут со своими семьями впроголодь. Могу привести вам любые цифровые данные в подтверждение моих слов, если хотите, даже из английских источников. Могу привести и другие цифры, показывающие ежегодные прибыли Англо-Иранской нефтяной компании, крупнейшим акционером которой является британское правительство.
Двести миллионов фунтов стерлингов выкачала из Ирана ваша нефтяная компания; это во сто раз больше всего национального дохода Ирана и в десять тысяч раз больше всей заработной платы иранских рабочих. А ведь по своим естественным богатствам – таким, как нефть,- Иран является одной из богатейших стран мира. Но эти богатства забирает Англия, а Иран прозябает в нищете, и его экономика в упадке. Там нет настоящих профсоюзов, отстаивающих интересы рабочих, очень мало больниц, отсутствуют канализация и элементарная санитария, не применяется искусственное орошение, жилищные условия ужасны, дороги запущены. Народ бесправен; его избирательное право – миф, а парламентские права сведены к нулю коррупцией, господствующей на выборах и во всей системе управления. Иранцы испытывают на себе все прелести полицейского режима, они – постоянная добыча для спекулянтов и ростовщиков. Национальные меньшинства притесняются, религиозные меньшинства подвергаются политическим преследованиям. В горных областях процветает бандитизм, и сила английского оружия не раз применялась для разжигания междуплеменной вражды. Я бы мог без конца рисовать перед вами картины таких страданий, нищеты, гнета и террора, что стыдно должно быть каждому, кто только слышит об этом. А вы говорите, что демократическая партия в Иране создана советской властью! Вы недооцениваете иранский народ, лорд Эссекс. Демократическая партия родилась в недрах порабощенных, страдающих масс, как сила, призванная бороться против насилия и коррупции. До последнего времени иранский народ лишен был возможности создать свою политическую партию из-за полицейского террора. Всякая попытка организовать рабочих и крестьян немедленно пресекалась, руководителей казнили, а их сторонников сажали за решетку. И тем не менее, у иранского народа есть своя длинная история борьбы и сопротивления, и он не нуждается в том, чтобы Советский Союз разъяснял ему его интересы. Иранцы не глупы и не окончательно забиты. Они полны желания создать демократический орган управления и передать ему власть над страной. Единственное, что тут сделал Советский Союз, в частности в Иранском Азербайджане, – это позаботился о том, чтобы полицейские убийцы не задушили народного движения. Говорить же, будто мы «создали» демократическое движение, – значит оскорблять иранский народ и в то же время обнаруживать свое невежество. Мы не склонны недооценивать иранский народ, и, с нашей точки зрения, демократическая партия Азербайджана есть партия народа. Народом она создана и народу она принадлежит, и никакие нелепые разговоры о советском влиянии не могут подавить ее деятельность. Мы не создавали демократической партии в Иране, и мы не вмешивались в иранские дела. А вот британское правительство постоянно и злонамеренно вмешивается в дела Ирана.
