– Мы не видим оснований для созыва конференции по вопросу о советской политике в Иране, – сказал Вышинский. – Если лорд Эссекс предлагает созвать конференцию по Ирану, то он напрасно приехал сюда. Как уже говорил ему господин Молотов, местом для такой конференции должен быть Иран.

Эссекс выслушал перевод Мак-Грегора и подумал, что это ответ юриста. И сидели они в кабинете юриста и царила здесь атмосфера юриспруденции; даже книги в светлых переплетах с красной полоской на корешке казались томами свода законов. Если бы не портреты Ленина и Сталина во весь рост, Эссексу могло бы показаться, что он находится в кабинете какого-нибудь преуспевающего и проницательного европейского адвоката – слишком проницательного, чтобы можно было чувствовать себя с ним спокойно.

– Скажите ему, что я добиваюсь не столько созыва конференции, сколько действительного урегулирования ненормального положения в Иране, – сказал Эссекс Мак-Грегору. – Оно угрожает миру на Среднем Востоке, и вы можете добавить, что мы очень хотим урегулировать его до очередного заседания Совета безопасности, которое состоится в Лондоне в конце этого месяца.

– Так, так! – оживленно сказал Вышинский. – Я вижу, что лорд Эссекс действительно обеспокоен, раз он упоминает о Совете безопасности. Мы тоже обеспокоены. Нас беспокоит положение дел в Греции, Индонезии и в других странах. Что же касается Ирана, то это один из наших соседей. И мы больше, чем кто-либо, заинтересованы в мире и спокойствии Ирана.

– Так давайте же перейдем к практическому обсуждению, – предложил Эссекс.

– А что лорд Эссекс называет практическим обсуждением?

– Все, что ведет к восстановлению законной власти в Иране.

– Но это можно назвать вмешательством, – сказал Вышинский.

– Мы не предлагаем вмешательства, – сказал Эссекс, и Мак-Грегор невольно передал его раздраженную интонацию. – Мы по традиции заинтересованы в благополучии Ирана, и это определяет нашу позицию в данном вопросе.

Перевод у Мак-Грегора не ладился. Вышинский подождал, пока он подберет соответствующие выражения, а потом обратился к Троеву: – Скажите лорду Эссексу, что в своем преклонении перед традицией он недооценивает законы истории. Основной закон истории – это непрерывные изменения, и советское правительство признает все социальные перемены, которые улучшают положение народных масс.

– У нас большие сомнения относительно перемен, происходящих в Азербайджане, – сказал Эссекс подчеркнуто нетерпеливым тоном.

– А у нас нет никакого основания для сомнений, – сказал Вышинский.

– Как же им не быть, когда провинция суверенного государства откалывается и кучка авантюристов провозглашает ее независимым государством?

– Вы неправильно информированы, – сказал Вышинский. – Азербайджан остается частью Ирана. Никакого отколa не было. У теперешнего демократического правительства нет сепаратистских намерений. Просто Иранский Азербайджан осуществляет свое право на самоопределение, право, которое союзные державы сами признали и поощряли после первой мировой войны, только тогда это распространялось на Советский Азербайджан и намерения были несколько иные.

– Ну, это дело прошлое, – сказал Эссекс.

– Мы никогда не забываем прошлого, – прервал его Вышинский. – Пограничные с нами провинции Ирана всегда были приманкой для иностранных держав, стремившихся к захватам и к политическому вмешательству. До сего времени Иранский Азербайджан был орудием в руках авантюристов-ханов, которые безжалостно эксплуатировали его богатства и беззастенчиво подставляли его более крупным державам в качестве трамплина для нападения на Россию. Угнетенный и забитый народ не имел возможности управлять своей судьбой. Теперь положение меняется. В Азербайджане появились новые, демократические силы, цель которых – коренное улучшение жизни и просвещение народа. Мы в этом заинтересованы как друзья Ирана. Мы заинтересованы в том, чтобы Иран стал передовой демократической страной, сильной, независимой и дружественной нам страной, освободившейся от нищеты и отсталости, от влияния политических клик, которые охраняют интересы иностранного капитала и иранских помещиков.

– Мистер Вышинский говорит о заинтересованности Советского Союза в Иране.

– Это вполне оправданная заинтересованность.

– Я хочу напомнить, что у Великобритании тоже есть свои интересы в Иране.

– Это верно! – иронически воскликнул Вышинский. – Но тут есть и большое различие. У нас к Ирану – интерес соседа, у Великобритании – интерес главного акционера Англо-Иранской компании.

– Может быть, и так, – уступчиво заметил Эссекс. – Но мы не допустим, чтобы нашим интересам угрожало вмешательство другой страны во внутренние дела Ирана. В интересах Ирана, как и в своих собственных интересах, мы намерены сохранять наши права любой ценой, мистер Вышинский! – Эссекс говорил спокойно, почти мягко, но в его словах чувствовалась угроза.

– Мы рады слышать, что лорд Эссекс так откровенно определяет политику своей страны.

– Я считаю, что откровенное обсуждение необходимо, – сказал Эссекс. – Именно поэтому я предлагаю созвать конференцию для урегулирования положения в Азербайджане.

– Может быть, сначала мы рассмотрим эту ноту, – сказал Вышинский.

– Это просто изложение наших взглядов по данному вопросу, – сказал Эссекс, не желая, чтобы нота помешала конференции.

– Пусть так, – сказал Вышинский, – но все-таки ее надо изучить. Я должен передать ее господину Молотову, и, без сомнения, она его несколько удивит. Я и сам удивлен, получив такой враждебный документ.

– Это не враждебный документ, – вмешался Френсис Дрейк, – это обоснованная жалоба. – Дрейк не стерпел последнего замечания Вышинского и счел своим долгом защитить ноту, за которую он хотя бы формально нес ответственность.

– Жалоба эта несостоятельна, – ответил Вышинский Дрейку. – Положение в Иране обсуждалось несколько недель назад при ваших встречах с господином Молотовым, подробно обсуждалось на Московской конференции, а теперь лорд Эссекс прибыл в Москву снова обсуждать этот вопрос.

– Но в ходе всех этих переговоров советское правительство отказывалось принимать какие-либо меры, – возразил Дрейк.

– Вполне естественно, – сказал Вышинский, – потому что английские предложения подразумевали вмешательство в иранские дела, а на это мы не пойдем.

– Мы не предлагаем вмешательства, – настаивал Дрейк. – В прошлом англо-русские отношения в Иране всегда были враждебными, а иногда приводили к прямым столкновениям. И чтобы покончить с этим, лучше всего сесть за стол и разрешить вопрос раз и навсегда!

Вышинский перестал улыбаться.

– Роль советского правительства в Иране, – сказал он, – не имеет ничего общего с ролью царской России в Персии. Нас интересует не соперничество иностранных держав в этой стране, а она сама. Все возникающие там проблемы – это проблемы Ирана. Никакая наша конференция не может разрешить трудностей, которые переживает Иран.

– Но она разрешит англо-советские разногласия, – сказал Эссекс.

– А что касается этого, то следует сначала рассмотреть ноту, – сказал Вышинский.

Говоря это, он, казалось, шутил, приглашая и собеседников посмеяться его шутке. Но в переводе это было утеряно, и только Мак-Грегор почувствовал, как искусно Вышинский повернул ноту против Эссекса.

Эссекс, однако, понял намерения Вышинского.

– Нота предназначена для выяснения ситуации, – сказал он, – и ни для чего больше.

– В таком случае она ее выяснила, – сказал Вышинский.

– Тогда мы можем ожидать дальнейшего развития событий, – сказал Эссекс, понимая, что больше говорить не о чем.

– Я передам ноту господину Молотову, – продолжал Вышинский, как бы намекая, что больше он ничего не может сделать, но его улыбка и взгляд говорили Эссексу: «Меня-то это позабавило, но ты напрасно тратишь время, стараясь меня провести!»

Мак-Грегор тоже понял это и ждал, что Эссекс возмутится. Эссекс сделал вид, что подавляет зевок, встал, передал свой портфель Мак-Грегору и сказал: – В таком случае я буду ждать ответа мистера Молотова. – Он пожал Вышинскому руку, и на миг могло показаться, что это добрые друзья.