Я обратился к нему с расспросами о муравьях и других животных, принимавших якобы участие в поисках золота, но мои вопросы были встречены им с безучастным — что, к сожалению, стало уже привычным для меня — выражением лица. Нет, он никогда не слышал ничего подобного.

Я не мог не испытывать горечь разочарования, особенно после того, как на следующий день получил отрицательный ответ на аналогичные вопросы, с которыми я обратился к другим жителям деревни. Что это могло значить? Может быть, минаро действительно не имеют ничего общего с дардами, упоминаемыми Геродотом?

Для того чтобы докопаться до истины, мы приступили к сопоставлению местных сведений, имеющих отношение к истории минаро. Под прохладными сводами древней крепости минаро в Кхалатсе мы узнали, что в X веке между минаро и тибетскими завоевателями развернулась жестокая борьба. В то время, несмотря на поражение Черного Барана, вождя народа минаро, тибетцы не селились в деревнях, расположенных в непосредственной близости от Кхалатсе ниже по течению. Отсюда понятно, почему минаро до наших дней смогли сохранить свой язык и большинство обычаев.

В Кхалатсе еще свежи в памяти воспоминания о первых представителях народа минаро, поднявшихся на борьбу против пришедших с Тибета завоевателей. Рассказывают, как один из вождей, увидев, что битва проиграна, отдал приказ собрать всех своих людей в главном зале крепости. Предпочитая смерть позору капитуляции, он приказал воинам разрушить центральную опору, поддерживающую крышу, обрекая себя и свое окружение на смерть под обломками рухнувшего здания. Другая история повествует о том, как в Дахе тибетцы хотели обречь минаро на каторжный труд во имя обогащения властителя Тибета. Однако все их старания наталкивались на ожесточенное сопротивление. Однажды тибетцы схватили древнего старца и попытались заставить его работать. Старик, истинный представитель минаро, отказался наотрез. И тогда тибетцы решили замуровать его живым. Медленно, камень за камнем, вокруг старца росла стена, но даже смерть не смогла сломить его мужество.

Возможно, с прошлым и связано то, что обитатели Ладакха в большинстве своем с неприязнью относятся к людям минаро, обвиняя их в нечистоплотности, неразумности. Это отношение сквозит в бытующих здесь поговорках: «Давать в руки представителя минаро власть столь же неразумно, как сидеть под занесенным над твоей головой мечом». Или: «Терновник — не дерево, легкие барана — не мясо, а минаро — не люди».

Сегодня в Кхалатсе некоторые старики минаро еще могут изъясняться на родном языке. На этом языке они возносят молитвы, очевидно испытывая сомнения в том, что их боги научились говорить по-тибетски.

Винодел из Кхалатсе напомнил автору жителей Бургундии.

Упорное стремление этих людей сохранить доставшийся им в наследство язык, обычаи и веру достойно восхищения. Тем более что, продвигаясь на запад, тибетцы брали в кольцо деревни минаро, и поэтому в наши дни минаро, населяющие берега Инда и Заскара, живут в окружении народов, говорящих на тибетском языке.

Один из минаро, излагая мне свои взгляды на исповедоваемую им религию и веру своих соседей — мусульман и буддистов, выразился следующим образом: «Бог распределял различные религии между людьми в виде священных книг, мы же, минаро, не нашли ничего лучшего, как съесть выданную нам книгу. Поэтому сегодня мы свободны от какого-либо религиозного устава и верим лишь в фей».

Подружившись с владельцем земли, на которой мы разбили наш лагерь, я спросил его:

— У тебя есть чанг (пиво)?

Одолеваемый жаждой, я надеялся на глоток тибетского пива. Ответ этого человека застал меня врасплох.

— Раш чанг? (Виноградное пиво?) К сожалению, все кончилось.

Так произошла моя встреча с первым гималайским виноделом. Мне даже показалось, что чертами лица он напоминает розовощеких жителей Бургундии.

На следующий день он пообещал показать мне свои виноградники и винодельню.

Как известно, Александр Македонский питал большую слабость к хорошему вину, но, к сожалению, ему так и не удалось отведать напитка из винограда, выращенного на склонах здешних гор, как, впрочем, и найти гималайское золото. Дело в том, что, вступив на берега Инда, он совершил досадную ошибку, отправившись на юг, в сторону Персидского залива. Если бы он поднялся вверх по течению этой реки, то его путь вполне мог бы пролегать через территорию, где живут виноделы-минаро, и через селение Кхалатсе с его золотоносными песками.

Позавтракав, я отправился пешком к дому нашего нового друга. Это было массивное строение из глины, кирпичей и дерева. Зной уже обрушился на Кхалатсе, проникая в лабиринты ущелий и долин. Поселок, расположенный на высоте всего лишь 3000 метров над уровнем моря, находится в окружении рощ из яблоневых и абрикосовых деревьев. Мой новый друг показал мне свои виноградники, где лозы, не знающие подпорок и садовых ножниц, карабкались вверх, как им заблагорассудится, цепляясь за тополя и даже за фруктовые деревья. Точно такие же гроздья мелкого зеленого винограда я покупал на базаре в Каргиле.

Мой друг пригласил меня посетить его жилище, дверь которого, как и следовало ожидать, украшал козлиный череп, что ограждало обитателей дома от всевозможных напастей. Я был удивлен размером внутренних помещений, а также количеством и добротностью медной утвари, вольготно расположившейся на полках над очагом. Меня угостили тибетским чаем. После того как я высказал сожаление в связи с отсутствием вина, хозяин изложил мне со всеми подробностями свои винодельческие рецепты, которые оказались довольно простыми. Неповрежденные ягоды винограда ссыпаются в глиняный горшок, который закрывают куском полотна и запечатывают мокрой глиной на двадцать четыре часа. Затем в полученный сок добавляют специальные дрожжи и в течение семи дней сусло держат в открытом горшке большего размера. После окончания брожения жидкость фильтруют и переливают в другой сосуд. Его запечатывают, и в таком виде вино может храниться несколько лет! Приготовленное этим способом вино, по словам хозяина, вначале абсолютно прозрачно и имеет светло-желтый цвет, а затем по мере выдерживания приобретает более темный янтарный оттенок.

Остающееся после фильтрации сусло не выбрасывают, а хранят отдельно. Если к нему добавить воды, то получится напиток, который называют «майура». Ценится он гораздо меньше и напоминает по вкусу молодое вино.

Приведенный выше способ изготовления вина показался мне несколько странным, так как не предусматривал выжимку сока из винограда. Впоследствии я узнал о существовании здесь и других способов. Одни предпочитали отправлять гроздья под пресс, другие — насыпать виноград горкой на каменную плиту, давая соку возможность свободно стечь в приготовленный резервуар. Некоторые местные специалисты считали, что процесс брожения сока должен длиться не меньше пятнадцати дней. Не было единого мнения и относительно необходимости фильтрования массы перед брожением. Подобное разнообразие рецептов изготовления вина характерно и для Франции, где почти у каждого виноградаря собственная технология.

Виноград в Гималаях — роскошь, поэтому вино здесь потребляют в более скромных масштабах, чем ячменное пиво. Оно появляется на столе лишь в дни больших торжеств.

После нашей беседы хозяин познакомил меня со всеми жилыми помещениями своего дома, а затем я вернулся в лагерь. Здесь меня ожидала встреча с одним из старейшин деревни, мудрым старцем по имени Шемет. Этот человек сообщил мне, что существуют еще две большие крепости, причем одна из них находится на берегу Инда. Он показал мне довольно многочисленную группу скал, украшенных рисунками горного козла и древними надписями на тибетском языке. Некоторые надписи были начертаны восемьсот лет назад тибетскими солдатами, гарнизон которых находился в Кхалатсе. Мне не удалось их расшифровать, однако я знал, что именно в Кхалатсе были обнаружены самые древние и наиболее интересные надписи во всем Ладакхе. Некоторые из них были найдены преподобным Франке и впоследствии привлекли внимание знаменитых ученых. Одна из надписей, значительно пострадавшая и в силу этого не поддающаяся расшифровке, была написана буквами брахми — шрифта, известного во времена короля Ашоки. Но ведь это позволяло отнести ее к III веку до нашей эры! Остальные надписи появились во времена кушанов и относились, по-видимому, к 187 году нашей эры. Петех считает, что в одной из них содержится упоминание о втором кушанском правителе, по имени Убима Кавтхиса. Более поздние надписи на тибетском языке были обнаружены во многих местах и занесены в каталог. Франке называл эти надписи на тибетском языке «королевскими». Как правило, в них фигурировали имена солдат, которые, вероятно, жили в местном гарнизоне.