От холодильника неприятно попахивало давно скисшим молоком, открытый пакет которого одиноко стоял на полке. Источник электропитания, где бы он ни находился, был выключен, а на плоских поверхностях уже лежал легкий слой пыли. Ничего особенного в доме не обнаружилось. Несколько недорогих картин на стенах да грозных размеров меч над камином — меч, несомненно, эффективный в свое время, но вряд ли способный тягаться с оружием, которое носили нагрянувшие в дом люди.

Один из них, повернувшись к другому, с повязкой на глазу, сказал по-русски:

— Ты уверен, что шотландец и американец вернутся? Одноглазый кивнул.

— Вернутся. С женщиной. Подождем.

Прежде чем сойти в числе первых с парома, Питерс незаметно бросил за борт сотовый. Осмотревшись, он обнаружил несколько рыбацких лодок, пару катеров и ни одной конторы, где можно было бы взять автомобиль. «Эдриан сей факт упустил», — грустно подумал Джейсон.

Зато такси имелось в избытке. На одном из них он и отправился в аэропорт.

Поездка по городу интереса не вызвала. Многоквартирные дома неопределенной архитектуры соседствовали с недавно построенными частными, совместно заслоняя вид на море. Церкви давали лишь слабый намек на богатую мультикультурную историю города. Изящные фасады в мавританском стиле сменялись романскими, оставленными давними завоевателями, норманнами и испанцами. В равной степени была представлена и итальянская готика. Уличные рынки попадались едва ли не на каждом втором перекрестке.

Аэропорт не удивил даже современной безликостью. Расплатившись с таксистом, Джейсон прошел в зал с двумя билетными кассами и куда более многочисленными бутиками, магазинчиками «дьюти-фри» и офисами турагентств. Повернув налево и следуя указателям, он направился к другому зданию, где помещались офисы бюро проката автомобилей. Очередей здесь не было.

Паспорт на имя Раггера остался в пансионате, призванный убедить власти в том, что его владелец упокоился в обвалившейся пещере. В кожаном бумажнике лежали еще два документа, полученные от Мамы перед убытием из Доминиканской Республики. Фотографии на паспортах соответствовали фотографиям на водительских удостоверениях. Джейсон выбрал те, что были выписаны на имя Эндрю Фореста Страуда, проживавшего на Восточной семьдесят второй улице в Нью-Йорке.

Оставалось только надеяться, что он еще может сойти за обитателя фешенебельного Верхнего Истсайда. С другой стороны, нью-йоркские богачи нередко щеголяют в потрепанной одежде.

Своим клиентам «Еврокар» предлагал широкий выбор: от внушительных «Мерседесов» до крохотных «Смартов» и «Даймлер-Крайслеров», хотя производитель и постеснялся, по понятным причинам, украсить их трехконечной звездой. Джейсон, не желая привлекать к себе внимание, предпочел четырехдверный «Пежо».

На обратном пути в город ничего примечательного не случилось, привычное раздражение вызвал лишь поиск парковки. В конце концов ему повезло втиснуться на место отъехавшего «Опеля» всего в шести кварталах от бухты.

Расположившись за столиком траттории, Джейсон наблюдал за паромным причалом. Машины отъехали, и среди немногочисленных оставшихся пассажиров он сразу заметил яркое пятно золотисто-голубого шарфика Марии. Интересно, как ей удается каждый раз появляться в другом? Наверное, она сумела бы отыскать магазинчик «Эрме» даже в пустыне Сахара.

Может быть, у женщин есть какая-то врожденная навигационная система, безошибочно сориентированная на такие вещи? Лорин даже в незнакомом городе легко отыскивала обувные магазины. Однажды в Париже…

Питерс тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. В последнее время воспоминания о бывшей жене уже не тревожили его слишком часто. Мария села за столик — напротив него, но на другой стороне небольшой бухты. По плану она должна была взять кофе и ждать, пока Джейсон удостоверится, что за ней не следят.

В отличие от Штатов, в итальянских и большинстве европейских тратторий, в бистро и прочих им подобных заведениях даже один заказанный напиток служил своего рода билетом, дающим право занимать столик сколь угодно долго. Во многих крупных городах люди нередко просиживали часами за бокалом вина.

За те сорок минут, что Джейсон наблюдал за Марией, интерес к ней проявляли лишь итальянские мужчины, бросавшие на молодую женщину откровенно восхищенные взгляды. Его позабавило упорство одного из них, пытавшегося сесть за тот же столик и удалившегося лишь после десятиминутной безрезультатной осады.

Нехотя поднявшись, Джейсон неспешно прогулялся по берегу, с притворным интересом разглядывая покачивавшиеся на воде лодки. Проходя неподалеку от Марии, он лишь коротко переглянулся с ней и направился дальше. Удалившись от пристани, свернул на одну из двух спускавшихся к бухте улочек. Постоял с минуту перед витриной магазинчика, предлагавшего заманчивый выбор мороженого. Мария вышла из-за угла, свернула на ту же улицу и тоже остановилась, привлеченная видом креветок, разложенных на льду под пестрой вывеской «FRUTTI DI MARE». Пешеходов здесь хватало, но никто не остановился, никто не обозначил своего внимания к ней.

Джейсон невольно залюбовался молодой итальянкой. Ее точеной фигуре — чему, несомненно, поспособствовала и работа вулканолога — позавидовали бы даже в Голливуде. Смуглая, с оливковым оттенком кожа прекрасно сочеталась с распущенными волосами цвета воронова крыла. Он покачал головой. Сейчас главное — доставить ее в безопасное место, к Эдриану, откуда она через несколько дней вернется к прежней жизни.

Убедившись, что Мария следует за ним, Джейсон направился к стоянке, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, не подогнать тот момент, когда он сможет обнять ее.

Обогнув последний угол, он остановился.

Прийти на работу на полчаса раньше? Ширли ничего не имела против. Все — и в особенности те, кто жил в ее квартале, — горели желанием собственными глазами увидеть президента.

В десятый, наверное, раз за последние десять минут она выглянула в окно с надеждой увидеть у парадного входа цепочку длинных черных лимузинов — как это показывают по телевизору. В десятый, наверное, раз за последние десять минут она поправила форму — чтобы ни одной морщинки, ни одной складочки. Да и откуда бы им взяться. Ширли заранее взяла форму домой, где выстирала ее и отгладила. В десятый, наверное, раз за последние десять минут она вернулась в кухню — убедиться, что большая кофеварочная машина включена, а пончики и прочая выпечка разложены аккуратными рядами на подносах, которыми мистер Джимсон пользовался только в исключительных случаях. Правда, сегодня на них лежали рисовые батончики и свежие фрукты.

И почему только он называл серебряный поднос «плевательницей»? Это было за гранью ее понимания.

Мистер Джимсон… То-то был бы горд. Еще бы — ведь в Хиллвуд пожалует сам президент.

Дальнейшим размышлениям помешали вошедшие в кухню двое мужчин в темных костюмах. Обоим по тридцать с небольшим, оба спортивного сложения. Оба с какими-то штучками в ушах и крохотными микрофончиками на лацканах. В пятый, наверное, раз один из них заглянул в духовку и микроволновку, как будто Ширли спрятала там бомбу!

Такие вежливые ей еще не встречались. Всегда с улыбкой, как будто приклеили их к губам. «Да, миссис Аткинс. Нет, миссис Аткинс» — и это на все ее вопросы. Но такие серьезные, аж страшно. Хотя, конечно, русские пугали ее куда сильней. Особенно тот, в чем-то, смахивающем на перехваченную ремнем пижаму, и в штанах, заправленных в сапоги. Вот те пугали ее по-настоящему своими злобными физиономиями, как будто их накормили чем-то переперченным. И до порядка в доме им не было никакого дела. Только смотрели на те беловатые камни и уродливые кустики за окном столовой. Да еще двери распорядились открыть, чтобы в зале душно не было. И что только эти русские себе думают? Что их камни кто-то украдет? Они и на женщин внимания не обращали — ни на Ширли, ни на Кончиту, ее напарницу. Только зыркали сердито, когда к ним обращались.