Но какое?

Гвельмо расстелил на столе карту Неаполитанского залива и задумчиво наморщил лоб. Что Питерсу нужно в Кумах? Приехал за пророчеством сивиллы, которая не проживает здесь уже две тысячи лет? Что еще, кроме древнегреческих развалин, может привлечь человека в Кумах? Инспектор провел пальцем по вогнутой дуге береговой линии. Если ему интересны археологические раскопки, то ближайшие к Кумам — в Байе.

С Байей что-то связано… что-то…

Нет, не вспомнить.

Инспектор прошел к столику в углу кабинета, выдвинул ящик и достал несколько туристических путеводителей. Он уже давно хотел взять отпуск летом и сменить сауну, в которую превращался августовский Рим, на свежий бриз Амальфийского побережья. Первым шагом на пути к мечте и были вот эти путеводители. Первым и последним.

Пролистав страницы с яркими фотографиями, Гвельмо добрался до Байи, но то, что он прочитал, звучало, скорее, как миф, нежели как реальность. Так или иначе, что бы ни привело Питерса в Кумы, его следующая остановка либо Бари, либо Поццуоли. И там, и там велись большие археологические работы. Но только для посещения одного объекта требовался подводный аппарат.

Инспектор вернулся к письменному столу и снял трубку. На этот раз операцию возглавит он сам, и, если она провалится, винить ему придется только себя самого.

Ржавый транспортный корабль шел по бурой воде, оставляя за собой кремовый след. Нигерийский флаг вяло трепыхался в сгущающемся утреннем тумане. Такое же непримечательное, как и другие, проходившие в нескольких десятках ярдах от мощеных улочек исторической части города, судно ничем не выдавало своей принадлежности «Пасифик ориентал шиппинг», товариществу, в партнерах которого значились шейх Дубая и «Хатчинсон-Вампоа». Последняя контролировала порты по оба конца Панамского канала с тех самых пор, как один из американских президентов использовал свое положение для того, чтобы передать канал Панаме. Такая идея могла прийти ему в голову разве что в момент помутнения рассудка от жары, так что была ошибочно принята за божественное откровение. В конце концов, Господь нередко давал ему личные указания[50].

О чем не сообщалось широкой публике, так это о том, что «Хатчинсон-Вампоа» с некоторых пор стала собственностью китайской армии, силы едва ли более дружественной Соединенным Штатам, чем ее партнер из Объединенных Арабских Эмиратов.

Стоявшие на палубе контейнеры, все одинаково неприметные, тоже не привлекли ничьего внимания — выполненные по специальному заказу пластмассовые формы и автозапчасти из Японии, экзотическая древесина из Малайи и поделки под антиквариат с Тайваня (политические ссоры с последним нисколько не мешали китайцам вести с ним выгодный торговый бизнес).

В судовом журнале имелась отметка об остановке в Неаполе, где на борт доставили один-единственный контейнер с немудреной надписью: ландшафтные формы. Вопрос о том, зачем судовладельцу понадобилось отправлять корабль едва ли не в кругосветное путешествие из-за небольшого и не имеющего особенной ценности груза, возможно, и привлек бы внимание портовых властей, если бы профсоюз не повторял раз за разом, что проверка судового журнала и грузовой декларации — это не их работа, а Дяди Сэма, и связанные с выполнением этих проверок задержки могут лишь осложнить и поставить под угрозу будущие переговоры по контрактам.

После того как судно причалило и стало под разгрузку, контейнер с ландшафтными формами перекочевал на берег и занял неприметное место в пирамиде других таких же. Шансы на то, что его содержимое подвергнется досмотру, приближались в действительности к нулю. Финансирование Управления транспортной безопасности не позволяет проводить столь показательные акции, как конфискация зажигалок у прибывающих в крупнейшие аэропорты пассажиров, и одновременно заниматься такой скучной рутиной, как проверка миллионов тонн грузов, ежегодно ввозимых в страну. Слишком мало избирателей возвращаются домой через морские ворота.

Огромная немецкая овчарка, обученная находить взрывчатые вещества, потянула проводника по проходу между установленных штабелями контейнеров. Учуяла она что-то или просто захотела пометить один из ящиков — сказать трудно, — но закончилось все тем, что овчарка всего лишь задрала ногу и зевнула.

На этом досмотр прибывшего в Саванну груза и закончился.

Путешествие мое для меня — сон, каким видится он мне теперь. Маленькая лодчонка, просевшая под весом двух мужчин и тощего тела сивиллы, опасно раскачивалась на воде, от которой так несло гнилью[51], что я приложил к носу платок.

Едва Харон коснулся веслом противоположного берега, дабы удержать лодчонку на месте, как сивилла выпрыгнула на землю с проворством, которого я никак не ожидал от такой древней старухи. Как мною уже упоминалось, все подземное царство было окутано темной пеленой, но я видел другой берег реки словно сквозь завесу, да и глаза мои никак не желали оставаться открытыми[52].

Мы очутились в какой-то сводчатой пещере, определить размеры которой я не мог. Более скудного и мрачного пейзажа мне лицезреть еще не доводилось: редкие кусты и огромные валуны. Нас окружали безликие фигуры, души умерших в скрывающих лица капюшонах. Все они были мне не известны, но стонали так ужасно жалостливо. Когда сивилла вела меня мимо, многие умоляюще простирали руки, словно терзаемые муками, которые я мог облегчить.

Прошли мы совсем немного, когда сивилла вскинула руку, повелев мне остановиться. Передо мною возникла фигура, вырисовывающаяся в неясном свете. У нее был рост моего отца, но лицо, как и у других, скрывал капюшон. И все же я увидел свет, отражающийся от его глаз, и различил шрам, оставшийся у него после падения в детстве с лошади[53]. Он ничего не говорил, но смотрел на меня твердым, ровным взглядом.

— Отец, — проговорил я, — это я, твой сын Северин, пришел сюда, в царство мертвых, поговорить с тобой.

Если он и слышал меня, то никак этого не показал.

Я предпринял еще одну попытку:

— Отец, моя мать — твоя жена Селия — шлет тебе привет, как и твои другие дети.

Вновь никакого ответа, и я уж начал сомневаться, есть ли у мертвых уши[54].

— Отец, — я повысил голос, дабы быть уверенным, что он может быть услышан среди стонов других теней. — По смерти твоей амбар оказался почти пуст; товаров на складе было мало, а средств в сокровищнице — и того меньше. Наверняка ты перенес их куда-то. Молю, поделись со своей семьей, куда именно.

И вновь испугался я, что получу в ответ лишь молчание.

Но тут фигура заговорила шепотом, который мог быть как голосом моего отца, так и шелестом весенних листьев на ветру.

— Что ищешь ты воистину, то от тебя отринуто[55], дабы передано быть на попечение слуги божьего.

Это была какая-то бессмыслица. Мой отец, хоть и старался не оскорбить кого-нибудь из богов, не был религиозным человеком. Он боготворил одного Августа, божьей милостью императора.

Он повернулся и пошел прочь.

То был не ответ, но головоломка. Я проделал весь этот путь и истратил столько средств, нужных моей семье для других целей, не для того, чтобы остаться всего лишь с загадкой. Я устремился было за ним, но сивилла преградила мне дорогу. Я шагнул в сторону, чтоб обойти ее.

В тот же миг вспыхнули огненные факелы, и я увидел, что это горят воспламеняющиеся кусты. Как и прежде, сами они не сгорали. Но рядом с каждым кустом был положен камень, который от пламени раскалился докрасна. Мне подумалось, что я вижу легкую дымку, поднимающуюся от камня, как будто заключенная внутри душа вышла на свободу.