— Вот из-за этого зверя я и прибыл к вам, — улыбнулся я, с удивлением услышав в собственном голосе заискивающие интонации. — Хорош!

Пресловутый «талант предпринимателя» снова подвел меня: опять я не сдержался и похвалил товар в присутствии продавца. Но что сделано — то сделано, и я продолжал:

— За такого красавца дам столько денег, сколько захотите!

Директор преобразился. Медленно сев за стол, он достал сигару, аккуратно откусил и сплюнул ее кончик и, указав на кресло напротив себя, нажал кнопку под крышкой стола.

Вошел несколько перекошенный пожилой мужчина в потертой кожаной жилетке. И уже через минуту перед нами дымился чай, а в бокалах рубиновым огнем светилось «Цинандали».

— Деньги, говоришь! — наконец отозвался директор. — Знаешь, дорогой, деньги — это не все. Что такое деньги? Бумажки, да!

— Зачем бумажки?! — обиделся я. — Я дам вам зеленые, американские. Хотите?

— Дорогой, — выпуская из носа дым, отвечал армянин, — у нас в городе есть целые кварталы уважаемых людей, у которых такие зеленые бумажки лежат ящиками. У нас есть все!

— А чего у вас нет? — завелся я. — Может быть, я помогу это найти в обмен на гепарда!

— У нас и деньги есть, и бумажки есть, — рассуждал директор, — только одно нет: редкий-редкий зверь. Гепард хороший, очень хороший — большой и умный. Но гепард у всех наших друзей дома есть. А мне надо такой маленький, очень красивый, какой нет у моих друзей.

— То есть вы сами не знаете, кого хотите? — догадался я, про себя решив предложить армянину своего оцелота.

— Зачем обижаешь, дорогой? — Директор выпустил кольцо дыма и разогнал его указательным пальцем. — Знаешь такой зверь: оцелот?

— Так вам нужен оцелот?! — не поверил я своей удаче.

— Директор важно кивнул:

— Да, оцелот.

— Какая проблема! — начал я и осекся, понимая, что пришла пора набивать себе цену. — Сейчас попытаемся выяснить.

Я достал из кармана пиджака записную книжку, неторопливо отпил из бокала и, отыскав нужный телефон, стал крутить диск. Я изо всех сил старался, чтобы директору было видно: звоню в Москву.

— Но в цирке еще никого нет, — клюнул армянин, — разница во времени.

— Ничего-ничего, — ответил я. — Плахотников всегда на месте, если нет меня.

Это было чистейшей воды ложью: еще вчера Плахотников спешно уехал в командировку. Но вот в трубке раздался заспанный женский голос. Не слушая, что отвечает мне ночная дежурная, я заорал:

— Доброе утро, Евгений Николаевич! Это Запашный.

Представляясь, я рассчитывал, что дежурная не брякнет трубку сразу же, а попытается выяснить, зачем я звоню. И, не теряя времени, принялся импровизировать. Я охал и ахал, отвечал на воображаемые вопросы собеседника, задавал свои. Наконец спросил об оцелоте, выразил надежду, что, несмотря на все трудности, Плахотников его достанет, и, поблагодарив, закончил ломать комедию — к немалому облегчению дежурной, которая из всей моей тирады поняла только слова: «Ну, до встречи!»

Пока я разговаривал, в кабинет директора набилось немало народу. Пришедшие смотрели на меня с уважением, а знакомясь, говорили:

— Знаем, знаем Запашного. Как не знать, весь мир его знает!

Директор объяснил гостям, что совсем скоро на тринадцатиметровом манеже я буду демонстрировать миру всех животных, которые есть в Ереванском зоопарке. Армяне дружно заверили меня, что окажут всяческое содействие. На их приторную вежливость я отвечал тем же, и вскоре в кабинете стало нечем дышать от слащавых любезностей и дружеских восклицаний.

И тут зазвонил телефон.

— Спасибо, дорогой, — схватив трубку, закричал директор, — ты меня уважаешь, и я тебя уважаю! — и благоговейно прошептал: — Это вас! Плахотников.

— Что он там несет? — поинтересовался Евгений Николаевич, лишь только услышал мой голос. — Вы что, напились?

Тщательно подбирая выражения, чтоб разговор казался продолжением предыдущего; я объяснил старику, в чем дело. Тот, что называется, ловил на лету.

— Передай трубку директору зоопарка! — распорядился он.

Теперь уже я вслушивался в односторонний разговор, легко достраивая недостающую половину диалога.

— Да, — говорил директор, — значит, будет оцелот? Спасибо! А как же, надо помочь будущей звезде! Что еще есть? Два ягуара есть. Один очень большой метис — помесь с леопардом. Что? Нет, уже три года, а размером с двухлетнего тигра! Нет, не с уссурийского, конечно, — с суматранского, а в груди даже пошире будет. А другой маленький, зато ему уже восемнадцать лет.

Закончив разговор, директор вновь протянул мне трубку.

— Вальтер, — сказал Плахотников, — отдадим ему нашего оцелота, а ты проси, чтоб за это он снизил цену на гепарда и ягуара. Да бери молодого, который крупней.

— Спасибо, дядя Женя! — Я впервые назвал старика этим теплым ласковым именем и вдруг почувствовал, что Плахотников для меня и вправду стал родным человеком.

Оформив документы, я вылетел в Москву. В тот же день от Кланта из Голландии прибыли четыре долгожданных тигра.

Я почувствовал себя сказочным богачом.

Приближался новый, 1959 год. В Московском цирке сменилась программа. Аэрос уехал. А на место, еще недавно занятое его леопардами, прибыли клетки с тиграми — начинались гастроли Марианны Рейс. Известная дрессировщица оказалась очень приятной и весьма женственной особой. Молодая, приветливая блондинка, веселая хохотушка, она произвела на меня впечатление совершенно несерьезной женщины. Облик Марианны абсолютно не соответствовал моим представлениям о том, как должна выглядеть укротительница. Такое мнение, вероятно, разделяли и тигры: они ее не слушались, нарушали дисциплину, баловались во время работы. Но зато и прекрасно размножались.

Тигр Ахилл владел целым гаремом: восемь самок беспрестанно ухаживали за ним, а он, снисходительно принимая их поклонение, неутомимо заботился о продолжении рода.

Мы с Плахотниковым любили наблюдать за репетициями Марианны Рейс, удивлялись ее постоянным импровизациям. Впервые в истории цирка тигры работали в манеже, затопленном водой до самого барьера. Из центра манежа поднимался пьедестал, а вокруг него вода была настолько глубокой, что тигры плавали. То, что творила Марианна, было совершенно невероятным. Но это было. Так свободно пускать тигров резвиться в воде! Так лихо, не опасаясь выпущенных когтей, играть и баловаться вместе с ними! Я поражался и жадно учился, впитывая чужой опыт.

Поговаривали, правда, что муж Марианны дрессировщик Константин Полосатов потихоньку напевает дирекции, что меня вместе с моими животными неплохо было бы убрать из Московского цирка. Будто бы тигров беспокоит соседство незнакомых животных и они, чего доброго, откажутся работать или вовсе нападут на Марианну. Я не хотел верить этим слухам, и мы прекрасно уживались с четой коллег-конкурентов.

Однажды, давясь от хохота, Плахотников рассказал мне любопытный анекдот:

— Дело было в Киеве. Марианна заболела. Чтоб не срывать представление, заменить ее взялся Константин. Ничего вроде бы особенного — уж его-то тигры слушаются, особенно Ахилл. Сам знаешь, когда жена выступает на манеже, Константин всегда стоит за клеткой. На самом-то деле руководит тиграми именно он. Но на сей раз Полосатов решил заменить Марианну полностью: напялил на себя ее платье, надел парик, ресницы наклеил. Вышел баба бабой, только сутулый и косолапый, а тигры его не узнали: налетели, содрали одежду. Еле ноги унес! Говорят, в Киевском цирке все до сих пор ржут, как ненормальные, когда вспоминают эту сценку.

— На кого же он был похож в женском костюме? — спросил я, чтобы не испортить старику удовольствия от хохмы.

— Ну, как тебе сказать, — застенчиво ответил Плахотников. — На мужчину, который не интересуется женщинами.

А моя собственная работа с животными мало-помалу двигалась вперед. Как и предсказывал Плахотников, к черной пантере по кличке Ватан я начал входить уже через несколько дней. Поначалу зверь шипел, делал угрожающие выпады, но броситься на меня так и не осмелился. Я же старался как можно меньше раздражать хищника. Вскоре, преследуя кусочек мяса, надетый на заостренный конец палочки, Ватан научился взбираться на тумбу и по команде переходить с одного места на другое. Играя с палочкой, он перекатывался через спину, и я постарался закрепить этот трюк. Понемногу мне даже стало казаться, что Ватан обладает чрезвычайно редким для леопарда мягким характером.