Значит, Наташа впервые выполнила свое обещание. Она говорила мне перед своим последним советом, что, если помогу ей тогда остаться в игре, она приведет меня к победе. Я на сделку не пошел. А Одинцов, выходит, поступил иначе. Зная, что его голос все равно не станет решающим, он не удивил меня тогда, проголосовав против верного соратника Сакина. Ясно, почему он так поступил. Он сделал то, о чем просила Тэн. И теперь она с лихвой вернула должок.

Снежана стоит рядом и слышит каждое слово Тэн. Она чувствует взрывоопасность ситуации. Продолжение сцены не может принести ничего хорошего ни моей говорливой собеседнице, ни репутации проекта «Последний герой». Снежана отводит Тэн от меня. Я медленно выдыхаю.

Игорь похлопывает меня по плечу, шутит:

— Ваня. Не переживай ты так. Хочешь, мы сейчас всех снова соберем и устроим суд над ними?

— Игорь, я же не говорю, что кто-то плох только из-за того, что не проголосовал за меня.

— Я шучу, Вань. Ладно тебе. Ты крепкий мужик. Ты был, может, достойнее Одинцова и, как и хотел, остался самым честным из нас. Ты молодец, Ванька!

Я сокрушенно киваю. От услышанного решение последнего совета не стало для меня более справедливым. Наоборот. Получается, Одинцов победил именно потому, что создал когда-то крепкий альянс, голоса которого и помогли ему сегодня? Значит — это верная тактика в жизни?

— Кстати, а ты, Снежана, за кого голосовала? — подзывает Игорь Снежану.

— За тебя, Ванька. Ты, правда, не расстраивайся так. Все равно все знают, что ты лучший, что ты у нас герой. Сегодня никто из вас двоих не проиграл.

Бодров, молчавший на протяжении всей беседы, достает сигарету и обращается ко мне: «Пойдем покурим, что ли». Мы уходим в сторону. Прикурив, он говорит: «Вань, знаешь, мы тоже все люди. И тоже болеем за кого-то из вас. Ты очень хорошо себя повел в этой жестокой игре. Но и ты человек. И ты мог сломаться. Я лично болел за Одинцова, только ты не обижайся». Дождавшись моего кивка, он продолжает: «Ничего страшного не произошло. Знаешь, как тяжело будет Сереге, когда он получит три миллиона. Он будет терять друзей, его будут пытаться обмануть. На тебе же это не отразится. Ты легче пройдешь медные трубы после острова. Огонь и воду ты уже прошел. Ты действительно настоящий герой. Не расстраивайся из-за денег».

— Я расстраиваюсь не из-за денег. Я их не чувствую, не представляю этой суммы. Она заоблачна и слишком далеко от меня. Я не из-за этого. Понимаешь, я шел к этому совету тридцать девять дней, боролся, сопротивлялся, гнул свою линию, пытался остаться самим собой, чтобы победить. Не выиграть деньги, а победить. Мне трудно сейчас философски отнестись к этому. Может, через день буду чувствовать себя хорошо, но сейчас не могу. Особенно на фоне того, что я сделал, чтобы победить. Вот и все.

В любом случае слова Бодрова мне помогли. Он не сказал ничего особенного, но в его устах даже обычные слова звучат по-другому. Ведь он знает все, что происходило на островах. И знает лучше меня, так как видел и слышал всех. Ему можно доверять.

После беседы с Бодровым пришел мой черед сказать перед камерой заключительное слово. Я стараюсь не заплакать, и мне это удается. Я говорю о том, что мне трудно описать свои чувства, но я не считаю себя проигравшим. Я представляю, какой груз ляжет на плечи Сереги, когда он получит приз. Мне не хочется, чтобы люди видели в нем сундук с деньгами, потому что в Сереге есть что видеть. Он достоин этого приза и, что намного важнее — звания «Последний герой». Мои размышления перед камерой никто не пытается прервать или направить в нужное русло.

— Все, — заканчиваю упавшим голосом, так и не позволив слезам покинуть пределы моих глаз.

— Стоп! — командует Андрей Челядинов. — Спасибо, Вань. Держись!

Хочется поскорее выбраться отсюда. Ребята уже давно перебрались в сухой домик для съемочной группы. Игра закончена, каждый из нас может потребовать всего, что захочет, даже связи с домом, но мне сейчас не до этого. Сакин, провожая меня глазами, находит, чем поддержать: «Вань, я тебе пиво принес. Хочешь, сбегаю за ним?»

— Спасибо, Серега, я попозже.

Я действительно благодарен Сереге. Чего тут сопли разводить. И так все понятно.

На берегу никого, кроме меня. Волны накатывают на камни, словно расстроенная чем-то девушка бьется о крепкую грудь спокойного мужчины. Сажусь на камень, который, как мне кажется, волны не достанут. Сзади слышны возгласы ребят, обсуждающих последний совет. «А я вижу тебя, Сакин, и мне так смешно стало! — вспоминает Одинцов. — Вы так все изменились, бли-и-ин! А где Ваня? Аня, ты Ваню не видела?»

Сижу тихо, чтобы меня не нашли, но неожиданно за спиной появляется фотожурналист Оля Чумаченко. Оля — прекрасная женщина и классный фотограф. Мы очень хорошо общались еще на отборе в Москве. А на острове, где нельзя было разговаривать друг с другом, рисовали ногой слова на песке, пока никто не видел. Мне кажется, она понимает меня сейчас. Оля дважды щелкает камерой. «Все, Вань, я отойду сейчас. Потерпи, пожалуйста. Иногда ненавижу эту работу». Оля уходит.

Наконец решился обдумать расклад голосов. Итак, Снежана, что стало полной неожиданностью, голосовала за меня. Игорь и Саша Целованьский — тоже. Остальные, значит, за Одинцова? И Анька тоже? Да-а… Инка, Сакин — это понятно. Если они обещали Одинцову поддержку, не нарушат данного слова. К Наташе нет вопросов по другим причинам, но Анька… Не хочу думать сейчас об этом, а тем более спрашивать ее почему.

Дождавшись-таки, когда море обдало меня сильной волной, иду пить пиво. Стало немного легче, даже не приходится сдерживать слезы.

— Где мое пиво? — нарочито грубо спрашиваю у пробегающего мимо Сакина.

— О! Это мне нравится. Щас, Вань. Все будет! — Серега ускоряется в домик. — Вот, держи, братец!

Пока уродую банку, добывая пиво, Сакин, обняв меня за плечи, говорит:

— Слушай, я думаю, ты все понимаешь. И мне не надо кричать, что ты достаточно крут, чтобы не искать веревки с мылом?

— Да, конечно, — слегка улыбнувшись, отвечаю я. Тремя глотками опустошаю банку. Ладонь сжимает жестянку и забрасывает ее далеко в джунгли. Досада и злость еще не ушли.

Перебраться на цивилизованный остров пока невозможно. Лодки не могут пристать к берегу из-за шторма. Меня находит Одинцов, который продолжает говорить слова уважения, будто извиняясь за победу. А Анька, оказывается, разбила подбородок. Она поскользнулась на пирсе, когда ее встречал Сакин на острове Коронеро. У нее было сотрясение мозга, и заметно, что ей сейчас невесело. Вот такая ухмылка судьбы на прощание.

Барьеры рухнули. Режиссеры, операторы, спасатели, врачи — все общаются друг с другом и участниками, веселятся оттого, что испытание для всех закончилось, хотя вскоре, думаю, будут жалеть об этом. Все хотят запечатлеться на память, но общее фото без меня никто делать не хочет. Кричали мне всей толпой — человек тридцать, наверное.

Наконец лодочник умудряется причалить, и мы быстро заполняем довольно хлипкое суденышко. Герои, как и раньше, кричат друг другу: «Аккуратнее с пальцами! Осторожней, волна — все держимся!» Каждый заботится не только о себе, но и присматривает за остальными. Очередная волна накрывает лодку, и вот мы уже сидим по колено в воде. Море хулиганит. Волны метров под пять плавно поднимают и опускают нас, как на гигантских качелях. Мы с Игорем вычерпываем воду и вместе с народом всю дорогу, минут тридцать, во всю мощь глоток распеваем: «А я в Россию — домой хочу, я так давно не видел маму». Я вообще-то не любитель пафоса и сантиментов, но орать вместе со всеми эту песню понравилось.

На острове Коронеро, в той части, где живут ранее отчисленные, а теперь и мы, все красиво и ухожено. Красивый пирс с огоньками, спокойное море, уютные домики, бар с телевизором. Мы будто заново родились и теперь познаем азы цивилизованной жизни. Нас с Серегой помещают в апартаменты. Они самые большие и удобные — что-то вроде класса «люкс». Никто не беспокоится, что мы можем повздорить из-за выяснения, кто из нас лучше, или еще бог знает чего. Это действительно так: мы с Серегой сейчас дружны, как никогда. Он не победитель, а я не проигравший. Весь вечер нас называют исключительно «последние герои». Это приятно.