выреза моей рубашки. И расстегивает одну пуговицу. Потом еще. – Не

говори, что я тебя не предупреждал.

Я никогда не внимала предупреждениям Остина и сегодняшний день

не исключение. Даже тогда, когда мы запыхавшиеся лежим с моей

обнаженной спиной прижатой к холодному мраморному полу. Ни позже,

когда мы надежно защищены мягким одеялом в моей постели. Ни тогда,

когда он нежно целует и говорит, что любит меня. Он предупреждал меня,

что все закончится плохо, но я даю Остину именно то, чего он просит. Я

отдаю ему все.

– 53 –

Два часа перед Сбором, у меня последняя возможность убедить

Порцию сражаться вместе с нами. После прошлой ночи Остин не думает, что

в этом есть особый смысл. Может быть он и прав, но кое-что, что сказал

Блейк не дает мне покоя. Он заглядывал внутрь ее души и по-прежнему

хочет верить, что она сделает правильный выбор.

Это должно значить, что какая-то часть Порции все еще любит свою

семью.

Мик ждет на подъездной дорожке в большом черном седане, на

котором он привез меня из аэропорта домой. Он кивает мне в зеркало заднего

вида, когда мы усаживаемся на заднее сидение.

Паб полон, почти каждый столик занят местными и туристами,

едящими, пьющими и смеющимися, не догадывающимися о том, что вот-вот

разразится битва за контроль над миром у них на заднем дворе.

Джо стоит перед лестницей, загораживая проход вверх или вниз. Он

качает головой Мику.

– Мы сделали все, что могли.

Мик не сдает позицию.

– Не смотри на меня так. Я просто везу своего подопечного. Ты же тот,

кто позаботился о том, чтобы он сражался. Не я восстановил его силу.

– А что если я ошибся? – Джо тяжело вздыхает.

– Ты только сейчас об этом подумал? Потому что последние тысячи

лет мало что сделали, чтобы развеять мои опасения, – ухмыляется Мик.

Губы Джо искривляются почти в улыбке.

– Я мог бы обойтись и без негатива. – Он засовывает руки в карманы

своего черного пыльника. – Самуэль говорит, что фуа все еще не

определились.

– Они не встанут на чью-либо сторону, пока не будет явного

победителя.

Джо кивает и отходит в сторону, давая нам с Остином пройти.

– Попробуй номер 217.

Я гляжу на комнату Блейка. Знает ли он, как близко на горизонте

маячит Сбор? Приготовился ли он к сражению?

Мы останавливаемся перед номером Порции. Остин слегка стучится в

дверь.

Голос Порции доносится изнутри.

– Я же сказала тебе, оставить меня в покое.

Остин стучится снова. В конце концов, мы слышим шаги, и Порция

открывает дверь нараспашку. На долю секунды на ее лице отражается

удивление, она глядит на меня.

– Ты хочешь, чтобы я поразила тебя замертво.

– Я хочу, чтобы ты подумала о том, что делаешь.

– Неужели? Потому что чем больше я об этом думаю, тем меньше

нахожу оснований, чтобы позволить тебе вторгаться и разрушать мою жизнь.

– Ее голос дрожит. Слезы собираются в уголках глаз. Она почти захлопывает

дверь, но я успеваю шагнуть в комнату.

Ее номер – просто катастрофа с одеждой, разбросанной среди

спутанных простыней на кровати и раскиданной по полу. Единственная не

заставленная косметикой и средствами по уходу за волосами поверхность –

небольшой столик возле ее кровати с одной маленькой фотографией в рамке.

На ней Блейк обнимает ее, когда они позируют перед рестораном Вольфганг

Хантерс. Блейк улыбается своей фирменной улыбкой с ямочками. Он

выглядит счастливым, хотя не возможно наверняка сказать, что он

действительно чувствует. Порция тоже выглядит счастливой. Они прекрасно

смотрятся вместе, и у меня немного щемит сердце, когда я смотрю на

Порцию сейчас, ее глаза затуманены, движимые ненавистью.

Может быть, им было когда-то хорошо вместе. Если бы я не сняла

браслет на вечеринке у Остина прошлой весной. Если бы не заявила права на

Блейка. Не соединила свою душу с его. Но я ничего не могу сделать, чтобы

изменить случившееся. Все что я могу – это попытаться повлиять на то, что

произойдет дальше.

– Прости, – говорю я.

Порция щурит глаза.

– Простить за что? Что Блейк любит тебя, а не меня? Ты действительно

думаешь, что мне нужна твоя жалость?

– Нет. Но мне бы хотелось, чтобы все было по-другому. Может быть,

все еще получиться.

Порция издает грубый смешок.

– Каким образом? Мой отец никогда меня не простит. Блейк меня

ненавидит. По крайней мере, Лайам принимает меня такой, какая я есть.

Я беру руку Порции.

– И какой же?

Порция глядит на мою руку, сжимающую ее. Она не пожимает в ответ,

но также и не отдергивает ее.

– Я – бандия.

– Нет. Вопрос – какая? Какая ты на самом деле, Порция?

Пальцы Порции дрожат под моими. Она отдергивает руку.

– Убирайтесь.

Я стою на своем.

– Это твоя семья. Блейк хочет верить в тебя. Я слышала, как он сказал

это. Он бы мог убить тебя, но не сделал этого.

Слезы бегут по ее щекам.

– Он – придурок. Я убью его. Я не проживу еще один день, чувствуя,

как сильно он ненавидит меня. И как сильно любит тебя. Каждая клетка

моего существа желает покончить со всем этим.

Слова жалят. Блейк не любит меня. Как можно любить, не доверяя? Но

я понимаю, что чувствует Порция.

– Тебе решать, Порция, как это закончится. Ты можешь сражаться

вместе с Блейком или же против него. Это твой выбор.

Порция сильно толкает меня в грудь, откидывая назад. Остин

подхватывает меня за плечи до того, как я падаю. Она подходит ко мне.

– Точно. Ты не можешь говорить, что мне следует делать. Ты ничего не

можешь мне говорить.

Воздух кружится вокруг нее, развевая волосы вокруг ее лица.

Фотография со столика отлетает, ударяясь в стену с достаточной силой,

чтобы треснуло стекло. Остин оттаскивает меня к двери, прочь от вихря.

– Порция, пожалуйста. – Мои слова заглушаются в вое ветра.

Остин тянет меня за дверь и захлопывает ее за нами. Мы оба стоим,

прислонившись к стене в коридоре, и переводим дыхание.

– Думаю, что все прошло хорошо. – Остин искоса поглядывает на меня,

его губы скривились в улыбке.

Он ведет меня в паб. Я держусь следом за ним, пока он убеждается, что

в комнате все чисто. Мы прижимаемся к стене и готовы уже пронырнуть

через кухню, когда я замечаю знакомую женщину с короткими светлыми

волосами, входящую через главный вход. Женщина с поезда. Корпоративная

Тинк. Она одета в строгий красный костюм, сшитый, чтобы подчеркнуть ее

изящное телосложение. Но мое внимание привлек не ее наряд. А серебряный

кулон, висящей на ее шее. Мое ожерелье.

Я отпускаю руку Остина и направляюсь через паб.

Женщина замечает мое приближение и хватается за горло, прикрывая

подвеску рукой. Она разворачивается и выбегает на улицу.

Я бегу за ней. У нее мое ожерелье. Моя сила.

Ее легко заметить в ярком красном ансамбле, да и к тому же она не

может очень быстро бежать на своих черных шпильках. Она спотыкается,

как только попадает на мощеную улочку. Я набрасываюсь на нее,

приземляясь сверху. Она исчезает подо мной во вспышке белого света.

Дерьмо. Я привстаю на колени в тот момент, когда Остин тянется к

моей руке. Он помогает мне подняться.

– Кто она? – спрашивает он.

– Фуа, – отвечаю я. – У этой сучки мое ожерелье.

Еще одна вспышка белого освещает улицу на полквартала впереди. Я

бегу к ней.

Белая лошадь с толстым хвостом, заканчивающимся плавником,

появляется прямо посреди улицы. Она переходит на бег, скача к воде. Я

пускаюсь за ней и бегу так быстро, как только могу, даже не смотря на то,

что нет никакой надежды поймать ее теперь.

Лошадь перепрыгивает через трехметровый забор, ограждающий