Он что-то прошептал еле слышно, но выражение его лица явно смягчилось.

— Я также приношу извинения за Дэвида, но мой кузен — страстный любитель лошадей. Уверяю вас, он непременно извинится, когда мы подъедем ко входу.

Лорен еще раз отважилась бросить на него взгляд, вспомнив, как нежно прикасались к ее губам эти суровые губы. Ее била дрожь. Лорен молчала, боясь сказать лишнее, выразить обуревавшие ее чувства. Она должна забыть о том, что произошло вчера. И никогда не вспоминать.

— Как… как жаль, что леди Марлен не смогла отправиться на прогулку вместе с вами. Она получила бы большое удовольствие. Передайте ей мои соболезнования! — щебетала она, мысленно содрогаясь от своих глупых, до невозможности глупых слов.

— Непременно, — нехотя проговорил он.

Она заметила, как у него подергивается подробно но заставила себя отвернуться и сосредоточиться па пейзаже. Они ехали молча; казалось, прошла целая вечность. Вот и озеро. Алекс неожиданно остановил экипаж.

— Давно я не заезжал в парк так далеко, даже забыл, как он красив.

— Необычайно красив, — задумчиво произнесла Лорен. Алекс молчал, глядя на озеро, он уже не казался таким напряженным.

— Не хотите ли немного пройтись? — вдруг спросил он и, не дожидаясь ответа, соскочил с сиденья.

Она невольно кивнула, и тут же его сильные руки подхватили ее и опустили на землю. Однако он не убрал рук с ее талии и внимательно смотрел на нее. Слишком внимательно. Лорен почувствовала, что краснеет, и быстро отошла прочь, чтобы он не заметил, как волнует ее его близость.

Он тихонько вздохнул и указал на тропинку, ведущую к ивовой роще. Они шли бок о бок в полном молчании. По мере того как они углублялись в рощу, голоса людей, лошадиное ржание, скрип и грохот множества экипажей постепенно затихали. При других обстоятельствах это была бы прекрасная прогулка, но Лорен не могла избавиться от мысли, что ей не следует оставаться с ним наедине. Определенно не следует.

Однако она не предлагала повернуть обратно.

— Когда я был мальчишкой, мы с братьями проводили здесь много времени и хорошо изучили парк. Если не ошибаюсь, сейчас мы выйдем на небольшую лужайку.

Он оказался прав. Сюда редко заходили посетители, и трава была высокой и влажной; и пока Лорен сражалась со своим платьем, стараясь не замочить подол, Алекс подошел к маленькому водоему и присел на корточки, чтобы напиться. Его бедро, еще недавно прикасавшееся к ее бедру, внезапно напряглось под бриджами. «Господи, какая жара!» — подумала Лорен и сняла шляпку. Алекс плеснул водой себе на лицо. Мышцы его спины напряглись, и Лорен попробовала представить себе, как выглядит его спина под сюртуком. И тут же пожалела об этом, поскольку у нее появилось какое-то странное ощущение. И чтобы воображение не завело ее чересчур далеко, она резко повернулась и пошла вперед.

Алекс тоже пытался справиться со своими чувствами, но бесполезно. Господи помилуй, когда-то он видел только ее глаза, а теперь видит ее всю — и гибкую фигуру, и выделяющиеся под облегающим платьем изящные линии ее тела, и кончики тонких пальцев, в которых она небрежно держит шляпку. Он замечает все до мелочей — и то, как она теребит нижнюю губу, придя в волнение, или опускает глаза, когда на душе у нее спокойно. Сейчас он следил, как она идет по лужайке с беспечным видом.

Волосы у нее были стянуты на затылке, и он вспомнил, какими они были, когда он впервые встретился с ней на тыквенной бахче, — густыми, волнистыми, распущенными. Он медленно выпрямился, представив себе, как она, нагая, лежит в его постели в ореоле собственных волос. Проклятие, нечего ему здесь делать. Вспомнил Марлен, ее глаза. Большие, карие, очень красивые.

Только они не блестят, как у Лорен.

Она остановилась, чтобы понюхать сирень. Мысль о том, что она может выйти за этого немца, пронзила его словно шипом. Но что ему за дело до этого? Нет, этот ангел слишком очарователен, слишком красив… слишком хорош для баварца. Лорен слишком хороша для любого мужчины, любого, кроме…

Стоп! Хватит думать об этом.

Лорен отвернулась от куста сирени, рассеянно вертя в руках свою ненужную шляпку, и улыбнулась ему.

— Интересно, — спросил он наконец, — как вам удалось убежать от этого Гнуса? Он вечно крутится возле вас. Лорен нахмурилась:

— Вы имеете в виду Магнуса? Он мой друг. Иногда сопровождает меня. Он приехал погостить в Лондон. Алекс с сомнением выгнул бровь.

— Вот как? Что-то не замечал, чтобы он бывал в гостях у кого-нибудь, кроме вас.

— Это потому, — она с вызовом вскинула голову, — что он мало с кем знаком в Лондоне. И светская болтовня его не занимает.

— А сиротки занимают? — бросил он, сам удивившись столь бестактному вопросу.

Но, увидев, что от негодования ее брови взлетели вверх, удовлетворенно улыбнулся.

— В действительности он попал в Лондон через Роузвуд. Он видел детей и нашел, что они замечательны.

— Полагаю, иначе и быть не могло, раз он добивается вашей руки.

Она крепко обхватила себя за талию. Шляпка болталась сбоку, и Алекс понял, что невидимая под платьем ножка взволнованно постукивает о землю.

— Он не собирается добиваться моей руки, — безапелляционно заявила молодая женщина. — Граф Берген — это… — Она опустила глаза. Шляпка в руке замерла. — А когда состоится ваша свадьба? — внезапно спросила она.

Боже, удар ниже пояса! Мало того, что он чувствует себя законченным подлецом из-за своего вчерашнего поступка, который Лорен сочла просто распущенностью, и постоянно преследует ее, так она еще заговорила о его свадьбе именно в тот момент, когда ему меньше всего хочется думать о Марлен.

— В августе, — с трудом выдавил он.

— Леди Марлен будет великолепна в подвенечном наряде. — Она натянуто улыбнулась, в то время как глаза говорили совсем другое.

— Не так великолепна, как вы, — тихо произнес он. Лорен бросила на него изумленный взгляд.

— Прошу прощения, ваша милость, но ваши комплименты… они смущают меня, — помрачнев, сказала Лорен.

Смущают и раздражают, это он вполне допускает. Но вовсе не так, как порыв неоправданной, необоснованной ревности. Алекс резким движением снял шляпу, провел рукой по волосам. Лорен склонила голову набок и, мило нахмурившись, смотрела на него. На ее лице играли тени ивовых листьев, и это напомнило Алексу прекрасную картину — из тех, в которых каждый раз находишь что-то новое для себя. Сердце его взволнованно забилось.

— Вы любите живопись? — неожиданно спросил он. Она удивленно взглянула на него:

— Простите?

— Вы любите живопись? Портреты, например? Она смотрела на него так, словно он попросил ее пристрелить его бесценную кобылу.

— Я… я… А почему вы спрашиваете? — настороженно спросила она, глядя, как он приближается к ней.

— Вы как портрет.

— Портрет?

Бесценный портрет, подумал он, который в данный момент принадлежит ему одному.

— Это вас беспокоит?

— Ну… а какой портрет? — озадаченно спросила она.

Он с небрежным видом обошел вокруг нее, тайком восхищаясь ею и делая вид, что любуется окружающим пейзажем. Потом остановился у нее за спиной, восхищаясь ее лебединой шеей, мягким изгибом плеч.

Ее портрет на сердце у меня

Мой глаз-художник начертал правдиво;

Я рамой стал, ее портрет храня,

Но главное в искусстве — перспектива…

— Вот какой портрет, — пробормотал он.

Она была явно ошеломлена, щеки ее порозовели. Алекс остановился перед ней. Она в смущении рассматривала пуговицы на его жилете.

— Шекспир, — прошептал он, — написал эти строки о вас.

Она медленно подняла ресницы.

— Лживая лесть, ваша милость.

— Это не лесть, уверяю вас. Жаль, что этикет не позволяет нам открыто восхищаться прекрасным.

Румянец ее стал гуще, и она улыбнулась широкой улыбкой — впервые после приема у Грэнбери; у него перехватило дыхание. До боли захотелось прильнуть к этим полным розовым губам, и он провел костяшками пальцев по ее щеке. Лорен вздохнула, и в этот короткий ослепительный миг Алекс увидел своего ангела. Сверкающие сапфировые глаза, темные ресницы, слегка приоткрытые губы.