— Дахи, это чёрти что какое-то, — пес, скосившись, приподнял левую бровь.
— Так вот, — малец с нажимом продолжил. — Принеси вещь, что лежит у забора тому, кем она по-настоящему пахнет… Малай?!..
— Малай?
И я такого выражения морды еще не удостаивалась. Именно с ним Малай медленно встал, развернулся и направился прямо к платку. Еще бы — при нем суетились. А потом, уже с добычей в зубах потрусил обратно к нам. Мы с Дахи на своих сидячих позициях замерли. Пес — едва ли, на секунду. И, фыркнув прямо в платок…
— Мама моя… — теперь еще и в слюнях, он на моих коленях смотрелся совсем уж… тоскливо. Инициалами «СИ» на виду.
— Монна Зоя, о чем я вам говорил?!
— Дахи. Мама… моя…
Глава 19
И небо с низкими зимними тучами, и заставленный чанами в глиняных подтеках двор и высокий забор, все кружилось сейчас. И в этом тусклом кружении одно за другим всплывали размытые лица: «Знакомьтесь, Зоя — моя давняя подруга, Сусанна Иззи»… «Ах, да: „дружба“ — в первую очередь», — и громкий женский смех…
— Монна Зоя… монна Зоя, вы, наверное, сильно расстроились?
«У него вообще правило в отношении женщин: либо — любовница, либо — друг»…
— Монна Зоя, я перед вами с капитаном виноват: надо было сразу ему…
«… Я думаю. Как раз, пора… О многом, Зоя. О своем будущем, например. О своем деле»… «Куда?!», — мне вслед с такою тоской в глазах… Вот же, дура. Дура. И как я раньше-то не увидела? Все эти взгляды внимательные и мелкие «шпильки», но всегда неизменное: «Вито», — голосом, каким только в храме у статуи и…
— … я просто тогда испугался: мы с ней все время были на одном корабле. И после, уже здесь, в Диганте. А, вдруг бы она и меня, как вас?
— Что?.. Дахи… — и, выдохнув, опустила на мальчика глаза. — Дахи, ты все правильно сделал. Ты ведь — ребенок. Куда тебе против нее? Да и капитан бы, вряд ли… поверил.
Тот, скривившись, пожал плечами:
— Не знаю. Вы, и то, не сразу поверили. А уж он… Монна Зоя, а почему она задумала с вами такое?
— Почему?.. — поймет ли?.. Наверное. — Потому что, она его… любит.
— Кого?
— Как, «кого»? Капитана. А любовь, она разная бывает.
— Да. Любовь, она — разная, — Дахи с чувством откинул мелкий глиняный черепок. — Моя мама тоже нас с отцом… любила. А потом, взяла и ушла. Ну, а здесь то?
— Да она сначала, вряд ли, убийство планировала, — притянула я мальчика к себе. — Это потом уже, после… хм-м, нашей «последней ночи». Зато теперь, наверное, утешает и музыкой и умными разговорами и дружескими советами.
— Угу. Один я точно слыхал, — зло буркнул малец. — «Забудь ее. Она так решила».
— А что? Не так уж и глупо.
— Монна Зоя?!
— Да, Дахи? — склонилась я к нему.
— Так вы это дело пустите в дрейф? Мы же с вами выяснили, что вы — не Ангел. Так с чего?
— А с того, что я жду ребенка. И для меня сейчас главное — его нормально родить. А уж дальше…
— Что, «дальше»? — прищурился Дахи.
— А дальше… мы с монной Сусанной еще потолкуем… о превратностях любви, — и, обхватив покрепче мальчика, снова уткнулась глазами в серое небо. — Надеюсь, оно мне… поможет.
— Что? — громко вздохнул тот.
— Колесо судьбы. Вон та туча на него сильно смахивает.
— Какая?.. О-о. По мне, так на веселую рожицу больше.
— Сам ты…
— Р-р-гаф! Гаф! Р-гаф!
Высокие ворота с треском разбухшего дерева, разъехались в разные стороны…
— Ох, ты ж… Вот это… конфигурация, — мессир Беппе застыл в самом створе ворот с таким выражением на лице, будто я — уже родила. Причем, Дахи.
— Мессир Беппе, я сейчас вам всё…
— Святые угодники! — мама моя… Следом за мужем во двор вплыла монна Розет. В праздничной красной шали.
— Монна Розет, я сейчас… о-ох. Это — Дахи, — и оба на пару подскочили с крыльца.
— Здравствуйте, — проблеял ребенок.
— И он пришел ко мне в… на… — а дальше вышла заминка.
— Чтоб ее защитить.
— Дахи, ты — в своем уме?
— А что? Больше я не струшу и разве защита вам не нужна?
— Да ты с таким заявленьем будешь защищать меня под камнем в лесу, потому что нас сейчас обоих на пару…
— Зоя, извини, что встреваю, — подбоченясь, направился к нам хозяин хором. — Но, хотелось бы знать: откуда это… чудо? — и с пристрастьем уставился на мальца.
— А-а… Так вы зилийцев никогда…
— Я — с Девяти Божьих скал, мессир, — почесало «чудо» правое ухо. — Мой отец и в правду, с острова Зили, а мама…
— Местная красавица. Чидалийка. И он теперь — младший матрос на очень уважаемой бригантине. И сам очень… хороший, — скосилась я на монну Розет. — А сюда пришел, потому что…
— Монна Зоя, о том я уже сказал.
— Ну, так теперь помолчи, а то…
— А скажи ко мне, отрок! — на этих словах мы оба разом заткнулись. Монна Розет в полной тишине расправила шаль. — В каких Богов веруешь?
— Верую в Единородного Бога всех живущих на Алантаре христиан, — как боцману из шеренги, отчеканил, вдруг, Дахи. — И назван в честь Святого великомученика, покровителя солдат, лучников и… гончаров, Себастьяном. Но… лучистая монна, зовите меня просто, Дахи, — и совсем уж нагло расплылся во все лицо.
— Мама моя…
— Ох, ты ж…
— Себастьян, значит?
— Так точно, лучистая монна.
— Ну-у… тогда зови меня просто, монна Розет. Ты к нам надолго, Дахи?
— Розет?
— А чего? — вперилась она в мужа с «лучистым» прищуром. — Ты ж сам хотел нанимать кого-нибудь из деревни? И вообще, зачем я с тобою сюда тряслась?
— Ох, и… — прихлопнув ладонь к затылку, развернулся тот ко мне. — Зоя, мы ж праздновать сейчас будем.
— Что? — сглотнула я слюну… после такого-то.
— Так горшки наши расписные ушли, не касаясь лотка. Даже те, что ты «пробными» посчитала.
— Беп-пе?
— Ах, да, и сегодня ж еще — Рождество. Так что… Дахи.
— Да, мессир Беппе!
— Надеюсь, у тебя не только язык длинный?
— Не-ет, — насмешливо скривился малец. — Я много чего умею.
— Ну, пойдешь тогда ко мне в сезонные подмастерья, охранник. У нас к Пасхальной ярмарке много работы будет. Зоя, я и темперы тебе еще купил. Кстати, как самочувствие?
— Теперь совсем… хорошо, — с глубоким чувством, выдохнула я…
Пламя в каминной нише раскрасило суровые серые камни медовыми всполохами янтаря. А в маленькой комнате остро пахло хвойником, жареным мясом с пряностями и сухой теплой глиной (куда ж без нее?). Отблески огня плясали на пышных усах мессира Беппе, откинувшегося в своем скрипучем кресле, и в прищуренном взгляде монны Розет, тянущей за столом чай… А глаза у нее и в правду, лучистые. И как я раньше и этого не увидела? Вот Дахи, так сразу… Сам же востроглаз, приткнувшись ко мне на каминных ступенях, сонно сейчас внимал:
— Это же целое искусство, Дахи — гончарное ремесло. Ведь, хороший гончар, он, как… — скосился мессир Беппе на супругу. — как Бог, потому как всеми четырьмя стихиями управляет: огнем, водой, воздухом и землей. Даже легенда есть о том, как…
— Ну, ты, «повелитель стихий», опять любимую байку вспомнил?
«Повелитель» с готовностью вскинулся:
— Вот так я и думал, Розет! Не утерпишь ведь, чтоб ехидством своим не прервать.
— А чего это ты креслом своим на меня скрипишь? Нашел, чем хвастаться в святую то ночь. Уж сегодня б хоть воздержался.
— Так Он же все видит и в любую в году ночь, — воздел выбеленную глиной пятерню мессир Беппе.
— А и точно. Ну, так порадуй Его не очередным бахвальством а…
— Чем?.. Ну, чем?
— А-а, ты другого то и не знаешь.
— А вот и неправда!
— Ну ко, ну ко?
— А-а-а… Дахи!
— Так точно? — встрепенулся малец.
— А ты слыхал историю про наш рождественский кулич, панеттоне?
— Не-ет, мессир Беппе.
— А то я тебе сейчас расскажу! — с вызовом скрипнуло старое кресло.
— Да неужто? — скептически брякнула на столе кружка. — Ну так, мы с Зоей тоже послушаем… с какого места ты к горшкам своим «сворачивать» начнешь.
