— Хотя нельзя сказать, что она так уж недолюбливала Чурикова, — задумчиво сказал Осокин.

На следующий день Свиридов направился к Дедовскому. Благо риэлторская контора последнего находилась в нескольких минутах езды от охранного агентства «Шериф».

На входе сидел толстый охранник и отгадывал кроссворд. Свиридов заглянул ему через плечо и увидел, что бравый Цербер отгадал только одно слово: «знаменитая трагедия Шекспира», шесть букв.

Ответ: «Мцырри»…

Владимир усмехнулся и прошел дальше, по длинному коридору, застеленному ковровой дорожкой. Горе-кроссвордист даже не поднял головы: настолько бесшумно двигался Свиридов-старший.

Офис риэлторской фирмы «Пенаты» оказался небольшим, но роскошно отделанным помещением. Он помещался на втором этаже старинного дома, по всей видимости, бывшего дворянского особняка.

В приемной сидела секретарша. При виде ее Свиридов на секунду забыл о цели своего посещения, но вовремя сориентировался и проговорил:

— Доброе утро. Я хотел бы видеть Александра Даниловича. Он здесь?

— По какому вопросу? — проговорила та, подняв хорошенькую головку с на редкость изощренной прической. Вероятно, стилисту и парикмахеру какого-нибудь модного салона пришлось ударно поработать, чтобы соорудить такое пиршество парикмахерской мысли.

— По вопросу разгадывания кроссвордов, — невозмутимо ответил Владимир и смахнул невидимую пылинку с рукава пиджака.

Девушка недоуменно посмотрела на изощряющегося в сомнительном остроумии посетителя и сказала:

— Простите… что-то я не поняла.

— Простите, миледи, как ваше имя? — ослепительно улыбнувшись, проговорил Свиридов.

— Анна, — машинально ответила та и поднялась.

— Так вот, Анечка, передайте Александру Даниловичу, что его хочет видеть господин Свиридов из охранного агентства «Шериф». Это довольно спешно.

Секретарша, скользнув взглядом по его элегантной фигуре, выпорхнула из приемной.

…Александр Данилович Дедовской оказался одним из самых обаятельных, красивых и вежливых людей, каких только приходилось когда-либо видеть Владимиру.

Более того, он чем-то походил на самого Свиридова — возможно, четкими, сильными линиями породистого лица, прямым взглядом по-азиатски чуть раскосых глаз, статной фигурой и тем неуловимым, властно затягивающим магнетическим шармом, что сейчас модно именовать звучным термином «харизма».

В безукоризненно отглаженных черных брюках, элегантной белой рубашке и стильном галстуке, он выглядел типичным солидным бизнесменом средней руки.

Кто бы мог поверить, что за плечами этого двадцатисемилетнего импозантного человека пестрое, неоднозначное, быть может, размалеванное кровавыми разводами прошлое.

— Чем могу служить? — хорошо поставленным звучным голосом спросил он, вежливо привстав навстречу входящему в его кабинет Владимиру. — Вы от Анатолия Григорьевича?

— Вы знакомы с Анатолием Григорьевичем?

— К сожалению, мало. Но сталкиваться приходилось. Господин Свиридов? А по имени-отчеству?

— Владимир Антонович.

По лицу Дедовского скользнуло что-то похожее на легкое удивление. Вероятно, Александр Данилович уже слыхал подобное ФИО…

— Владимир Антонович? Очень приятно.

Так что вы хотели мне сказать?

— Вероятно, это не совсем то, что вы ожидаете от меня услышать, и потому вряд ли наш разговор можно назвать приятным. Заранее приношу свои извинения, — замысловато начал Свиридов, держа в голове не столько повод визита, сколько точеные формы секретарши Анечки.

Александр Данилович кашлянул и недоуменно поднял красиво изогнутые густые брови:

— Простите… я не совсем понял.

— Это касается двух ваших знакомых, приказавших на днях долго жить. Причем при весьма загадочных и неоднозначных обстоятельствах, — сухо проговорил Владимир. — Если не ошибаюсь, Александр Данилович, у вас с ними были какие-то серьезные разногласия.

Мягкая доброжелательная складка губ Ледовского отвердела, взгляд приобрел легкий металлический блеск.

— Вы имеете в виду Малахова и Чурикова? — спросил он тем не менее все тем же безукоризненно ровным голосом.

— Да.

— И вы расследуете причины самоубийства этих парней по поручению их родственника? Вы понимаете, о ком я говорю.

— Да, можно сказать, что подобный разговор с Константином Ильичом имел место.

Дедовской открыл пачку «Собрания» и протянул ее Свиридову со словами:

— Курите?

— Нет, воздерживаюсь.

— А я закурю, если не возражаете, — ровным голосом выговорил риэлтер, щелкая «Зиппо», и, несколько раз глубоко затянувшись, произнес:

— Не скрою, мне неприятны разговоры об этих людях. Особенно по такому поводу. Но если я могу быть вам полезен, спрашивайте.

— Мне сказали, что у вас был повод для неприязни как к одному, так и другому.

— Неприязни? — Дедовской широко и неестественно улыбнулся. — Что вы! Это были слишком незначительные люди, чтобы я мог как-то относиться к ним. Студенты… Как видите, я не придерживаюсь сакраментального aut bene, aut nihil — о мертвых либо хорошо, либо ничего.

У нас действительно были некоторые трения, но я уже давно забыл об этом.

Классическая латинская цитата была впарена в монолог Дедовского умело и с большим достоинством — все-таки у человека врожденный такт и умение держать себя с абсолютно незнакомыми людьми.

Но тем не менее Владимиру показалось, что Дедовской определенно что-то недоговаривает.

Владимир решил идти напролом: изощренные психологические атаки стоит оставить на долю философам, священникам и следователям по особо важным делам.

— Вы в самом деле поссорились с Малаховым из-за женщины? — вкрадчиво произнес он.

Лицо Дедовского стало таким холодным, что Свиридов подумал: недаром он носит такую арктическую фамилию. Впору идти в загс и усугублять эффект переименованием в Александра Даниловича Северного-Ледовитого.

— Какое это имеет значение? — медленно произнес риэлтер. — Да, из-за женщины. Но этой женщины уже три месяца как нет, и я считаю совершенно излишним говорить о ней, уважаемый Владимир Антонович. Но если вы клоните к тому, что это я устроил преисподнюю двум этим болванам из-за Лены, то вы совершенно неверно оцениваете ситуацию. Я ни при каких обстоятельствах не стал бы разделываться с ними только за те мелкие недоразумения, что были между нами. Вот если бы они были причастны к ее смерти и я знал это с совершенной уверенностью…

— Что тогда? — машинально спросил Владимир.

Дедовской пожал плечами и выпустил несколько колец табачного дыма.

— Тогда я не отказался бы признать свою причастность к их смерти. При определенных обстоятельствах, разумеется. Потому что тогда я не мог бы не отомстить… Я, кажется, изъясняюсь достаточно ясно?

— Да, — проговорил Владимир, несколько озадаченный словами Якоря. — Совершенно ясно, Александр Данилович.

— Я ничего не знаю о том, что толкнуло на самоубийство этих незадачливых Малахова и Чурикова, — отчеканил Дедовской. — Откровенно говоря, мне безразлично — живы они или мертвы. Это последнее, что вы можете услышать от меня по поводу этого темного дела.

На долю секунды неосознанная, инстинктивная жестокость промелькнула в лице Ледовского, словно на мгновение раздернулась пелена его врожденного обаяния и светского такта, почерпнутого неизвестно где, — и из-за спины респектабельного и уважаемого бизнесмена выглянул уголовник и беспределыцик Якорь, при одном имени которого трепетал не самый трусливый Олег Осокин.

Не говоря уж о Вале Чурикове.

Владимиру ничего не оставалось, как только откланяться, выразив свою благодарность хозяину кабинета за то, что он счел возможным ответить на его вопросы.

Нет, это не он убийца. Александр Данилович не станет разменивать себя на названивание по телефону людям, которых он даже не ненавидит, а просто презирает.

Еще бы — человек с именем и отчеством Александр Данилович просто обязан держать себя на уровне. Все-таки именно так звали генералиссимуса и светлейшего князя Меншикова.