Сказав это, он отвернул своё бледное лицо и снова уставился в море. Почувствовав неловкость, маркиз отошёл, едва поклонившись. Путешествие утомило его, едва начавшись. Зря он согласился на предложение герцога — следовало обратиться с просьбой к Гранитэли, и она в один миг перенесла бы обоих путников на другой берег, а уж Лавару он бы как-нибудь всё объяснил. В конце концов, он дивоярец, а дивоярским волшебникам такие вещи — раз плюнуть.

Вернувшись в свою каюту, он завалился на роскошный диван и открыл книгу из личного собрания герцога Даэгиро. Читая жизнеописание какого-то давно почившего монаха, Лён задремал и накрыл лицо книгой. Приснилось ему, как корабль на полном ходу вплыл в пасть огромной морской рыбы, на спине которой расположилась целая деревня со всеми пашнями, дорогами, окрестными лесами. На голове левиафана гуляла свадьба, а на плавниках мирно удили рыбу местные рыбаки. По верхней же губе с баграми в руках гуляли бородатые мужики — они заглядывали вниз с головокружительной высоты и кричали на корабли: давай, давай!

— Проснись, Лён! — возбуждённо кто-то дёргал его за рукав рубашки.

— Что такое? — сонно спросил он.

— Ты пойди и посмотри, что творится! — заговорил ему в самое ухо Лавар Ксиндара.

С морем в самом деле творилось нечто непонятное. День уже кончался, и всё обозримое пространство погрузилось в странный, словно неземной свет — лилово-розовый закат, в котором море приобрело глубоко-зелёные тона, отсвечивающие пурпуром. Но не это было удивительно, а та мелкая рябь, что покрыла водную поверхность. В воздухе витал странный объёмный гул, и мелкая вибрация передавалась по палубе и бортам.

Что-то вроде водяной решётки покрывало море — отчётливые шестиугольные кластеры, границы которых составляли маленькие фонтанчики, а на углах мерно, в такт вибрации подпрыгивали шарики воды, отсвечивающие в закатном свете кроваво-красным, отчего всё море казалось покрытым трепещущим бисером. Чем дальше от корабля, тем более сливались эти бусины, превращая дальние воды в фантастически прекрасный ковёр рубинов.

— Что это такое? — недоуменно спросил маркиз, захваченный безумной красотой зрелища.

— Подводное землетрясение, — мрачно отвечал капитан Саладжи.

Он отошёл от своих гостей, отдавая распоряжение закрепить все предметы на своих местах и наглухо задраить люки в трюм.

Из глубин начали вплывать гроздья пузырьков, лопаясь на поверхности и выпуская воспламеняющийся газ. Всё море покрылось синими огоньками. Одновременно стали выскакивать морские обитатели, словно стремились в ужасе покинуть свой недавно гостеприимный водный дом. На поверхности воды разыгрывалось странное и страшное действие, похожее на картины преддверия ада. Большие рыбы взлетали в воздух и с шумом обрушивались обратно. Стаи сельди принялись биться в борта судна, словно просили спасти их. Мелкие рыбёшки высоко подпрыгивали и достигали в своём полёте высоты поручней. Палуба галеона неожиданно стала заполняться трепещущей серебряной массой кильки, отчего матросы стали падать и кричать.

— Всем держаться! — крикнул капитан.

Старший помощник Фродриго отпрянул от борта с криком:

— О, что это?! Смотрите!

Издалека шёл на корабль длинный вал, похожий на рулет — края его заворачивались, подминая под себя сияющую пурпурными бусинами воду. Он словно заворачивался в вязкую волну, прихватывая по дороге стаи рыб. Вся эта масса, маслянисто поблёскивая в пламени заката, неудержимо катила с юга, и было нечто завораживающее в этом безмолвном движении, только странный гул переходил на всё более высокие тона.

Волна летела быстро и достигла галеона в считанные минуты. Высокий вал вспухал над морем и втягивал в себя пульсирующие воды. Он набирал силу и возрастал. Тёмная громада вздыбилась до неба, и тьма накрыла галеон. Внезапно разверзшаяся преисподняя издала ужасный вопль, и слабо вторили ему людские голоса. Рядом с Лёном судорожно вцепившись в поручни, стоял Лавар Ксиндара, глядя полными смертного ужаса глазами на взбесившуюся стихию.

— Мы погибли… — беззвучно прошептал он.

В следующий миг Лён поднял к губам свой перстень.

— Я прошу… — только и успел шепнуть он, как чудовищный вал обрушился на судно.

Бывшие на палубе люди, кто где будучи застигнутыми этим нежданным, неожиданным, мгновенным буйством стихии, увидели фантастическое зрелище. Миллионы тонн воды, которые должны были накрыть «Фантегэроа» и раздавить галеон, вместо того окутали судно плотным коконом. Казалось, воздушный пузырь замкнулся над кораблём от киля до вершины мачты, потому что воды отступили от бортов, днище обнажилось, рулевая лопасть потеряла связь с водой, отчего рулевое колесо вдруг завертелось, как бешеная карусель — бессмысленно и страшно. Но это едва ли заметили те люди, что прильнули к мачтам, вцепились в борта, спрятались в каютах — их привлекало более чудовищное зрелище. Над галеоном, чуть выше мачт и обвисших в безветрии парусов проносились чудовищные массы воды — стремительный поток словно заворачивал судно в кокон. Впереди по курсу расступалась стихия, разнося по всем четырём сторонам мощные течения, и пузырящаяся масса обтекала галеон с бортов — тот плыл в невесомости среди безумствующей преисподней, и только мерные толчки пронизывали борта и палубу, как будто сердце великана отбивало ритм.

Фродриго, старший помощник капитана, повалился на палубу, выкатив глаза и хватаясь за горло, словно в удушье. Несколько матросов лежали ничком, как мёртвые. Сам капитан Саладжи, сняв шляпу и глядя на пролетающий над мачтами поток, безмолвно молился. Его седые волосы стояли дыбом. Казалось, время стало, и секунды превратились в вечность, и эти мерные удары были ничем иным, как биением сердца вечности. Казалось, корабль уже погрузился в ад, и только миг отделяет его от тьмы небытия, но перед форштевнем просветлело, словно воздушный пузырь выплыл за пределы убийственной волны. Пелена воды тончала, разрежалась и превратилась в плёнку, через которую смотрели искажённые черты живого мира. Последние брызги воды улетели за корму, и вокруг воцарилось молчание, только далеко убегала тёмная полоса.

— Добро пожаловать в море Неожиданностей, — с кривой усмешкой сказал двоим путешественникам капитан Саладжи.

С мостика свалился потерявший чувства судовой капеллан — отец Корвин.

Два раза они ещё попадали в такой неожиданный, в мгновение возникающий шторм — начиналось пение, от которого поистине стыла в жилах кровь, потом темнело, вода меняла цвет, а следом быстро надвигалась невообразимо мощная стихия. Как и в первый раз, Перстень спасал корабль, но никто, кроме Лёна, о том не знал. Потом стало ещё хуже.

Море Неожиданностей оправдывало своё название, ибо каждую минуту от него стоило ждать опасных сюрпризов. Ночью корабль плыл среди вращающихся в воде и в воздухе светящихся кругов — нечто, похожее на семилопастные карусели, украшенные огоньками по ободу и по каждой лопасти, всплывало из морских глубин и восходило в атмосферу. Сколько ни вглядывайся, невозможно обнаружить хоть тень материальной субстанции, соединяющей эти огни, но вся конструкция сохраняла чёткость и нерушимость при вращении. Огненные цветы уходили в небо и там светили, как великолепная праздничная иллюминация, с которой не сравнятся самые хитроумные выдумки герцога Даэгиро, который был мастер творить фейерверки. Но только тут не присутствовало и следа веселья — команда была смертельно перепугана, и многие моряки начали роптать, требуя возвращения назад.

— Куда вы поплывёте, идиоты? — надменно спрашивал капитан Саладжи. — Вы сможете проплыть обратно через водные валы, которые нас отделяют от родных берегов? Вам хорошо заплатили за это плавание, и смиритесь с мыслью, что вы более не вернётесь к своим жёнам.

С изумлением Лён узнал об этой стороне дела: герцог Даэгиро известил матросов о том, что плавание совершится лишь в один конец.