Но реакция Рокуносукэ оказалась для него неожиданной. Тот выпучил глаза, стиснул кулаки и бешено закричал:

— О, негодяй, мерзавец! Я должен отомстить! Раз Ханако не пожалела жизни для друга, я тем более не пощажу себя ради брата!

— Кого вы браните, диктатора севера? — укоризненно спросил Амахиро Тацухаку. — Через несколько дней он должен прибыть в Симоносеки. Это наша огромная международная победа! Если вы хотите мстить, выберите, пожалуйста, другое время.

Рокуносукэ промолчал. Амахиро Тацухаку произнес ему в утешение еще несколько фраз и величественно вышел.

Между тем Рокуносукэ, как уже говорилось, был против переговоров о мире, считая, что они задержат распространение великого японского духа. «Если Ханако так преданно выполнила приказ брата, то неужели я не способен отомстить за него?! Не исполнив его последнее желание, я не смогу считать себя честным человеком!» — думал Рокуносукэ, опечаленный гибелью брата и растроганный верностью девушки. Он, как всегда, смотрел прямо перед собой и видел только одно слово, написанное крупными иероглифами: «Месть!» Остальное его не интересовало.

Написав по-китайски короткое предостережение, Рокуносукэ направил его Ли Хунчжану в качестве последнего ультиматума. С тех пор он каждый день с нетерпением ожидал прибытия диктатора и собирал все относящиеся к этому известия. Наконец он услышал, что китайский полномочный представитель действительно прибыл и будет вести переговоры в ресторане «Весенний парус».

Рокуносукэ тотчас решил привести в исполнение свой тайный план. В магазине уездного города Канагава он купил пятизарядный револьвер, запасся патронами и, спозаранку добравшись до Токио, выехал в Симоносеки. Когда диктатор севера после заседания в ресторане «Весенний парус» доехал до улицы Гайхин-мати, Рокуносукэ подошел почти вплотную к его паланкину и выстрелил. К счастью, пуля только разбила очки диктатора, попав ему в левую скулу. Полиция пропустила паланкин в здание посольства, а сама, разгоняя толпу, бросилась в погоню за убийцей. Рокуносукэ был пойман.

Ли Хунчжан вошел в свою комнату и от большой потери крови тотчас лишился сознания. Подоспевшие врачи бросились его осматривать и тут только убедились, что рана не опасна для жизни. Поспешно приложили лекарство, останавливающее кровь, и забинтовали рану. Диктатор севера очнулся.

К этому времени о покушении узнали полномочные японские представители Ито Хиробуми и Муцу Мунэмицу, которые сразу примчались с извинениями и соболезнованиями. За ними нескончаемой вереницей потянулись местные гражданские и военные чиновники. На следующий день японский микадо послал Ли Хунчжану двух придворных врачей и бинт, сделанный собственными руками императрицы. Справившись о здоровье китайского посла, он приказал сместить с должности начальника префектуры и полицмейстера. Словом, история эта всполошила весь город.

Между тем диктатор севера с каждым днем чувствовал себя все лучше: пуля, засевшая в скуле, не слишком его беспокоила. Переговоры не были приостановлены, и Япония, опасаясь всемирного возмущения, пошла на уступки. Она даже без всяких условий согласилась на прекращение войны. Правда, Ли Хунчжану пришлось оросить свой рукав старческой кровью, зато переговоры пошли значительно энергичнее, и всего через два заседания был в основном выработан проект Симоносекского договора.

Как раз в этот день в суде префектуры слушалось дело Рокуносукэ о покушении на убийство. Зрителей собралось видимо-невидимо. Ма Чжунцзянь и У Чиюнь от нечего делать тоже отправились в суд посмотреть, как накажут преступника. Пока секретарь суда читал приговор, согласно которому смертная казнь всемилостивейше заменялась пожизненной каторгой, У Чиюнь вдруг заметил в толпе огромного японца с колючими усами, а рядом с ним — молодого китайца, мужественного и умного на вид. Лицо последнего показалось Чиюню знакомым, но кто это, он сразу вспомнить не смог. Встретившись взглядом с У Чиюнем, молодой китаец вдруг смутился и, схватив японца за руку, быстро увлек его к выходу. Чиюнь озадаченно поглядел на Ма Чжунцзяня.

— Ты видел китайца, который только что вышел?

Ма бросил взгляд на дверь.

— Я не знаю его. Кто это?

— Это Чэнь Цин, известный революционер, член Союза китайской молодежи! Вчера я получил письмо от одного земляка. Он говорит, что за последнее время Союз молодежи усилил свою деятельность, наверное, в ближайшее время следует ожидать каких-нибудь событий. Видишь, Чэнь Цин снова приехал в Японию? Очевидно, неспроста!

Советники уже собирались покинуть зал суда, но в это время к ним протиснулся сотрудник китайского посольства и доложил:

— Его сиятельство просит господина У Чиюня срочно вернуться в посольство. Получена телеграмма от генерал-губернатора провинций Гуандун и Гуанси. Его сиятельство хочет посоветоваться с вами по некоторым вопросам.

У Чиюнь обернулся к Ма Чжунцзяню.

— Неужто революционеры начали действовать?

Воистину:

Если хотите знать, чем была вызвана срочная телеграмма генерал-губернатора двух южных провинций, прочтите следующую главу.

Итак, китайские дипломаты находились в суде префектуры Ямагути и слушали дело о покушении на убийство, когда сотрудник посольства передал У Чиюню приказ диктатора севера вернуться для совета по поводу срочной телеграммы от генерал-губернатора провинций Гуандун и Гуанси. Как вы думаете, в связи с чем была послана эта телеграмма? Дело в том, что генерал-губернатор двух южных провинций господин Ли был старшим братом Ли Хунчжана. Недавно он получил секретную телеграмму от генерал-губернатора провинций Цзянсу и Цзянси о том, что в Шанхае захвачена крупная партия боеприпасов, которую Союз китайской молодежи хотел отправить в Кантон. Боеприпасы, конечно, были полностью конфискованы, но люди, их отправлявшие, сумели скрыться.

Как удалось установить, среди них был важный государственный преступник Чэнь Цин, один из главарей Союза молодежи. По одним сведениям, он бежал в Гуандун, по другим — с помощью японского головореза Амахиро Тацухаку скрылся в Японии. Трудно было поручиться, что впоследствии, тайно вернувшись на родину, он не устроит грандиозный мятеж. В телеграмме содержалась просьба принять соответствующие меры и через диктатора севера узнать о деятельности революционеров в Японии.

Получив такое известие, господин Ли весьма обеспокоился. В Кантон было направлено немало способных агентов, но те принесли с собой лишь пустые слухи, так и не доискавшись до истины. Поэтому господину Ли и пришлось послать срочную телеграмму младшему брату. Он просил Ли Хунчжана попутно с дипломатической миссией разузнать о революционерах и, если представится возможность, убедить японское правительство арестовать Чэнь Цина. Последнее было бы особенно желательным.

В то время диктатор севера вместе со своим сыном правил сокращенную стенограмму китайско-японских переговоров, готовясь немедленно отослать ее в Государственный совет и Палату внешних сношений в качестве основы для будущего мирного договора. Телеграмма старшего брата не произвела на него ни малейшего впечатления: он не верил, что в Китае может произойти что-либо похожее на революцию.

— Опять твой дядя волнуется из-за пустяков! — засмеялся он, поглаживая бороду. — Все эти революционеры не более как нищие литераторы и бездомные попрошайки — чего их бояться?! Наши солдаты не могли победить иностранцев, но уж перебить кучку собственных бродяг им все равно что сдуть с руки пепел!.. Раз твой дядя поручает это дело мне, придется, конечно, что-нибудь сделать. Но только я не совсем представляю, с какого конца начинать…