Цзинь Вэньцин, ошеломленный словами друга, с трудом выдавил из себя:

— Что все это значит?

Цянь Дуаньминь наклонился к его уху.

— Вы думаете, откуда русский посланник получил вашу карту?!

— Не знаю, — пробормотал Цзинь.

— Это тот самый экземпляр, который вы передали Чжуан Хуаньину! — саркастически усмехнулся Цянь Дуаньминь. — А цензор, как я слышал, его названый брат!

Цзинь Вэньцин пошатнулся.

— Но ведь у меня с Чжуан Хуаньином не было никакой вражды!

— Море чиновников безбрежно, — вздохнул Цянь Дуаньминь, — разве узнаешь его до дна?! Дорогой Вэньцин, вы слишком много говорили и, наверное, утомились. Я пойду. Самое важное — не упустить время и написать письма.

Он распрощался. Жена и Цайюнь, услышав звук его шагов, вышли из внутренних покоев и увидели, что на Цзине лица нет. Жена принялась успокаивать его, говоря, что ему надо поберечься после болезни.

Подошло время послеобеденного сна. Цзинь Вэньцин, терзаемый тяжелыми раздумьями, велел женщинам оставить его, сказав, что хочет отдохнуть. Те, разумеется, тотчас вышли. Цзинь лежал на постели, проклиная себя за то, что легкомысленно отпечатал карту, и еще больше за то, что доверился прохвосту. Долго он ворочался с боку на бок, но заснуть не мог. Маятник стенных часов словно бил его под ложечку, суматошное чириканье птичек за окном до боли отдавалось в ушах, подушка казалась ему неудобной. Он приподнялся на постели и сел, поджав под себя ноги, как буддийский монах.

С большим трудом Цзинь Вэньцин заставил себя немного успокоиться. Вдруг он услышал в соседней комнате какие-то подозрительные звуки, похожие на мышиную возню. Ярость вскипела в сердце Цзиня, он нетерпеливо спрыгнул с кровати, сунул ноги в домашние туфли-шлепанцы и бросился к дверям. Если бы он не выскочил в соседнюю комнату, все, возможно, пошло бы по-иному. Но он открыл дверь и вдруг с истошным криком: «О! Как мне теперь жить на этом свете?!» — повалился навзничь. Глаза его закатились, руки раскинулись, и он потерял сознание. Воистину:

Если хотите знать, что привело в такое исступление Цзинь Вэньцина, прочтите следующую главу.

Вы уже знаете о том, что Цзинь Вэньцин, выбежав в соседнюю комнату, издал истошный крик и, словно подкошенный, упал без сознания. Не подумай, читатель, что такой неожиданный оборот сочинен автором из простого желания возбудить в тебе интерес к следующей главе, хотя хитрые уловки вошли в обыкновение прозаиков! Дело в том, что «Цветы в море зла» не похожи на другие романы, где писатель одним взмахом кисти возводит или разрушает в пустоте воздушные замки. В нем нет ни малейшей натяжки и ни слова лжи. Автор заставляет сюжет следовать за фактами, а не приносит факты в жертву интриге. Поведение Цзинь Вэньцина в данном случае также обусловлено законами человеческой психологии: он не мог не упасть без сознания! Причины этого автор сейчас не будет раскрывать, он станет описывать факты, и ты сам увидишь, почему так произошло. Но приступим к делу.

Когда Цзинь Вэньцин упал, он ударился головой о дверь. Цайюнь, лежавшая в соседней комнате на кушетке, услышала стук и пришла в смятение. Она хотела тотчас броситься на помощь, но в том-то и горе женщин, что они ничего не могут сделать быстро, так как сначала им надо забинтовать ноги, повязать пояс, застегнуть все пуговицы, причесать волосы и прочее. Лишь по прошествии длительного времени наложница смогла выглянуть за дверь. Ни служанок, ни горничных, как назло, поблизости не было. Она подскочила к Цзиню и увидела, что он лежит весь посиневший, с разинутым ртом и широко открытыми глазами. Цайюнь присела на порог и, обеими руками подняв голову Цзинь Вэньцина, принялась колотить его кулачком по спине, дрожащим голосом твердя:

— Господин, очнитесь! Господин, очнитесь!

Долго она так трудилась. Наконец веки Цзиня дрогнули, рот закрылся, и лицо приняло беловатый оттенок. Промычав что-то невнятное, он отхаркнул слюну и забрызгал Цайюнь весь рукав. Не решаясь остановиться, наложница продолжала колотить его по спине. Вдруг Цзинь Вэньцин устремил на нее злобный взгляд и, еще не в силах выговорить ни слова, судорожно указал рукой на окно. Женщина не знала, что ей делать. На счастье, в гостиной послышался смех служанок.

— Скорее идите сюда, господин упал! — закричала Цайюнь. — Помогите мне поднять его!

Две служанки и горничная, ничего не понимая, бросились на этот крик. Вместе с Цайюнь они бережно перенесли своего господина в спальню и уложили в постель. Цайюнь подсунула ему под голову подушку, накрыла его одеялом и велела служанкам не болтать о случившемся, а поскорее принести чашку горячего чая. Служанки побежали выполнять приказание. Наложница опустила полог и села на край постели. Она хотела начать растирать грудь мужу, но тот уже очнулся. Едва Цайюнь протянула руку, как Цзинь вдруг с силой оттолкнул ее и гневно закричал:

— Оставь меня! Теперь я знаю, что ты собой представляешь!..

Цайюнь поняла, что убедить его в чем-либо сейчас будет нелегко, опустила голову и промолчала. В комнате воцарилась тишина. Лишь из-за полога слышались вздохи Цзиня да из угла доносилось дыхание горничной. Служанка, которая принесла чай, тоже не осмелилась заговорить и, неслышно подойдя к постели, передала чашку Цайюнь. Наложница поднесла ее к губам Цзинь Вэньцина.

— Господин, выпейте горяченького… — тихим, успокаивающим голосом начала она, но в этот момент Цзинь снова оттолкнул ее руку. Цайюнь не удержала чашку, и чай вылился на постель.

Молодая женщина вскочила и, презрительно хмыкнув, швырнула пустую чашку на стол. Увидев, что Цайюнь тоже рассердилась, Цзинь Вэньцин не выдержал.

— Интересно, кому это ты показываешь свой характер?! Все твои шашни я видел собственными глазами! Может быть, ты и на этот раз скажешь, что ни в чем не виновата? — саркастически промолвил он и устремил на наложницу испытующий взгляд.

Но Цайюнь нимало не смутилась. Ковыряя в зубах зубочисткой, она с улыбкой сказала:

— Вы совершенно правы: сегодня вам удалось поймать меня с поличным и мне нечего вам возразить. Но позвольте спросить вас, господин: кто я вам, законная жена или наложница?

— Не все ли равно?!

— Нет! Если бы я была вашей законной женой, — живо подхватила Цайюнь, — вы могли бы считать себя опозоренным. Тогда я сама попросила бы нож или веревку, чтобы зарезаться или повеситься. Не думайте, что я хвастаюсь: я выполнила бы в точности ваш приказ, умерла бы и бровью не повела!

— Ну а что, если ты наложница? — удивленный такой смелостью, продолжал Цзинь Вэньцин.

— Это совсем другое дело. Мужчины смотрят на наложницу как на игрушку: когда они в хорошем настроении, они обнимают ее, сажают на колени, называют своим сокровищем, а чуть рассердятся — сразу прогоняют, выдают замуж или просто кому-нибудь дарят. Путей много! Ко мне вы как будто неплохо относитесь… И вы должны понять мой характер! Мое происхождение вам тоже хорошо известно. Когда вы брали меня к себе в дом, то не требовали соблюдения каких-нибудь трех принципов послушания или четырех добродетелей[251]. Что особенного я сейчас совершила? Подумаешь! Если вы хотите весело прожить остаток своей жизни и нуждаетесь в женщине, которая окружала бы вас лаской, тогда вы меня не покинете. Но в таком случае позвольте мне делать все, что вздумается! Если же вы готовы отказаться от меня, то вы должны вспомнить, как любила я вас все эти годы, и отпустить меня подобру-поздорову. Я погубила только себя, а вам, ваше превосходительство, господин Цзинь, не нанесла никакого ущерба! Иными словами, я не собираюсь умирать и не заслужила этого! Если же вы хотите, чтобы я занялась исправлением своей нравственности, то… Увы, реки и горы можно менять, но характер человека изменить трудно. Говоря откровенно, вам не удастся заставить меня всюду, словно привязанную, следовать за собой!