Викса заслонила обзор, и Юся на мгновение потерял велосипедиста из поля зрения.

Мозг лихорадочно перебирал варианты развития событий, но самым вероятным дворнику казался автобус. Наверняка террорист хотел оставить коробку в салоне, чтобы людям после взрыва некуда было деться. Весь, изогнувшись, дворник посмотрел на проезжую часть. Автобус был ещё далеко.

— Да тихо ты, не трепыхайся, — сказал один из парней.

— Я вызываю «скорую»! — громко объявила дама в спортивном костюме.

Слева звякнул велосипедный звонок. Юся повернул голову и увидел, как террорист уезжает прочь. Без коробки.

— Бегите! — отчаянно заорал Юся.

В этот же миг громыхнуло, остановка подпрыгнула, и Юся упал на асфальт, сбитый с ног Виксой.

Сознания он не терял, только сильно звенело в ушах. Хорошо ещё, что во время взрыва он был с открытым ртом, иначе точно оглох бы.

Юся осторожно потрогал лежащую на нём Виксу. Девушка не реагировала. Юся постарался приподнять её, со всей деликатностью, на которую был способен. Викса тяжело свалилась рядом, и он увидел, что девушка мертва. Фактически, она спасла ему жизнь, встав между Юсей и бомбой, которую террорист бросил на землю.

Вокруг валялись тела. Сквозь звон в ушах Юся слышал чьи-то крики о помощи, но его сильно мутило, и высматривать тех, кому нужна была его помощь, не было ни сил, ни времени.

Шатаясь, как пьяный, и перешагивая через людей, лежащих на асфальте, Юся побрёл в ту сторону, куда поехал велосипедист. Главное — не думать. Бормотать под нос глупые стишки, слушать звон в ушах — и идти: ноги сами выведут туда, куда нужно.

— Да ты что там, спишь, что ли? — донеслось до Юси сквозь грохот металла.

Он открыл глаза и понял, что ему всё приснилось. И взрыв, и девушка Викса, и террорист… Реальной была только Модестовна, которая ломилась в котельную.

Юся встал с лежанки и пошёл отпирать дверь.

— Ты совсем охренел, молодой чемодан? — возмущалась Модестовна. — Я тебе уже полчаса стучу, думала, всё, милицию вызывать надо — заперто изнутри, никто не отворяет. Спал, что ли?

— Виноват, сморило, — кисло ответил Юся.

— Чего виноват-то, шесть вечера, в своём праве, — смягчилась Модестовна. — Я чего пришла-то. Тут гестапа днём Горемыкиному начальству звонила, спрашивала про Олегу Кошевую, ругалась очень.

— Чего? — не понял спросонья Юся.

— Фээсбе тобой интересуется, вот что, — сказала Модестовна. — Впусти уже начальницу.

Юся отступил в сторону, и Эмма Модестовна прошла в трескучий полумрак бойлерной.

— Давление в емкостных бойлерах в норме?

— Я спал, сейчас посмотрю.

— «Посмотлю», — вредным голосом передразнила Модестовна. — Иди лучше чайник включи, генерал Лизюков за давлением посмотрит.

Юся безропотно налил в электрочайник воды из бутылки и включил прибор.

— Вот что, Эйнштейн недоделанный, мы тут с Горемыкой покумекали… Сваливать тебе надо, а то гестапа тебя закроет и стрелочником назначит.

— За что?!

— Да всё за то же: взялся неизвестно откуда, не помнишь ни хрена — значит, террорист.

— Это же глупо!

— Милый, ты в какой стране живёшь? Кто здесь разбираться будет, генерал Лизюков? У нас террорист не тот, кто виноват, а кого назначат! Вот вроде умный ты человек, в технике разбираешься, в науке, а бытовой мудрости в тебе ну ни на грош! Держи!

На стол упал паспорт.

— Это что — мой?

— Не твой, а с твоей фотокарточкой.

Вот всё-таки хорошо, что Петрович был такой дальновидный. Как ты бомжа привлечёшь давать показания, когда у него даже прописки нету? Вывернулся же. Предложил сделать Юлику паспорт, но не выдавать, а держать у себя. Бракованных же удостоверений личности навалом: фамилия у гражданина Ковалёв, а они напечатают Ковалев, а это уже другое ударение и другая фамилия. Или зовут гражданина Раким Агабала-оглы, а записывают — Рагим Агабалович, что тоже в корне неправильно. Так что Юсе достался паспорт Кефира Арнольда Павловича, который на самом деле был Кифер. И паспорт этот хранился у Горемыки дома, в сейфе, вместе с «макаровым».

Можно, конечно, было сделать парню и нормальный паспорт, но отчего-то Горемыке не хотелось выдумывать фамилию. Юся помнил только своё странное погоняло, хотя и утверждал, что это его настоящее имя. Фамилии у него не было. А Горемыке фамилии в голову приходили самые похабные, и самая приличная, которую он мог вспомнить, была Бляблин. Ну как с такой фамилией явишься в суд? Тебя спросят: как фамилия, а ты — Бляблин. Не матерись, скажут тебе, отвечай по существу! А ты опять: Бляблин. Нет, пускай и сейчас живёт под чужой фамилией, авось, отыщется кто-нибудь, кто признает в Юсе родного или знакомого.

— Я тут тебе зарплату вперёд насчитала, — сказала Модестовна, — и участковый от щедрот вложился, купишь билеты — и дуй отсюда, куда подальше.

— Так мне некуда, я ж не помню ничего!

Модестовна крякнула — вот же упёртый! — и сказала:

— А думаешь, гестапа тебе поможет вспомнить? Она тебе так поможет, генерал Лизюков потом не узнает!

— А если я его найду?

— Кого?

— Террориста!

— Юся, очнись, ты бредишь! Я тебе русским языком говорю — не тот террорист, кто виноват! Наливай чай, вскипело!

Юся встал, поставил на стол чашки, заварник, тарелку с сухарями, сахарницу и чайник. Несмотря на свой суровый нрав, Модестовна пила чай некрепкий, слегка подкрашенный, и называла его «моча Ивана Ильича», и сахару любила много. Объясняла она это тем, что крепкие напитки ей противопоказаны, а то она будет кирпичами какать, слишком уж она суровый человек. Модестовна и впрямь ничего крепче этой «мочи» не пила, и Юся подозревал, что это из-за легковозбудимой нервной системы. Все зубы у Эммы Модестовны были железными.

— Пойми, — сказала Модестовна, прихлёбывая кипяток и хрустя сухариком, — мне тоже резону нет — такого работника отпускать. Ну, кто, скажи мне, пойдёт улицы мести за три тыщи? Генерал Лизюков? Я ж за тебя свечки каждое воскресенье в церкву хожу ставить. Что ржёшь, конь педальный?! За тебя же беспокоимся: и я, и Горемыка этот, ни дна ему, ни покрышки. Ты слышал, что у нас в январе было? Рванули остановку, ладно, там стена бетонная была, никто не пострадал, контузило только несколько человек. А если, не дай боже, ещё рванёт? Гестапе же по рулю будет, что ты с луны упал, причём только на день защиты от детей. Не ржи, говорю, я тут ведь не шутки тебе шучу, Эйнштейн ты недоделанный!

— Я не смеюсь, я улыбаюсь.

— И улыбаться не надо. Вам бы всё хаханьки, а жизнь — это, скажу тебе, не генерал Лизюков.

Она допила чай, шумно отдышалась и осмотрела бойлерную.

— Как красива наша саванна с высоты птичьего полёта, — произнесла она. Она всегда так говорила, когда напивалась чаем.

Что и говорить, за то время, что Юся жил в бойлерной, она преобразилась. Инструменты были упорядочены и разложены по именным полкам сантехников, весь ненужный хлам Юся вывез в подсобку, нужный рассортировал, и получился не хлам, а запчасти.

Ну, и украшением бойлерной стала Юсина установка в стиле хай-тек, назначения которой не понимал и сам Юся. Хоть Модестовна на неё и ругалась, но не признать красоты дизайна не могла.

Однако Юсю чрезвычайно заботило собственное реноме, и на восторженные возглас начальницы он отреагировал неадекватно:

— А если его найти?

— Кого? Террориста? А если его вообще нет? Если это хулиган какой-то балуется? Гестапе хулиган не нужен, им идейного сепаратора подавай.

— Вы хотели сказать — сепаратиста?

— Не ори на мать!

Вечер посещений на Модестовне не закончился. Не прошло часа с того момента, как она ушла, как в бойлерную снова постучали, оторвав Юсю от агрегата.

Юся решил, что это мужики пришли пива выпить и матч посмотреть — водился за ними такой грешок — и пошёл открывать.

Но на пороге стояли не мужики.

— Сергей? — удивился Юся.

В коллективе отношение к молодому дворнику было исключительно шефское, покровительственное. В основном в ЖЭУ работали мужики далеко за сорок, перебесившиеся и спокойные, как танки. Помимо основных обязанностей на молодом дворнике висело ещё «сбегать в магазин» и «прикрыть, если чего». Юся, не роптал, бегал и прикрывал. Магазин рядом, чего не сбегать, а прикрыть и вовсе большого ума не требуется: только что был, вышел по делам — и всё, человек вроде и не прогуливает, а очень даже востребован на работе.