Монахи продолжали прибывать. Нет, они не нападали. Они схватили каталку с братьями и покатили прочь из зала.

— Стоять! — взревел Чен, но путь ему преградила живая стена.

Даже миллион бойцов не мог сейчас остановить Чена — слишком близко была цель. Движение, конечно, замедлилось, но не прекратилось. Чен, будто нож сквозь масло, шёл через толпу и оставлял за спиной убитых и покалеченных.

Ещё несколько санитаров попытались его остановить, но тщетно — видимо, это место не славилось бойцами, а выросло только вокруг чудесного артефакта. Братья, меньше уделяйте внимания духовным практикам, а больше — физическим упражнениям, думал Чен.

По коридору, которым увезли бесчувственных близнецов от неумолимого, словно терминатор, Чена, гулял сквозняк. Бегущих монахов, толкающих каталку, было прекрасно видно. Вот они толкнули дверь и исчезли в темноте дверного проёма. Всего пятьдесят метров пустого пространства. Чен пошёл быстрее.

Несмотря на облачность и ночь, естественный свет луны и звёзд на мгновение ослепил Чена. Он посмотрел налево, направо — и увидел монахов, которые бросали одного из близнецов в колодец. Они что — рехнулись?

— Эй, вы, стоять!

Двое монахов бросились навстречу Чену, но он не стал с ними связываться, а обошёл по дуге, быстро приближаясь к колодцу. Может, у них там убежище?

Чен не успел — второго близнеца монахи тоже успели сбросить в колодец, и теперь стояли, довольно лыбясь. Он подбежал к колодцу — обычной квадратной дыре, обложенной камнем, но не увидел там ничего. Была какая-то странная мерцающая гладь, похожая на старое зеркало с помутневшей амальгамой.

За спиной стало очень шумно. Он обернулся через плечо. Теперь монахов было очень много, задавят не умением, а числом. Но всё же — зачем они бросили братьев в эту серебристую хрень? Не для того же, чтобы убить их раньше, чем это сделает Чен.

Чен понял, что времени искать лестницу или верёвку у него не осталось — близнецы опять уходят из-под носа. И он тоже прыгнул в колодец.

Ощущение дезориентации — где верх? где низ? — отступило так же внезапно, как и нахлынуло. Что-то подобное он испытал, падая в пропасть. Едва вестибулярный аппарат определился с положением в пространстве, Чен попытался найти точку опоры — и почти нашёл. Но поймать не успел — носок соскользнул с края плоской крыши, и перед лицом китайца понеслась старая кирпичная кладка многоквартирного дома. Послышался женский крик, полный ужаса, после чего Чен, пролетевший двенадцать метров, рухнул на закрытый пластиковой крышкой мусорный контейнер.

Начальника полиции индонезийского курорта Банда-Ачех звали Хари Бесар. Мать дала ему такое имя, надеясь, что жизнь единственного сына будет праздником [прим. автора — слово hari-besar, или праздник, состоит из двух слов где hari — день, besar — большой, великий], но уж чего-чего, а праздников у Бесара почти не было: давили на него и сверху, и снизу, и порой он думал, что лучше бы он стал рыбаком, как его покойный отец, утонувший ещё до рождения Хари. Вот, опять — нарисовались два иностранца и требуют помочь в розыске какого-то американца. Бесар, устав слушать, развалился в кресле, и устало смотрел на обоих — белого и африканца. Оба одеты не по курортному, видимо, только с самолёта…

— Кем он вам приходится? — сказал он, наконец.

— Друг. Коллега.

— Из Америки?

— Да. Он отправился в путешествие и потерялся.

Начальник полиции Бесар хмыкнул.

— А как вы объясните тот факт, что он незаконным путём проник на территорию Индонезии и сиганул с Курятника в мусорный контейнер?

— С курятника?

Курятником здесь называли первый многоквартирный дом европейского типа, построенный более пятидесяти лет назад. Дом был крепкий, не боялся подземных толчков, но со временем в Индонезии начали строить более современные дома, и Курятник из сверхсовременного элитного жилья превратился в трущобы. Самое странное, что именно его северную стену облюбовали иностранные самоубийцы, которые нет-нет, да прыгали с крыши Курятника вниз. Некоторые убивались, некоторые выживали, но как они там оказывались — объяснить не могли. Собственно, по этой неясной причине респектабельные жильцы и покинули Курятник ещё тридцать лет назад.

Гости не могли объяснить, как друг оказался на Курятнике, и почему решил свести счёты с жизнью. Они просто ждали от несчастного звонка, не дождались, стали звонить сами, не дозвонились, и вот они здесь, в поисках дорогого человека.

— В госпитале ваш друг, — сказал Хари. — В коме. Будете забирать?

У каждого агента в немногочисленной команде Чена имелся в мобильном телефоне небольшой чип, позволяющий засечь друг друга в случае внештатной ситуации. Если телефон выключался более чем на час, чип начинал посылать сигналы на спутник. По GPS можно было разыскать попавшего в беду товарища, и либо выручить, либо помочь умереть без мучений. По правилам, на сигнал должен реагировать ближайший агент.

Телефон Чена, разбившийся в хлам, хранился в полицейском управлении. Ближайшие агенты — Теннесси и Чак — прилетели из Индии. Узнав, что шеф едва ли не при смерти, они озадачились — добивать шефа или нет? Не придя к общему решению, они решили сначала его навестить и узнать, насколько тяжело он попал.

Чен, как и сказал начальник полиции, был в коме. Теннесси и Чак вполне могли убить шефа, но решили дать ему шанс. Авось, выкарабкается.

Так операция приостановилась.

Странное дело — семья.

Роберт Миллер никогда ни к кому не привязывался. Были у него приятельские отношения, были длительные деловые, но о семье, а тем более — о детях, он никогда даже в шутку не задумывался. При его профессии это даже вредно — иметь семью. Когда ты один, ты как бы в скорлупе, и никто тебя оттуда не выколупнет.

Но стоит один раз раскрыться — всё, пропал.

Миллер раскрылся пять лет назад, когда чудом спасся при цунами в Измите. Два подростка, Кемаль и Рифат, нашли его на берегу моря, и едва не ограбили, думая, что мужик окочурился. Кое-как объяснившись, пацаны за умеренную плату отвели Миллера обратно в Измит. Они долго бродили среди развалин, прежде чем отыскали отель, в котором остались вещи и документы Роберта, абсолютно настоящие, сделанные государственной конторой. Здание наполовину развалилось, какие-то мутные типы кружили вокруг, полиции не было и в помине. Роберт кое-как пробрался в свой номер (тот, по счастью, уцелел, и там никто не успел набедокурить). Документы остались в порядке, так что ничего восстанавливать не пришлось. Спустившись вниз, Миллер расплатился с пацанами, которые, по иронии судьбы, тоже оказались близнецами, хоть и не сиамскими, как Кругловы, выпившие у Роберта, тогда ещё Ивана Ивановича, за несколько месяцев всю кровь.

Тут бы им и расстаться, и отправиться прожигать жизнь где-нибудь на Гавайях, и он, действительно, расстался с проводниками, но шум далеко за спиной заставил Роберта оглянуться, а потом кинуть вещи и броситься обратно. Его проводников жутко метелила уличная шантрапа, которая, видимо, издалека приметила, что белый человек как-то расплатился с деревенской босотой.

Миллер в два приёма разогнал шпану, поднял на ноги мальчишек, и взял с собой. Доведёт до первого полицейского участка — и сдаст.

Полицейским было не до осиротевших угланов. Город потрошили мародёры, людей не хватало, а тут ещё какой-то иностранец требует заняться несовершеннолетними. Дежурный унтер, пообщавшись с близнецами, объяснил Роберту, что дети потеряли единственных родственников и кормильцев, деваться им некуда, но если уж привёл — пускай сидят в углу и не путаются под ногами.

— А в Стамбуле их можно в какой-то приют отдать?

— Доберётесь — отдавайте.

Миллер позвал Кемаля и Рифата с собой.

Сначала было очень трудно — ни дорог, ни транспорта, кругом крики, плач, драки… В конец, измотавшись, Роберт побросал свои шмотки, рассовал деньги и документы по карманам, и дело пошло веселей. Они покинули город, угнали чей-то автомобиль, и пару десятков километров проехали, пока не кончилось горючее. Потом опять пришлось идти пешком, но местность пошла уже не тронутая разрушениями, и вскоре они смогли поймать транспорт, который подвёз их до Стамбула.