— Теперь пошли, — сказал командир и уверенно повел свой отряд к отсвету над горизонтом, где находились химические базы противника, склады упаковок, меченных квадратом в круге.

Краснозвездные танки перед зарею, еще затемно, ударили в стык между 3-й и 4-й армиями фашистов в секторе Трех Холмов, там, где, под прикрытием особой дальнобойной батареи, ПБ (передовой батальон) 450-го стрелкового полка проделал проход в проволоке у кустарника «Частый». Разведывательные танки вломились, придавили заграждения, развернулись на обе стороны веером. За ними двинулись танки БПП (ближней поддержки пехоты), раскрошили участок основной полосы на 10 километров в ширину. В образовавшуюся широкую брешь поспешили тяжелые танки. Большая их часть, заходя левым плечом, охватывала противника, а меньшая двигалась прямо на соединение с последним воздушным десантом.

И грянула красная артиллерия мощными, неслыханными огневыми ударами…

А в это время танки младшего Хоха почти бесшумно подошли к верховью Источника, на другом фланге фашистского фронта, и водитель передового танка увидал висящий на сосне цветистый парашют. Легкий ветер пошевелил парашют, в кустарниках что-то слегка хрустнуло. Предполагая наличность засады, пулеметчик передового танка открыл огонь по кустарникам. Подоспевший первый эшелон танков младшего Хоха поддержал своего разведчика, открыв огонь вдоль леса. Танки с огнем пошли «прочесывать» весь лес верховья.

Фашисты из своих танков наблюдали интересное зрелище: на деревьях висели разноцветные купола парашютов. Но людей, неприятеля, не было видно. Не скрываются ли красноармейцы в глубине леса? И вот фашистские снаряды кинжального действия стали крушить лес. Один снаряд угодил в какой-то длинный, висящий на елке предмет, разметал все в клочья.

«Прекратить стрельбу» — приняли сигнал фашистские танки. Из одного танка вышел бритый человек в генеральской тужурке. Он надел пенсне на нос, посмотрел при свете занимавшегося утра на висевший на ближайшем дереве под парашютом предмет, прищурился, еще раз посмотрел, покачал головой и неожиданно, к удивлению своих подчиненных, плюнул:

— Сброшен не десант, а мешки с песком!

Конфуз для фашистов был велик. Их танки путались в лесу, частично разгромленном своими же снарядами, чтобы построиться и выбраться оттуда, как вдруг по лесу шарахнуло неожиданной бурей с огнем и дымом. Младший Хох не сразу догадался, что это начали рваться бомбы замедленного действия, сброшенные вечером на парашютах вместе с «песочным десантом». Хитрость и военная смекалка одержали победу. Бомбы большой разрушительной силы спокойно лежали в лесу. Часовой механизм привел боек в действие в нужную минуту, когда танки уже забрались в глубь леса. И теперь оглушающе громыхало по лесу, вырывало столетние деревья с корнем, подбивало и заваливало машины. Вот фейерверком разлетелась бомба, начиненная зажигательным веществом. Лес дружно загорелся, и хвоя весело затрещала. Дым окутал танки. Началась паника.

От сектора Холодного Источника в командование 5-й фашистской армии пришли потрясающие вести: танки младшего Хоха потерпели ужасное поражение. Фашистский фронт дрогнул в пятом часу утра. Химическая база его разрушалась блестяще снаряженным десантом, а танковый резерв был отвлечен остроумным маневром с десантом майора «Пескова».

Краснозвездные командиры, выполняя твердый план командования, знали, что не надо давать противнику отойти с основной полосы на тыловую и нельзя позволять ему организовать там сопротивление.

Под прикрытием основной массы артиллерии и пулеметов, фашисты начали обход в секторе Трех Холмов. В тылу они начали разворачивать дивизионные резервы. И тогда вступила в бой краснозвездная авиация. Для задержки подходящих резервов было выделено тридцать эскадрилий штурмовиков. В направлении главного удара распоряжением ВВС краснозвездной армии произведен был массовый ввод авиации в бой. И вот на протяжении пяти-шести десятков километров фашистские части оказались уже небоеспособными. А вслед за краснозвездными танками и самолетами быстро и грозно подтягивались моторизованные части и вооруженные массы бойцов в противогазах.

Закончив подробный доклад о своих приключениях и об истребителе, Лебедев сказал командующему:

— Очень прошу о назначении в действующую армию.

Командующий наклонил голову в знак согласия:

— Я понимаю вас.

На минуту задержался взглядом на мужественном лице Лебедева и улыбнулся. Потом встал и протянул пилоту руку. Оказал официально:

— Принять назначение командиром сто четырнадцатой эскадрильи!

По дороге в часть Лебедев успел забежать в дивизионный лазарет, чтобы навестить Гурова и товарища, помогавшего в организации побега.

Надев белый халат, Лебедев быстро прошел в хирургическое отделение. Гуров лежал на койке и ужасно обрадовался посещению Лебедева:

— Я чувствовал, что ты придешь ко мне.

Лебедев наклонился к Гурову и крепко поцеловал его в губы:

— Пришел попрощаться, Вася.

Гуров увидел под халатом на Лебедеве новую военную форму, понимающе моргнул глазами:

— Увидимся еще! Хорошо, что ты…

Он заволновался, и Лебедев пожал ему левую руку, лежавшую поверх одеяла:

— Тихонько, Вася… А твое здоровьишко?

— Скоро все будет в порядке. Правое плечо царапнули да чуточку около шеи. Пустяки! Врачи вот только уложили…

У Гурова на лице появилось выражение просьбы:

— Скажи, Антон, как ты ухитрился выручить меня? И почему я тебя тогда не узнал?

Лебедеву припомнилось, как он лежал тогда в лесной канаве и поджидал штурмана. Без своего друга Лебедев бежать не хотел.

— И хорошо, что не узнал, — улыбнулся Лебедев. — А то бы ты от радости крикнул и всю бы музыку нам испортил. А теперь, видишь, мы дома.

Лебедев спешил. Взглянув на часы, он начал прощаться. Гуров удержал его за руку:

— Почему ты тогда посадил меня за штурвал?

Лебедев шутливо погрозил пальцем:

— Проверить, не разучились ли вы, товарищ, летать. Спросишь, почему сам я сел за пулеметы? Соскучился. Давно не стрелял. А тут — по фашистам. Как отказать себе в таком удовольствии? Ну, привет и до скорого…

— Не лежится мне на койке, — опять забеспокоился штурман. — Как поправлюсь, сейчас же на самолет…

— Разумеется, — ласково успокоил товарища Лебедев. — А где наш дорогой друг?

На койке рядом лежал человек с забинтованной головой. Видны были только два черных глаза и бледные губы. Лебедев наклонился над этим мужественным смельчаком, с помощью которого обоим друзьям удалось выбраться из фашистского плена. А тот взял крепкую руку Лебедева и слабо пожал ее, что-то шепча. Лебедев внимательно слушал.

— Что он говорит? — спросил Лебедева Гуров.

В палате все насторожились, глядя на Лебедева.

— Трудно перевести все дословно… Товарищ очень волнуется. Он говорит, что он сын рабочего и сам рабочий, что он всю жизнь хочет отдать делу свободы. Он говорит: «Когда я жил там, я был близок к смерти. Но сейчас для меня начинается жизнь снова. Я хочу жить. Я прошу передать мою радость, мою благодарность великому человеку, вождю, который воспитал таких бойцов, как вы все, товарищи. Нас много, и мы будем сражаться только за дело социализма и за СССР…»

…Поздно ночью Лебедев примчался на автомобиле в штаб своей эскадрильи. Только что успел предъявить приказ о назначении и пройти к начальнику оперативного отдела, как порученец быстро доложил:

— Штаб девятой просит к телефону.

Там, где вытянулось осеннее поле, густо усеянное трупами бежавших, там, где еще бежали отступавшие, где, гремя железом, проходила артиллерия, где валялись орудия, пулеметы, снарядные ящики, где дыбились ворчащие танки, а люди, меченные свастикой, выскакивали из бронированных убежищ в панике перед наступающими эскадрильями, — там внезапно бесшумно и деловито выползло коричневое чудовище — истребитель «2Z».