— Милый платочек, ступай, вытри глаза убитым, что во дворе замка лежат.

Платочек полетел и вернулся назад с кровью и слезами в, знак того, что воскресил всех.

Гордый пан, радуясь, что слуги его опять на ногах, приказал наполнить данную крестьянином в заклад телегу всякой снедью и запрячь в нее четырех волов. Он послал все это крестьянину, чтобы у него было из чего обед приготовить. Но крестьянин отослал все обратно и велел сказать, что ничего, не надо: приходите, мол, все и садитесь за стол! Пан не поверил, но из страха перед дубинкой и саблей, — как бы хуже-не было, без промедления явился вместе с слугами к нашему мужичку.

У всех прямо глаза на лоб полезли, когда перед ними сперва ничего не было, а потом крестьянин поставил ручную мельницу и приказал ей молоть, и тотчас появился стол, на на столе расстелилась скатерть, и каждый мог выбирать любое блюдо и пить вдоволь по своему вкусу. Был тут пир наг весь мир!

Поблагодарил пан крестьянина за угощенье и домой воротился. Но дома он только о том и думал, как бы с крестьянином расправиться. Пан хорошо понимал, что ничего не может с ним поделать, пока у того дубинка и сабля. И решил первым долгом эти вещи у него выманить. Да как хитро придумал! Собрал все свое войско и отправился к крестьянину.

— Так и так, — говорит, — приходится мне воевать, потому что три соседних короля против меня выступили. Сам понимаешь, каково драться с тремя сразу. Не одолжишь ли ты мне дубинку и саблю?

Крестьянин засмеялся и дал.

Пан не знал, как надо командовать дубинке и сабле, но теперь они были в его руках. Он выстроил все свое войско перед домом крестьянина и потребовал, чтобы тот отдал ему в мельницу, а не то он его со всем его домом в порошок сотрет.

— Милый пан, вы не шутите? — спросил крестьянин.

— Не шучу, — ответил пан.

— Ну, коли не шутите, пускай будет не до шуток, — только не мне, а вам.

Повернул крестьянин треуголку на голове и произнес: «Дррр!»

Посыпались искры, полетели ядра, — плохо пришлось войску пана. Повернул крестьянин треуголку в другой раз и не успел промолвить «Дррр!» — как весь двор, пана был сметен с лица земли. Повернул в третий раз и только сказал: «Дррр!» — весь замок пана был разрушен до основания.

Тут понял пан, в какую он историю попал, сам устроив себе западню. Стал он на коленях умолять крестьянина о прощении, обещал, что будет верно служить ему.

— Такому подлому трусу, как ты, так и надо! — ответил крестьянин и не простил его.

Но чтобы не остаться без людей, которые будут служить теперь уже не панам, а крестьянам, и чтобы мельнице было на кого молоть, крестьянин еще раз приказал своему платочку воскресить убитых, и платочек исполнил это. Когда все они опять были на ногах, крестьянин еще раз приказал дубинке и сабле для науки отлупить всех как следует, не исключая пана.

И промолвил:

— Так будет всякий раз, когда вы против нас пойдете! А чтобы вы знали, что будет, если вы нам верно служить станете, садитесь: попируем!

И скомандовал еще раз:

И был опять пир на весь мир.

Жил на свете один бедный человек, и был у него сын. Вот раз говорит сын отцу:

— Ничего хорошего мы, видно, не дождемся, папа! Так дальше жить нельзя! Надо мне какой-нибудь службы искать.

Отец согласился, дал ему свое благословение и отпустил его в дальнюю дорогу.

Пошел парень по горам, по долам и пришел в одну долину. Видит, черти дорогу петлей заплетают.

— Что ж это вы делаете? — спрашивает.

А они ему:

— Хотим, мол, дорогу так заплести, чтобы никто по ней ходить не мог.

— Ну, постойте, узнаете у меня, как дорогу заплетать, прострел вам в печенку! — рассердился парень, взял кол и давай их охаживать.

Стали они его просить, чтобы он им передохнуть дал.

А он:

— До тех пор, — говорит, — не перестану, пока вы мне не дадите такой скрипки, чтобы, как я на ней заиграю, каждый поневоле в пляс пустился.

Дали ему черти скрипку, и он пошел дальше. Приходит к одному богатому попу и спрашивает, не возьмет ли тот его к себе на службу. Поп взял его и на другой день послал коров пасти. Парень, как пришел на место, так на скрипке и заиграл. Пустились коровы в пляс. А он весь день играл так, то-все они охромели.

Пришел домой, поп его спрашивает:

— Что ты сделал с коровами?

Парень ему ничего не ответил. На другой день пошел овец пасти и опять до вечера на скрипке играл, а овцы плясали.

И на третий день он скотину пас, но дал ей отдохнуть.

Захотелось попу посмотреть, что он там делает. Разделся поп донага, чтобы его узнать нельзя было, и пошел поглядеть потихоньку. А парень, как увидел, что поп к нему крадется, подождал, когда тот в колючий кустарник забрался, и давай на скрипочке играть. Поп никак из кустарника не выберется, — так в том кустарнике в пляс пустился. Плясал, плясал, пока весь не расцарапался. Стал он просить слугу, чтобы тот играть перестал, — половину хозяйства своего обещает ему отдать. А тот и слышать не хочет — играет себе да играет. Перестал, только когда увидел, что хозяин здорово ободрался.

На другой день поп на него жалобу подал, и судьи парня к смерти приговорили. Когда на него уже петлю накинули, попросил он, чтобы ему еще разок позволили на скрипочке поиграть. Все согласились, только поп спорить было стал. Но на него внимания не обратили и велели парню играть. Тогда поп попросил:

— Ну, уж коли вы ему играть позволяете, так привяжите меня к этому столбу.

Ладно, привязали они его. И начал паренек на скрипочке играть, а господа принялись танцевать, каждый со своей дамой. А поп, навалившись на столб, подпевает:

— Говорил я вам, не давайте ему скрипки! Говорил я вам, не давайте ему скрипки!

Когда все вдоволь натанцевались, парень перестал играть. Так это господам понравилось, что они его помиловали, а вместо него повесили попа. И парень, наверно, до сих пор на скрипке играет, коли не помер.

У одного отца было три сына, уже взрослых. Двое старших; такие щеголи, что кто их ни встретит, только присвистнет. А младший — лежебока и неряха, знай себе на печи да в золе валялся. Его так и прозвали: «Грязнуха вечный — житель запечный».

И было у отца поле, овсом засеянное. Каждую божью ночь какой-то негодяй в том овсе катался, мял его и топтал, так что смотреть было жалко, — ну, хуже быть не может. И хозяин никак не мог узнать, кто той беде причина.

— Вот ужо доберусь до тебя, кто бы ты ни был, — сказал он как-то и велел сыновьям ехать в поле вора сторожить.

— Вы только его поймайте да хорошенько поколотите, чтобы отбить у него охоту так безобразничать. Это будет ему наука.

Два старших сына стали собираться, будто на край света: коней, собаку, дубины — чего только с собой не берут! Мать пирогов напекла, мяса нажарила-натушила и той снедью набила им в дорогу сумки до отказа, так что те чуть не лопались.

— Вы, — говорит, — детки, поешьте там в овсе как следует, а то как бы вам с голоду не помереть.

А они еще вина взяли, чтоб было чем еду запивать, и поехали в поле.

Ну, а Житель запечный, он как? Отпер он потихоньку ящик в столе, взял оттуда сухариков, положил их в холщовый мешочек и пошел в поле. А мать еще лопатой из кухни его выгнала, когда он ее о чем-то попросил.

Вот старшие два брата приехали в поле, развели костер, коней рядом привязали; пироги и мясо поели, вино выпили, да и собаке не только мяса, а пирогов и вина дали.

— Веселись и ты с нами, — говорят. — Ешь, пей, пока жива!

Крепко напоили пса. Потом головушки опустили, в овес-повалились, и собака рядом с ними. Если б кто у них по куску мяса вырезать вздумал, и то не проснулись бы. А Жителя запечного — того к себе и не подпустили. Наш увалень-лежебока взобрался на дикую яблоню и стал там корочки грызть, а когда ему пить захотелось, сорвал себе яблочко и сосать стал.