– Ты была так добра, назвав меня лэрдом. Он будет слагать истории об этом. Хайлендский лэрд в качестве достойного сына!

– Но ты лэрд Рэйвенскрэйга! – произнесла она, как будто думала именно так. – Разве твой король не даровал тебе грамоту, жалующую эти земли и собственность?

– Ох, любимая, – он привлек ее в свои объятия. – Это было и прошло. Забыто.

– Ну, а я это не забыла. – Она отошла от него и достала тонкий пакет из кармана пиджака. – Мой подарок тебе на помолвку.

– Милая, что это такое? – его руки затряслись, а перед глазами поплыло, когда он вскрыл пакет и вытащил официальный пергамент, новый, но выполненный в стиле его времени. С красными восковыми печатями и ленточками.

Это был документ, подтверждающий право собственности.

Точно такой же, как и его средневековая грамота – дарующая ему полные права и титулы на Рэйвенскрэйг и его леди.

У Алекса защемило сердце.

– Во имя всех святых, Мара, что ты сделала?

– Только то, что должно было быть сделано около семисот лет назад, – она поднялась на носочки и поцеловала его. – Это совершенно законно. Почему, ты думаешь, поверенный Комб здесь? Он все подготовил.

Алекс сжал ее в сокрушительных объятиях. Его мир был так прекрасен, как он не мог и мечтать.

– Я не знаю, что сказать.

– Тогда не говори ничего. – Ее рука заползла под споран и сжалась. – Просто люби меня.

Его глаза потемнели.

– Я это буду делать.

– Всегда?

– О-о-о, да, – пообещал он. – Пока мы живы, и даже дольше.

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него:

– На твоем пледе? В вереске?

– И это тоже, – согласился он, сжимая руки вокруг нее. – Так часто, как пожелаешь.

А потом он закрыл глаза и улыбнулся.

Жизнь стала неописуемо замечательной.

И ему не терпелось начать жить.

Уан Керн Авеню

Филадельфия, год спустя

Презентация изданной Хью Макдугаллом книги по семейной истории «Потомки шотландских горцев» была в самом разгаре к тому времени, когда Алекс сумел вытащить себя из постели и присоединиться к впечатляющей грандиозной вечеринке, проходящей в гостиной его тестя, увешенной пледами.

Помимо пледов, стены гостиной были оклеены большим количеством того, что походило на книжные обложки. От такого ошеломляющего вида у Алекса закружилась голова, когда они с Марой прибыли прошлой ночью из Шотландии.

Все еще чувствуя легкую тошноту, он сильно сдавил виски пальцами, теперь зная, что он мучился от того, что называется расстройством биоритмов. Недуг совсем не волновал его, учитывая, какой мучительной оказалась поездка.

Он не мог поверить, что позволил своей любимой жене убедить его совершить такое кошмарное приключение. И хотя они пробудут здесь две недели, он был совершенно уверен, что не изменит своих мыслей о путешествии самолетом к тому времени, когда эти четырнадцать дней истекут, и у них не останется выбора, кроме как подняться на борт другой летающей машины.

Конечно, он не позволил себе показать свой страх.

Но подозревал, что Мара знает.

Ведь она любезно воздержалась от комментариев относительно того, что его побелевшие пальцы цеплялись за ее руку во время всего мучительного перелета через Атлантику.

Но теперь, по крайней мере, он никогда снова не выразит недовольства поездкой в Обан. Увертываться от овец на дороге совсем не то, что парить под облаками!

Да, теперь ему было известно, что в мире его Мары существовали вещи более худшие, чем автомобили. Но замечательные вещи существовали тоже. Такие, как красивая округлость ее выступающего живота.

Алекс остановился на середине лестницы и с усилием сглотнул. Потом сдавливал переносицу до тех пор, пока не исчезла возможность появления слез в глазах.

Он не станет смущать своего тестя, явившись на кейли этого человека со слезящимися глазами. Мара предупредила его, что ее отец рассказывает всем о том, что его достойный сын – свирепый хайлендский лэрд, и Алекс не хотел его разочаровать.

– Он здесь! Явился прямо из Альма-матер! – Хью Макдугалл схватил Алекса за руку сразу же, как тот оказался внизу лестницы, и потащил его в столовую, где гигантский макет «Потомков шотландских горцев» служил центральным украшением стола.

Хью Макдугалл выглядел так, словно вот-вот лопнет от гордости. Он обнял Алекса одной рукой и громко объявил:

– Сэр Александр Дуглас, лэрд замка Рэйвенскрэйг и мой зять, – похвастался он, сияя улыбкой своим впечатленным друзьям и весьма молчаливой жене. – И, – он кинул взгляд на Мару, – в скором времени отец моего первого внука, Хью Колина Макдугалла Дугласа!

При этом сообщении зазвучал хор счастливых «ох» и «ах», а Эрчи, толстяк с красными щеками подчеркнул этот момент славы прекрасным исполнением «Парня из Хайленда». Заявляя, что он старый друг и прибыл с группой странствующих хайлендских музыкантов, якобитский волынщик появился вчера вечером, чем глубоко тронул Алекса.

Как и присутствие Хардвика и Брана О’Барра, хотя Алекс знал, что он – единственный, кто может видеть эту парочку. Они решили не появляться, как сделал Эрчи, а просто стояли у стены, сложив руки на груди и весь день, улыбаясь, наблюдали за всем.

– Алекс?

Он повернулся и обнаружил рядом свою леди.

– Ты, правда, не возражаешь против этого имени? – спросила она, кладя руку на живот. – Мы можем изменить его, ты знаешь.

Алекс коснулся ее волос, скользнув пальцами в шелковые пряди. В эти дни они, казалось, блестели даже ярче, так же, как и ее красивые глаза. Маре Макдугалл Дуглас шло материнство, и он прямо-таки не мог ею насытиться.

Правду сказать, он даже облетел бы с ней весь мир в одной из ее жутких летающих машин, если бы эта идея доставила ей удовольствие.

Она так много значила для него.

Называть его первого сына в честь отца и их дурных предков – мелочь в сравнении со всем остальным.

С тем миром и счастьем, что она принесла ему.

– Адский огонь и проклятие, – тихо сказал он, по щеке помимо его воли покатилась слеза. – Смотри, что ты делаешь со мной.

– Горячий Шотландец, – произнесла она, используя прозвище, которое всегда вызывало у него улыбку. – Я думаю, у тебя мягкое сердце.

Алекс притянул ее к себе и легонько поцеловал в губы.

– Когда мы снова останемся наедине, я покажу тебе, насколько мягок твой горец, девчонка.

Она мило покраснела и выглядела обрадованной.

– Значит, ты правда не возражаешь против имени?

Алекс медлил, глядя на гигантский макет «Потомков шотландских горцев». На него с обложки книги смотрели деревня Уан Керн и каменная пирамида, и он знал, что его имя и имя его сына, который должен родиться вскоре, были написаны в цветистом посвящении на первой странице книги. Посвящении, настолько трогательном, что оно заставило бы плакать средневекового барда.

А некий вредный уголок его души знал, что Колин Макдугалл точно переворачивается в своей могиле.

Но его леди ждала ответа, и ее глаза начали туманиться сомнением.

– Имя нашего сына прекрасно, – дал он ей ответ, закончив его поцелуем. – Оно очень мне нравится.

– Оно тебе нравится?

– О, да, – он снова поцеловал ее, в этот раз глубже, уже не заботясь, видит ли кто их. – Хотя я размышляю о двух моих лучших друзьях, чьи имена я хотел бы дать нашему следующему сыну, если мне позволят выбирать.

– Конечно, – согласилась его леди.

А в противоположном конце комнаты стояли Хардвик и Бран и скалили зубы, как дураки.