— Я убежден, что они все сговорились завладеть вашими копями.

— Какими копями? — спросил Оливье, крайне изумленный.

— Да рубиновыми! — воскликнул Боб, удивляясь в свою очередь.

С минуту Оливье молчал. Завеса спала с его глаз. Он понял то особенное рвение, с которым его преследовали, чтобы получить место на «Галлии». И сам Боб, наверно, полон такими же химерами.

— Мой бедный Боб! — сказал он наконец. — Я считал вас более рассудительным. Как! вы в полной уверенности, что мы идем на поиски рубиновых копей?

— Конечно!

— Но нет там таких копей, бедное дитя! По крайней мере, если даже и есть там что-нибудь подобное, то я этого не знаю и не имею никакого права на драгоценные камни Тибета, и не за тем вовсе мы летим туда…

— Ах, неужели? — еле произнес пораженный Боб.

— Таким образом, значит, все вы гонитесь за рубинами? Отто Мейстер, Фицморрис Троттер, Фейерлей, вы… должен ли я прибавить дам, мисс Мюриель, например?

— Ах! ах! — произнес Боб смущенно.

— Ну хорошо, мой бедный друг, вам придется разочароваться… Я очень опечален этим, но что же делать! Вы вернетесь в Лондон с такими же пустыми карманами, как и раньше, до отъезда… Я был на сотню миль от мысли, что вы питаете такие надежды, или, что только одна жажда наживы двигает вами…

— Но таково было общее мнение в Лондоне, — возражал бедный Боб. — Все были убеждены, что вы направляетесь сюда за новыми рубинами…

— И они великодушно решили поделить их со мной? — сказал Оливье немного насмешливо. — Я бы с удовольствием отделил вам кусок этого пирога, поверьте, если бы, на ваше счастье, существовали такие копи где-нибудь в другом месте, а не в вашем воображении… Но вот беда!.. Я не знаю рубиновых копей, не ищу их, и мы нигде их не встретим…

На лице Боба выражалось такое глубокое отчаяние, что Оливье стало жаль его.

— Полно, Боб, будьте мужественны! — произнес он, дружески хлопая его по плечу. — Молодой человек ваших лет должен быть в восторге от того, что совершил подобное путешествие, помимо того, достал он или нет в горах рубины… Разве вы так нуждаетесь в деньгах, скажите мне?

— Да, это легко сказать тому, кто не знает, куда их девать! — сердито сказал Боб, чувствуя себя оскорбленным в самых законных надеждах.

— Это я произвожу впечатление такого капиталиста, который обременен деньгами, не зная куда их тратить? — спросил Оливье, смеясь. — Но я вас прошу поверить, что, напротив, я очень хорошо понимаю, как лучше употребить их…

— Да, я не сомневаюсь в этом… Но тем не менее, они сыграют с вами какую-нибудь шутку! Вы знаете, ведь они все-таки верят в существование копей!

— Что же делать? — произнес Дерош, пожимая плечами. — Будь мы в Англии, я бы очень просто высадил их на землю. Но теперь поздно. Придется покориться своей участи… Они будут работать до конца, как настоящие негры… Только это наказание в моей власти…

Но видя, что Боб повесил голову, совершенно убитый, он продолжал.

— Полно, Боб, неужели эти несчастные рубины так огорчают вас?.. Разве это моя ошибка? Говорил ли я когда-нибудь, что они существуют?

— Это правда! — откровенно сознался Боб. — Я сам выдумал кучу глупостей, а вы даже не рассердились…

— Я никогда не думал, что вы такой жадный, мой бедный друг! — воскликнул Оливье, делая усилие, чтобы не показать иронично-шутливого тона.

Дурное настроение Боба никогда долго не продолжалось. Он уже смеялся и, откидывая волосы обычным ухарским движением головы, сказал:

— К черту! Покончим с этими мечтами. Как вы сказали, я могу все-таки радоваться, что участвую в экспедиции! — И, передернув плечами, он вернулся на свой пост.

Аэроплан летел над Тибетом.

Пустынные равнины, за которыми темнели мрачные очертания горных громад, быстро уходили назад.

Наконец к одиннадцати часам они заметили огни большого города: это могла быть только Лхаса.

Таинственный город развернулся под их ногами, громадный и безмолвный.

Столетние деревья окружали его точно зеленым поясом. Белые дома с башнями, храмы с золочеными крышами блестели при лунном свете, и каждый из пассажиров чувствовал невольное волнение, созерцая с высоты эту святыню буддистов, этот священный город, который столько веков ревниво оберегает свои тайны.

В одиннадцать часов тридцать пять минут начался спуск.

Оливье несколько минут колебался, не зная, какое лучше выбрать место для остановки, и наконец решил, и аэроплан, покорный его воле, опустился в середину большого пустынного сада.

Аэроплан был снабжен высоким подвижным шестом, на конце которого помещался электрический фонарь, который зажигался при случае. Когда они пролетали над Гималаями, то все время пользовались его светом, который бросал яркие лучи на мрачные горы, лежащие под их ногами. Чтобы фонарь мог гореть, должна была работать та же паровая машина, которая приводила в движение винт, и эта двойная работа производилась одновременно.

Когда уже аэроплан стал спускаться, то близко над землей было остановлено движение винтом, и как только машина перестала работать, тотчас же погас и фонарь. В эту минуту «Галлия» стала на землю.

Луна зашла за тучи, и путники очутились в темноте, не видя, куда они спустились.

Но вот очень скоро разъединили винт с машиной, которую пустили в ход. Тотчас же загорелся этот круглый электрический глаз и бросил вокруг яркие лучи света.

Все увидели, что «Галлия» стоит на лужайке, окруженной гигантскими деревьями.

Яркие лучи электрического фонаря, пробираясь далеко сквозь изогнутые ветви громадных деревьев, освещали ближайший лес белым матовым светом. Темные гигантские деревья с толстыми кривыми ветвями резко выступали вперед, точно черные великаны, принимая фантастические очертания; многие из путешественников глядели на них со страхом.

— Ветви деревьев, — сказала Мюриель, дрожа от ужаса, — похожи на громадные руки, которые как будто протягиваются к нам и хотят схватить, а эти густые листья точно скрывают какую-то ужасную тайну. Мне кажется, что это тот страшный лес, о котором я читала, где все деревья были осужденными преступниками…

— Это лес Дантовского ада?

— Да, да, верно! Вы помните?.. Если отрезать самую маленькую ветку, то дерево начинает стонать и плакать. Какие ужасные мысли!.. И мне кажется теперь, «то мы спустились в один из этих проклятых кругов…

— Успокойтесь, мадемуазель, прошу вас! — сказал Оливье. — Будьте уверены, что первый луч солнца рассеет все ваши фантазии…

Пока он говорил, вдруг Мюриель испустила пронзительный крик.

— Что я говорила!.. Там, там… я их вижу!.. Они приближаются двумя длинными линиями! Это, наверно, людоеды!..

И закрыв глаза руками, испуганная молодая девушка убежала в каюту.

Все стоявшие на палубе невольно повернулись в ту сторону, куда указывала Мюриель. Одного мгновения было довольно, чтобы убедиться в справедливости ее слов.

— Людоеды! — сказал Оливье с улыбкой. — Я не допускаю, чтобы мы могли бояться подобных вещей в Тибете. Внимание, тем не менее! Подождем, чего хотят от нас эти хитрецы.

Выйдя из тени густого леса, где они были замечены Мюриель, эти странники теперь вступили в яркую полосу электрического света; можно было ясно видеть их длинную красную одежду и высокие желтые шапки, наподобие митры. Медленной и твердой походкой они двигались прямо к «Галлии». Когда они были на некотором расстоянии от столбов аэроплана, они остановились и вдруг все сразу упали на колени, ударяясь лбами о землю.

— Вот видите! — сказал успокоительным тоном капитан Дерош, который, как ответственный за весь экипаж, не без некоторого беспокойства смотрел на приближение многочисленной толпы, — это вовсе не враги. Это духовенство, которое нас поздравляет с благополучным прибытием. Мы, очевидно, спустились на землю около какой-нибудь кумирни. Вот это, что называется, прямо попасть в цель, — сказал весело капитан. — В стране лам мы не могли бы выбрать лучшего места… Но слушайте, они собираются петь.