Я отвел взгляд и посмотрел вперед, в глубину парка. Нужно было как следует пошевелить мозгами.

— Вы не думали, что кандидатом для обмена они выбрали Персону?

— А вы? — нетерпеливо бросила она.

— Я просто поинтересовался. Эм-Ай-6 хоть и назойливая муха, но иногда кусает кого надо. Кто послал письмо?

Я надеялся спросить ее о чем-то, чего она не знает. Соперничество — вещь коварная. Эм-Ай-6, Эм-Ай-5, ФБР, ЦРУ — все они грызут друг другу глотки, стараясь сделать одно и то же одним и тем же способом. И ты неизбежно оказываешься втянутым. Но винить некого.

— Письмо прислал один таиландец, узнавший об этом совершенно случайно. Он где-то услышал, что в Бангкоке ждут монгола Куо, и выбрал самый безопасный способ, чтобы предупредить, — анонимно. Куо все здорово боятся, и под информацией, которая может ему повредить, никто не подпишется.

Фонари высоко вверху освещали лужайки, цветочные клумбы и полицейский фургончик, мирно припарковавшийся рядом с фонтаном. Он подъехал только что, за ним последовал второй, и оба потушили фары.

— Зачем ты меня проверяла? Тогда, в посольстве?

— Не была уверена. Я раньше никогда тебя не видела. — Она тоже, как и я, следила за фургонами. — Как только удостоверилась, сомнения отпали и наша операция началась. С той минуты мы не выпускали тебя из виду. Потеряли только раз, когда ты… решил уклониться.

Из фургонов выпрыгнули десять полицейских в форме — по пять из каждого, — и, образовав кольцо, стали сходиться к фонтану. Под центральной струей, скрытый цветами, располагался маленький бункер с железной дверью — там был установлен насос. Сам не зная зачем, я спросил:

— Но сегодня утром опять потеряли? Когда отправлялся кортеж. Ты же не знала, где я?

Ее голос снова слабо задрожал. Едва заметно.

— Мы знали, что ты засел где-то в районе Линк-роуд… — Мне показалось, продолжать она не будет. Полицейские постепенно сжимали кольцо и уже подошли к маленькой двери. — Человека в храме нашли. В Пхра-Чула-Чеди — ты знаешь?

Это, наверное, те три подвижника учения Брахмы, что встретились мне у ворот и хотели спросить, что я там делал. Я посмотрел ей в лицо, ее глаза мерцали в темноте.

— А о моем плане ты что знала?

— Ну-у… то, что ты должен защитить Персону единственно возможным способом.

Я перевел взгляд обратно на фонтан. Ей хотелось, чтобы говорил я, но сказать о человеке в Пхра-Чула-Чеди мне было нечего. Открыв маленькую дверь, полицейские обыскали насосную и возвращались к фургонам. То же самое происходит сейчас по всему городу. Но им не найти его. Куо не станет скрываться в таких очевидных укрытиях, как какие-нибудь развалины, или старый причал, или насосный бункер фонтана.

— Как долго уже ты промышляешь этим ремеслом? — спросил я.

А может быть, дело было вовсе не в том, или не только в том, что смерть имела для нее некую пленительную притягательность; может быть, она просто к ней не привыкла.

— Три года на активных заданиях.

— Постоянно с Эм-Ай-6?

— Да. Кроме дела в Карачи.

Я смотрел на нее, она — на полицейских.

— Шестьдесят третий?

— Да. — Она все еще не поворачивала головы.

Бюро в том шоу не участвовало, потому что по размаху это было почти что военное наступление, с высадкой десанта, отработкой взаимодействия с пакистанскими службами, а у нас незадействованных операторов оставалось мало. Все прошло удачно, хотя и очень скомканно, но было много неразберихи. Наверное, после Карачи ей сделали пластику. Тогда погибли трое — Дэвис, Чандлер и Браун. Двое из них — из Эм-Ай-6. Да нет пожалуй, нельзя сказать, что она не видела и не привыкла к смерти. Но откуда тогда этот нездоровый интерес к одной подстреленной утке?

Несколько полисменов приближались к нам, решили проверить тоже. Правую руку все они держали на весу у бедра, как раз над кобурой.

— Кто тогда был твоим шефом?

— В Карачи? — переспросила она. Она по-прежнему смотрела в сторону, и резкое движение головы было для меня достаточным ответом. — Не помню.

Меня попросили выйти, я показал документы, и они, посветив фонариком, внимательно их изучили. Потом проверили несколькими вопросами о персонале посольства, после чего вежливо отступили и, козырнув на прощанье, пошли к своим фургонам, а я снова забрался в автомобиль.

Она завела двигатель, и мы поехали. Мне не хотелось говорить о человеке в храме, ей — распространяться о Карачи. Избитая истина — стоит только заговорить о неприятном, и уж куда потом разговор ни поворачивай, больная тема выплывет снова и снова.

Повернув направо, мы выехали на Раму IV и двинулись в сторону Линк-роуд. Я в последний раз вернулся мыслями к Питеру Ли: во время судебного разбирательства его назвали «необычайно понятливым и способным студентом». Это были слова преподавателей, но никто не сомневался уже, что учеба для него лишь прикрытие. А раз так, то информация, содержавшаяся в переснятых им записях и чертежах, была, вероятно, вполне доступна его восприятию. Этот факт, наряду с блестящей памятью, означал одно: в голове у него до сих пор удерживаются ценнейшие сведения по лазерным разработкам. И еще один осложняющий фактор: он мог успеть сделать дубликат микропленки, который хранил в тайнике на случай, если передача оригинала затруднится или если он где-то затеряется.

Китайская республика была серьезно настроена занять место в мировой элите, но она не располагала достаточно серьезным оружием. Завладев лазерной пушкой и развернув ее в сторону врагов, Китай получил бы возможность требовать и угрожать, опираясь на военную мощь, намного превосходящую мощь ядерной бомбы, которую никто и никогда не осмелится применить.

Агент с феноменальной памятью Хуанг Ксиунг Ли, наверное, успел все-таки, перед тем как его арестовали, передать в Пекин сообщение, оповестить свой центр о том, что располагает сведениями исключительной важности. Они знали, за чем он охотился, а после сигнала в центр "поняли, что он это заполучил. И с того самого дня, очевидно, создали комитет по разработке неотложного, наиважнейшего плана, в котором был один пункт: вызволить Ли из заключения и доставить домой. Затраты не имеют значения.

Темный силуэт склада неясно выделялся на фоне звездного неба.

— В какую дверь? — спросила она.

— В ту, что с аллеи.

Я взял лишь небольшой саквояж, все остальное было надежно спрятано.

Дважды по «Пакчонга» нас останавливали патрули, и я отметил про себя, что по дорогам, ведущим из города, к контрольно-пропускным пунктам, пробираться еще труднее. Бангкок превратился в западню.

За мной в отеле был забронирован все тот же номер; я позаботился об этом заблаговременно, потому что с визитом Персоны наплыв приезжих значительно и резко возрос и найти место стало проблематично. Вещи наверх я послал с лифтером. Он все еще смотрел на нас, когда мы начали подниматься по лестнице.

Мы ничего не говорили друг другу. Сказать было нечего, да и для этого не было времени. Она не испытывала ни неловкости, ни неудобства. В мягком свете ночника она двигалась по-кошачьи грациозно, постепенно открывая свое стройное гибкое тело, пока не разделась полностью и на ней не осталось ничего, кроме плоского, как зажигалка, «ноль двадцать второго», пристегнутого с внутренней стороны бедра. Ловкое движение пальцев, и он упал на одежду. Она стояла передо мной совершенно голая.

Она закричала. В первый раз закричала. И сразу после этого я почувствовал на руке жгучее тепло ее слез. У нее вырвалось имя — Ричард, — это получилось помимо ее воли, само собой.

Дэвис, Чандлер, Браун. Один из них.

Господи, даруй мертвым утешение.

Мы оба захотели оставить свет, и я выключил ночник уже на исходе ночи. Затем мы уснули. Немного проспав, я снова проснулся.

На фосфоресцирующем циферблате светились стрелки — 3.21 утра. Животное ублажается легко, потребности же серого вещества головного мозга несколько выше. В голове прояснилось, мысли потекли стройной вереницей. Многие вопросы требовали ответа.