– Да что у вас за команда-то такая? Как вас вообще допустили к участию? Что подумают в UCI, когда узнают, каким образом проходят гонки в нашей стране. И заметьте, во всём, что творилось вчера и сегодня, виновата только ваша команда и больше никто. Если бы от меня это зависело, я бы уже давно вас всех дисквалифицировал. Да вас вообще нельзя допускать к серьёзным соревнованиям. Вам только в цирке выступать. Вот там вы точно будете на своём месте.

  Когда чиновник ушёл, Ежов скрестил руки на груди и пробормотал:

  – Остаётся только надеяться, что мы не прославимся как команда, из-за которой первый Тур России станет последним...

  Поздно вечером команда Urbanvelostore всем составом собралась за общим столом в гостиной деревянного домика пансионата. Отсутствовал лишь заблудившийся продавец, на чьи поиски был брошен весь свободный персонал гонки и местная полиция. Они прочесали всю трассу, однако найти парня так и не удалось, что подтвердило теорию Ежова о том, что парень просто заблудился.

  Из-за исчезновения спортсмена организаторы гонки не находили себе места. Не находил себе места и Нефёдов, но уже по другой причине – недавно у него состоялся разговор с людьми, обещавшими финансовую поддержку команде на следующий сезон, и потенциальные спонсоры были явно не в восторге от первых результатов Urbanvelostore.

  Нефёдов не стал признаться, что именно сказали ему спонсоры, но всем было очевидно, что ничего хорошего, потому что после разговора Олег отправился в магазинчик при пансионате и назад вернулся уже пьяным и с полупустой бутылкой коньяка.

   Во время ужина бутылка опустела окончательно, а Нефёдов захмелел ещё сильнее. Повесив голову, он сидел во главе стола над полной тарелкой жаркого, к которому так и не притронулся, ковырялся в ней вилкой и что-то невнятно бормотал.

  Внезапно Нефёдов вскинул голову и чётким голосом, без признаков опьянения, сказал:

  – Ну ничего, ещё не всё потеряно. Ещё шесть этапов. Надо взять один, и наша команда будет. – Он побарабанил пальцами по столу. – А если ничего не получится здесь, будем участвовать в гонках уровнем поменьше. Когда Миша восстановится, мы обязательно сможем победить в какой-нибудь Континентальной гонке. Их проводится дохрена, насобираем побед и докажем, что мы способны быть нормальной командой. Правильно, Миша?

  – Не, неправильно. Не впрягай меня в свои планы, Олег, – пробурчал Кокорин. – Я больше никогда в жизни не сяду на велосипед. Сегодня была моя последняя гонка. Всё, с меня хватит. С каждым разом всё хуже и хуже. Я летал в обрывы, мне ломали нос болельщики, меня кусала собака и лягала лошадь. А что дальше? Оператор на вертолёте выронит камеру и она упадёт на меня?

  – Не, Миша, бери выше, – влез в разговор Артём. – С твоим везением на тебя упадёт не камера, а операторский вертолёт.

  Реакцией на эти слова стали улыбки и громкий и очень тонкий смех Нефёдова, услышав который все уставились на Олега.

  Вытерев выступившую на глаза слезу, Нефёдов сказал:

  – Эт точно, Миша у нас везунчик. – Он глубоко вздохнул и впал в отчаяние, схватившись за голову. – Нам нужна победа, нам очень нужна победа. Иначе мы не реабилитируемся. – Как у всякого пьяного, настроение Нефёдова вновь резко поменялось, и он с угрозой уставился на Диму. – Ты! Ты почему не выиграл этап?

  Вздрогнув, Дима обвёл взглядом окружающих, ища помощи.

  – Ну... это... – забормотал он.

  – Да, Дима, у меня тот же вопрос, – сказал Ежов. – Почему ты не финишировал как надо?

  – Э-это, – заикаясь, выдавил из себя Дима, – с-скорости не-не хватило. Всё-таки я-я с-соревновался с лу-лучшим спринтером п-прошлого г-года. Г-грайпель очень быстрый.

  – Я говорю не о твоей скорости, а о твоей позиции перед спринтом! – вспылил Ежов. – Я несколько раз пересматривал запись финиша и прекрасно видел, что ты собирался сесть на колесо Грайпеля, но почему-то не стал этого делать. А если бы ты пошёл до конца и занял позицию за ним, ты бы легко смог объехать его! Ты ничуть не медленней и у тебя было бы преимущество старта с колеса!

  – Но меня полностью блокировали, – попытался жалобным голосом оправдаться Дима.

  – У тебя было достаточно места. И ты мог легко подвинуть гонщика, который тебя якобы полностью блокировал. Толчки и силовая борьба за позицию – часть спринта. Ты бы нарушил прямолинейности движения, никого бы не подрезал и имел полное право взять немного влево и плечо в плечо выдавить мешающего тебе гонщика. Ты не балетом занимаешься, ты спринтер и на финише ты обязан быть жёстким и агрессивным. А вместо этого...

  Ежов не успел договорить – его речь прервал звонкий звук падения вилки, после чего последовал глухой удар. Повернувшись, все уставились на пустующее место за столом, где только что сидел Артём.

  Из-под стола вынырнула рука, а за ней появилось смущённое лицо поднявшегося на колени Артёма.

  – Всё нормально, всё нормально, – поспешно заявил он, – просто стул попался неудобный.

  Ежов внимательно вгляделся в осунувшееся лицо своего подопечного и задумчиво пробормотал:

  – Так-так-так, а вот расплата за последние двадцать километров. Этого я и боялся.

  Поднявшись, Артём беззаботным тоном произнёс:

  – Да всё нормально, просто голова немножко закружилась.

  Сказав это, Артём пошатнулся, но упасть ему не дали руки Клясова.

  Заставив Артёма лечь на диван, Ежов сходил за тонометром, измерил давление и выругался.

  – Надорвался-таки, дятел. Давление семьдесят на тридцать. Ниже бывает только у трупов.

  – Всё нормально, – снова повторил Артём. – Завтра я буду в порядке и смогу продолжить гонку.

  – Не будет для тебя завтра никакой гонки, – твёрдо заявил Ежов. – Сегодня был твой последний день на Туре.

  – Чего?! – возмутился Артём. – Не тебе решать, сходить мне или нет. Я нормально себя чувствую и завтра снова буду в норме. Такое уже было во время тренировок и быстро проходило. Просто ты, деда, не замечал.

  – Угу-угу, – промычал Ежов, – не лечи меня, я бы всё заметил. Для тебя Тур закончился и точка.

  Артём мрачно усмехнулся.

  – Закончился, говоришь? Или я завтра выхожу на гонку, или репортёры услышат много чего интересного про нашу команду. Например, как вы попали на гонку или как вы добирали недостающий состав.

  Ежов задохнулся от злости.

  – Ах ты говнюк! Шантажировать меня вздумал?

  На плечо Ежова легла рука Клясова.

  – Успокойся, Костя. Он готовился к гонке три месяца и сейчас будет нечестно снимать его. Пусть выходит на старт. Если не сможет восстановиться, то завтра просто выпадет за лимит времени и его снимут судьи. Или сам сдастся. И вместо того, чтобы орать, лучше бы помог ему прийти в себя.

  Шмыгнув носом от недовольства, Ежов всё же уступил просьбе Клясова. Достав бумажник, он глянул внутрь, чуть поколебавшись вынул пятитысячную купюру и протянул её Диме.

  – Значит так, – сказал Ежов, обращаясь к Диме. – Аптеки я здесь не наблюдал, поэтому для тебя есть ответственное задание – с ним ты точно справишься. Мне надо, чтобы ты сбегал до магазина, купил там бутылку хорошего красного вина, пачку кофе и пару упаковок солёных орешков. Запомнил или записать? – Он уставился на Артёма. – А ты закинь ноги на спинку дивана и держи их так.

  Перед тем, как отправиться в магазин, Дима спросил:

  – Тренер, а если орешков не будет, мне купить сухарики? Со сметаной подойдут?

  Ежов провёл ладонью по лицу и жалобным голосом простонал:

  – Ты меня что, хочешь с ума свести? Ты и правда думаешь, что я посылаю тебя за выпивкой и закуской? Не будет орешков, тогда купи солёной рыбы. Чего-нибудь солёного, ясно? И про кофе с вином не забудь.

  Перед началом второго этапа гонки возникла проблема – «тазик» Ежова отказался заводиться. Нефёдов поначалу не посчитал это большой неприятностью, так как в гонке оставалось всего четверо участника команды, но Ежов резко осадил его, сказав, что им необходимо не меньше двух машин техподдержки.