И все же Эвита была уверена, что ей удастся убедить консерваторов. С нею во главе у них появлялась надежда снова выйти на политическую арену. Снова возобладала мания Эвиты заставить богатых склонить головы, навязать себя аристократам в качестве хозяйки, королевы. Тогда вся Аргентина принадлежала бы ей, а разве не Аргентина была самой главной силой на южноамериканском континенте? Встань она во главе континента, занимающего одну пятую часть мира, кто еще мог бы противостоять Эвите? Она устала от Фонда, исчерпала очарование кабинета в небоскребе; ей требовался трон более блестящий, в некотором роде освежающий.

Консерваторы, перед которыми Эвита предстала одновременно и высокомерной и умоляющей, один за другим отказали ей в поддержке. Они не забыли торговца рыбой перед Жокей-клубом. Этот поступок, еще более дерзкий, чем тот, что отбросил Эвиту от закрытой двери штаб-квартиры Кампо де Майо, эта дверь Жокей-клуба, властно захлопнутая у нее перед носом, стала для Эвиты знаком объявления войны. После многообещающей улыбки ей показали кулак. Консерваторы выдвинули лозунг: «Никакого вицепрезидентства для Эвиты».

На ответ богачей и аристократов Эвита подготовила шумный отклик.

Аргентинская элита собиралась не только в Жокей-клубе, но и в Сельском обществе. Выставка самых красивых быков года представляла собой важное светское событие: высшая каста пировала среди своих быков-победителей и красавиц в парижских нарядах. Но Эвита вдруг решила, что эти участки неправильно использовались. На том месте, где проводило свои мероприятия Сельское общество, по ее мнению следовало разместить что-нибудь более полезное.

В тот момент, когда среди быков, кобыл и цилиндров трубач собирался возвестить об открытии ежегодного праздника Сельского общества, появились бульдозеры. Заборы были повалены, цветы смяты.

Какой восторг, почти спортивный, вызывают у знатоков образцы породистых быков и коров, настоящие шкафы из плоти, где ноги, хвост и голова просто исчезают! Нарядные аристократы приветствуют «шотхорнов» и «абердин-ангусов», монстров-производителей и мясные породы как золотой дождь, который наполнит их сундуки. Эта говядина — их империя. Вполне естественно, что они ежегодно устраивают праздник в честь скота.

Впервые в аргентинской истории праздник Сельского общества был испорчен. Важных дам в роскошных туалетах и быков стоимостью в миллионы песо быстро увели подальше от мешанины досок и цветов.

Аристократы Сельского общества кричали о вандализме, твердили о покушении на конституцию. Но Эвита им хладнокровно ответила, что аргентинская конституция не ограничена четырехугольником Сельского общества, как бы обильно ни цвели в нем цветы…

Вице-президент Хуан-Гортенсио Кихано входил в ту немногочисленную группу радикалов, которые поддались обаянию Перона. Заслужив прозвище «коллаборационист», он согласился играть роль демократического прикрытия во время прихода к власти искусного фехтовальщика.

Кихано всегда заявлял: «Неважно, какие слухи распространяет обо мне кучка мелких политиканов…» Так он называл радикальную партию, к которой сам всегда принадлежал и которая не клюнула на сиропную приманку генерала.

Связка Перон — Кихано сформировалась в 1945 году, а пост вице-президента Кихано получил во время безмятежной агитационной поездки. Перон появлялся перед публикой в рубашке с отложным воротничком, наряженный моряком на отдыхе, в то время как Кихано стоял рядом с ним в чопорном смокинге. Вскоре вице-президент Кихано увидел, что его власть ограничивается ролью вышколенного швейцара в резиденции Каса Росада.

Теперь он представлял собой потрепанную и бесполезную политическую фигуру. Этот бедный оруженосец Перона, выходец из радикальной партии Иригойена, был вознесен на вершины власти случайно, как подхватывают какую-нибудь болезнь. Он родился в Курусу-Куатья, центре провинции Коррьентес, в 1884 году и сделал карьеру судьи. В кабинете Фарреля он был министром внутренних дел, а затем вице-президентом. Бесконечно преданный» Перону, грубо отвергнувший ради выгоды все идеалы юности, он не имел теперь другого выхода, как проявить непоколебимую преданность — но в привычной колее.

Перон сердился на Кихано по единственной причине: ему не удалось выдать присутствие Кихано в правительстве за свидетельство широкого участия радикалов в его деятельности. Этот символ среднего класса Аргентины, шагающий рядом с Пероном, никого не мог обмануть.

Эвита вызвала к себе Кихано. Этой весной 1951 года ему было всего шестьдесят семь лет, но утомительный успех преждевременно состарил его. Действительно, он жил в двойном одиночестве. Прежние друзья-радикалы считали его предателем, новые коллеги — слугой. Все конфликты он старался разрешить учтивостью.

Эвита приняла его в салоне сердечно, как будто он был единственным человеком на земле, которого она когда-либо ценила. Она чувствовала, что Кихано не станет цепляться своими дрожащими от старости руками за огромные ручки двери Каса Росада. Он больше не являлся хозяином своих решений, какими бы незначительными они ни были. Усталость вынуждала его соглашаться еще до того, как был задан вопрос. Эвита без труда убедила Кихано оставить пост вице-президента сеньоре Перон и в благодарность прижала его к груди, как родного отца.

К сожалению, Кихано оказался не единственным препятствием на пути к посту вице-президента. Были и другие претенденты с настороженными глазами. Они внимательно следили за этим вторым по значению постом в государстве. Второй пост по мановению руки мог стать первым. Все-таки это было преддверие могущества.

Человеком, которого следовало устранить после Кихано, являлся полковник Мерканте, друг детства, а также старый соратник Перона по заговору военных. Семьи Перон и Мерканте были знакомы со времен жестокого испытания в Патагонии. Мерканте считал Перона не только равным себе, но и товарищем по борьбе. Полковника Мерканте нельзя было завоевать чашкой чаю и двухчасовым разговором с глазу на глаз, полным приторных любезностей.

В 1946 году Мерканте уже добивался поста вице-президента, но вынужден был уйти в сторону. Его больше не устраивал пост губернатора Буэнос-Айреса. Мерканте исполнилось пятьдесят три года, и долгое время он считался правой рукой Перона. В 1943 году он стал полковником благодаря ГОУ и дворцовому перевороту. Мерканте сыграл тогда роль связного между Пероном и конфедерацией труда. Считаясь ближайшим помощником Перона, он надеялся получить все положенные награды. Впервые Мерканте почувствовал себя обойденным, когда был приглашен на свадьбу Перона и Эвиты и увидел, как старый товарищ по полку из его рук переходит в руки Эвиты. У него уводили друга, а также сутану серого кардинала. Но настоящую боль Мерканте испытал, выставив свою кандидатуру на пост вице-президента. Ему удалось пройти от рабочей партии Сиприано Рейеса, и казалось, цель будет достигнута без труда. Но именно тогда Перон, преисполненный энтузиазма по поводу чудесного поворота событий, вознесшего его к столь желанной, так долго ожидаемой власти прямо из вполне заслуженного тюремного заключения, вбил себе в голову, что весь мир с ним заодно, и особенно радикалы.

Перон задумал приобрести благосклонность радикалов, предложив одному из них пост вице-президента. Таким образом Кихано вошел в храм власти, а Мерканте был отстранен в тот самый момент, когда с полной уверенностью собирался сесть в это кресло.

В качестве компенсации Мерканте принял пост губернатора столицы. Однако его совершенно затерли. В течение долгих пяти лет он нетерпеливо грыз удила. Он яростно протестовал против пересмотра конституции 1853 года, справедливо заподозрив, что Перон хотел переделать основной закон с единственной целью баллотироваться во второй раз. Сам Мерканте считал, что без особых усилий займет место Перона после окончания шестилетнего срока президентства генерала.

Перон лелеял надежду до конца своих дней оставаться президентом, хотя часто говорил о своем плохом здоровье и великой усталости и с изменениями в конституции обеспечил себе выборы на год раньше. Это означало конец мечты Мерканте, лишившегося расположения Перона. Но президент не мог с легкостью избавиться от Мерканте, и не в память давней дружбы и воспоминаний детства, а потому что Мерканте не только завоевал уважение дескамисадос, но и в значительной степени сохранил авторитет в армии.