— Изумрудная долина далеко от их дома. Согласятся ли они?

— В данном случае это только к лучшему.

— У одной моей знакомой есть квартира над гаражом, стоящим во дворе ее дома. Она говорит, что квартира совсем маленькая, однако я готов держать пари, что там раз в пять просторнее, чем у Тимоти. Беатрис около семидесяти лет, но она отказывается брать экономку. Если бы Сибилла согласилась делать ежедневную уборку, а Тимоти присмотрел за двором, они бы сильно облегчили старой женщине жизнь.

По его лицу скользнула беглая улыбка, но Кэрол подумала, что это ей показалось.

— Хотя им придется делать вид, что это вовсе не помощь, — добавил он. — Сибилла может по утрам приходить к Беатрис в гости, а затем предложить помыть посуду. Да и пылесосом поработать, пока хозяйка не видит.

Кэрол быстро поняла, что к чему.

— А Тимоти мог бы косить траву на газоне перед гаражом, но по ошибке выкосить весь двор.

— Именно так.

— Так у него действительно будет работа?

— Эмери Мерлоу нужен помощник плотника. Беатрис Уэйверли нужны помощники. А молодым людям нужно уехать отсюда.

— Я уже передала им немного детского приданого и то, что было под рукой, но предстоят расходы по переезду. — Кэрол вынула из большого кожаного бумажника чековую книжку и бегло просмотрела ее. — Кое-что я смогу выделить.

— Я уже выписал им чек. — Он протянул руку, выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда бумажку.

Она подняла глаза.

— Господи, как вам все легко дается!

Энтони передал ей чек.

— С чего вы взяли, что это легко?

— Со стороны кажется, что это не требует от вас никаких усилий и что у вас сотни людей, которые только и ждут вашего кивка, чтобы прийти на помощь.

Он подумал, что лицо у девушки такое же непокорное, как и ее волосы. Не было на свете других глаз, которые бы так же прямо смотрели на все и вся. Не было носа, который бы так же высокомерно задирался вверх. А ее рот… Со ртом было труднее всего. Он извергал слова, будто его обладательница долго не думает и никогда ни в чем не раскаивается. Рот, который постоянно кривила то насмешливая, то досадливая улыбка. Полные алые губы, созданные для любви.

— Вам приятно думать, что это не доставляет мне ни малейших усилий? — спросил он.

— Мне было бы куда приятнее, если бы вы в лепешку расшибались ради этого. Не знаю, Энтони. Просто у вас такой вид, словно все само плывет к вам в руки. Хотя, если это правда, один Господь знает, как вас занесло сюда.

— Если вспомнить, пару лет я вообще коптил небо.

— Разве можно об этом забыть? — улыбнулась она. — Но если это действительно стоило больших усилий, тем более спасибо.

— Не стоит благодарности.

— Тогда, может, встать перед вами на колени?

— Внутренний голос подсказывает мне, что мозолей на них нет.

— Зато ваши колени мозолистее кожи крокодила. — Она пошла к дверям, но остановилась. — Да, чуть не забыла. Советую какое-то время быть осторожнее. «Мустанги» пронюхали о вчерашнем.

Он взял Кэрол за руку прежде, чем девушка успела отвернуться. Пальцы Энтони крепко впились в ее предплечье.

— Что вы слышали?

Она выразительно посмотрела на его руку, и Хэкворт тут же отдернул ладонь.

— Ну и хватка у вас, Энтони! Джеймс мог бы позавидовать.

— Так что вы слышали?

Кэрол перебрала в уме несколько вариантов ответа и выбрала тот, который нес максимум стратегической информации.

— Это звучало примерно так: «Эй, милашка. Ты сделала то, что тебе не советовали. Теперь вы с падре горько пожалеете».

— Джеймс?

— Один из его прихвостней. Слова самого Джеймса были бы не такими лаконичными и не такими угрожающими.

— Вам нужно уехать отсюда.

Прежде чем ответить, она долго смотрела на священника.

— Ни за что на свете.

— Вы думаете, что это не слишком серьезно?

— Нет, не думаю.

— Он может обидеть вас?

— Если не хуже. Да, я знаю. Но знаю и то, что могу постоять за себя. Я не дурочка. Я выросла здесь. Я буду осторожной. Но никто не заставит меня уехать из Кейвтауна. Я останусь здесь до самой смерти.

От желания снова прикоснуться к ней чесались руки, но Энтони знал, что ничего хорошего из этого не получится. В голосе девушки звучало нечто куда большее, чем простое упрямство.

— Я поговорю с ним.

Девушка покачала головой, и волосы рассыпались по ее плечам.

— Это ни к чему. С вами он будет разговаривать, как разбойник с большой дороги.

— Я поговорю с ним.

Она скорчила гримасу.

— Что ж, раз так, в добрый час. Только ловите его, когда поблизости не будет Кентавра. Того оставьте на закуску. — На пороге Кэрол обернулась еще раз. — Когда Сибилла и Тимоти должны быть готовы к отъезду?

Энтони не хотелось завершать разговор о безопасности Кэрол, но выбирать не приходилось. Он не имел права вмешиваться в ее жизнь, не имел права оспаривать ее решения…

— Если Сибилла достаточно хорошо чувствует себя, они могут переехать хоть сегодня.

— Как только бедняга оставит позади Грейфолдские камни, ей сразу полегчает. Сегодня вечером я сама перевезу их.

— Тогда я зайду к ним чуть позже и оставлю указания, куда ехать. Квартира обставлена. Им будет нужно только забрать одежду да еще то, что нужно ребенку.

— И тысячу молитв в придачу. Может, эти молитвы будут услышаны, если их прочитает хороший человек?

Хэкворт не мог сказать ей «нет». Проповедник не собирался кричать на каждом углу, что, вознеси он хоть тысячу молитв, десять сотен из них окажутся тщетными.

Джеймс жил в одном из маленьких бревенчатых домиков в полумиле от церкви. Когда-то эти дома, давным-давно выстроенные для рабочих копей, были похожи друг на друга, как горошины в стручке. Но время и неодинаковый уход придали домам особенности, которых им недоставало. Некоторые были выкрашены или обиты вагонкой; на других солнце и дожди обнажили голое дерево. У одних крылечки, покрытые вьющимися растениями, каждое лето превращались в зеленые беседки; у других крыльцо покосилось и вросло в землю.

Дом Джеймса был одним из самых ухоженных. Несмотря на пару заморозков, в палисаднике еще росли различимые даже в сумерках серебристые хризантемы и золотые шары. Какая-то поэтическая душа, не забывшая, казалось, ни одного цвета радуги, расписывала дом, пока он не стал напоминать детскую книжку с картинками. Не слишком подходящее жилище для того, кто объявил себя вожаком «Мустангов».

Хэкворт издали следил за домом не меньше часа, пока не дождался возвращения предводителя шайки. Было довольно темно, и на крыльце уже давно горел свет. Увидев, что юноша один, священник вышел из машины.

— Джеймс…

Молодой человек стремительно обернулся. Его рука тут же скользнула в темное пальто с разрезом.

— Надо поговорить, — сказал Энтони. — Но если ты предпочитаешь разговаривать с пистолетом в руке, у нас вряд ли что-нибудь получится.

— Кто там?

— Энтони Хэкворт. Как ты говоришь, падре.

— А-а… — Казалось, парень задумался, но потом опустил руки по швам. — Что вам нужно?

— Всего лишь поговорить.

— Ага. Верю.

— Может, посидим у тебя на крыльце? Или сходим куда-нибудь выпить кофе?

— Никакого кофе. — Джеймс оглянулся. — Поднимайтесь сюда. Только потише, а то мама уже спит.

Гость прошел через палисадник. Вместо ступенек на крыльцо вел зигзагообразный пандус. Энтони предусмотрительно развел руки в сторону — на тот случай, если Джеймс решил перестраховаться. Свет на крыльце погас, и фигура стоявшего у двери юноши растаяла в темноте. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к ней.

— Что вам нужно?

Хэкворт обернулся на звук голоса, увидел маячивший в углу силуэт и облокотился о тянувшиеся вдоль пандуса перила.

— Хочу попросить тебя оставить Кэрол в покое. Она всего лишь выполняет свою работу. Так же, как я выполняю свою. Мы пытаемся сделать жизнь здесь чуть более сносной. Для нас, для тебя, для твоих друзей. И для того малыша, который родился вчера. Малыша, который не причинил вреда ни тебе, ни «Мустангам».