— В общем, я его предупредил, чтобы он не забрал лишнего в голову, — Дик немного виновато улыбнулся и вернулся к своей сигарете.

На две-три секунды Рэй поверил ему. Но память об ошеломленном лице Шастара не дала верить хотя бы мгновением дольше.

— Нет, сэнтио-сама. Вы «предупредили» его именно затем, чтобы он забрал кое-что в голову.

— Ты о чем, Рэй?

— Вы сказали, его дети не смогут наследовать. А дети лорда Гуса и матушки Шастар? Они ведь здоровые люди, еще не старые, лорд Гус так и вовсе с шедайинской кровью, до ста жить будет. Если он сделает ей ребенка, этот ребенок сможет унаследовать Доминион? И Джека не нужно убивать. Потому что он сын младшей сестры. А Доминион переходит к старшему. Леди Констанс только потому доминатрисс, что лорд Гус всем мозги запарафинил своим желанием пойти в монахи. Но теперь он не хочет больше в монахи. Он женат. Да, Шастар не унаследует Доминион, и его дети тоже — но быть приемным сыном доминатора и сводным братом следующего доминатора все равно нехудо, а?

— Я не понял, Рэй. Ты меня в чем-то обвиняешь? В чем? Это же фунния. Потому что мы приколочены к этой планете намертво, и только дурак сейчас будет делить несуществующее наследство. Я сказал это Шастару, чтобы уберечь Джека, точка.

Рэй покачал головой.

— Вы почти научились врать, сэнтио-сама. Если бы я не знал вас раньше, я бы ничего и не заметил.

— С каких пор мы на «вы»?

— С тех пор, как вы искушаете людей предательством.

— Что-о?

— Вы сами сказали: когда ставки по-настоящему высоки, люди способны черт знает на что. Когда Шастар по-настоящему поймет, что он сможет стать родичем Доминатора только если поможет нам выбраться с этой планеты — как долго он продержится перед искушением?

Дик нехорошо усмехнулся.

— Меня в тутошней школе учили, что никакие пытки не могут поколебать верность настоящего вавилонянина. Вот и посмотрим.

— А вы помните, что сказано про тех, кто соблазняет малых сих? Про камень и колодец?

— Шастар не «малый» он взрослый мужик, старше тебя, между прочим! Если он решит, что овчинка стоит выделки, так тому и быть: значит, ни хрена не стоит его Клятва. А нет так нет, но в любом случае он не тронет Джека.

— Речь не о нем, сэнтио-сама. Речь о вас. Вы человека толкаете погубить душу худшим из грехов.

— Так пусть не губит, он сам своей душе хозяин! Хотя даже не верит в нее!

— Но мы-то верим!

— Ну и что? Рэй, послушай, пойми, это шанс, который нам, может, и не выпадет больше. Я же совсем не знал, когда сюда ехал, что Лорд Гус так лихо за матушкой Шастар приударит, что она захочет аж замуж. Но раз уж так вышло, то по закону он все равно Доминатор, а не он — так его дети, потому что он старший сын. И почему этот шанс использовать нельзя?

— Вы говорите как… вавилонянин.

— Как меня за… задрали гребаные чистоплюи, и ты с ними вместе! Отлично! Прекрасно! Значит, вавилонянин! Они хотели синоби — они получат синоби! Я думал, хоть ты-то понимаешь, когда нужно чистоту блюсти, а когда дело делать! Но нет! Я вам всем чего-то должен, одним одно, другим другое, и всем так, что хоть разорвись! Да провалитесь вы! Провалитесь вы все к чертовой матери!

Он кинулся в комнаты с такой скоростью, что ударился плечами о створки двери, не успевшие раскрыться во всю ширину.

Рэй засмеялся.

Ветер надувал купола Шорана, обрывал и гнал по мостовым лепестки цветущих вишен, трепал подолы и шарфы. Лорел Шнайдер казалась после смерти меньше, чем была, Пауль Ройе — больше. И Пауля Бет оплакивала по-настоящему, не так, как Лорел.

Почетная гостья следовала за гробом в одном портшезе с наследником дома Огата и его матерью. Леди Карин ей понравилась даже больше, чем ее муж. В Северине Огата была резкость, которая часто выдает в мужчинах недостаток твердости. В Карин твердости хватало на двоих. По словам Рина, именно она возглавила дом Сога после переворота. Она и Максим Ройе.

Рыжие волосы Детонатора охватывала белая траурная повязка. Больше ничто не выдавало его принадлежности к сонму скорбящих. Он мог бы безучастностью поспорить с лежащим на катафалке братом. Бет знала, что у иных людей скорбь проявляется во внешнем оцепенении, да и дом Рива — не самое подходящее место для проявления глубины чувств. Дядя и бабушка показали ей тогда хороший урок самообладания. Но Максиму Ройе это слово даже как-то не шло: казалось, он присутствует не на похоронах брата, а на погребении какого-то престарелого родича, которые нужно как можно скорее отбыть, и все. Приглядевшись, Бет увидела, что его нос покрыт слоем грима, и даже сквозь этот слой просвечивает синяк.

Конечно же, ей, как представительнице тайсёгуна, выпало сказать надгробную речь. И конечно, каждое слово этой речи было предварительно взвешено и согласовано, а если бы она сбилась, Андреа подсказал бы ей через автосекретаря.

— Я совсем недолго знала мастера Ройе, — сказала она, положив цветы на грудь убитого. — Мы встречались всего один раз, когда он работал волонтером в киннанской клинике. Он подарил мне вот этот хирургический бот, и рассказал, как плохи дела с поставками медицинского оборудования. Я попыталась привлечь к этому внимание Государя, и выяснила, что состояние медицины на Картаго оставляет желать лучшего. Что Картаго слишком полагалась за галактические связи, поэтому не обзавелась до сих пор ни единым собственным учебным заведением для медиков, не считая закрытых клановых школ, дающих подготовку на уровне технического персонала. Это позор. Это такой же позор, как и обычаи кровной мести, из-за которых погиб прекрасный человек, как и рабство, и разделение между планетниками и хикоси. У меня в руках, кроме цветов, есть копия Государева указа об учреждении на базе Киннанской клиники Государевой Медицинской академии. Это лучшее подношение душе Пауля Ройе, которое я могу сделать от имени Солнца и своего.

Траурная процессия сдержанно аплодировала, когда Бет сворачивала копию Государевой грамоты, увешанную всеми положенными печатями, со всей юридической силой подлинника, и подкладывала футляр к цветам. С тихим жужжанием вокруг ее головы облетел камеработ. Бет специально для него сморгнула слезу с ресниц — ты же хотела жить на публику, хотела оплакивать настоящими слезами Зигфрида и Каварадосси? Желания сбываются.

Вавилонский этикет не предполагал целовать покойного в лоб, и Бет с облегчением отошла от груды заледеневшей плоти. Она знала, что по каким-то причинам тело Пауля продержали в рефрижераторе почти месяц, откладывая похороны. Поговаривали, что Детонатор поклялся похоронить брата вместе с его убийцами. Бет решила не уточнять, что означает это «вместе» — попросту «одновременно» или Детонатор буквально планировал сложить убийц в ногах Пауля, как Сариссу положили в ногах Лорел.

То ли слухи врали, то ли Детонатор отказался от своего намерения — головы исполнителей, запаянные во флексиглас, выставили на главной улице между городом и портом. Бет видела эту инсталляцию, когда глайдером ехала во дворец. А может, он счел простых исполнителей недостойными таких похорон, а с самими похоронами решил не слишком затягивать.

Когда она отошла от гроба, Детонатор пожал ей руку, и, повернувшись к публике и камерам, добавил:

— Я от всей души благодарен Государю за этот подарок, который мой брат оценил бы в полной мере, будь он жив…

Это что, сарказм? — удивилась Бет.

— Со своей стороны могу просить сеу Элисабет Шнайдер-Бон только об одном маленьком одолжении: спеть на погребальных играх в память Пауля.

Бет уже знала из его прощальной речи, что вслед за Северином Огатой он отменил гладиаторские бои морлоков на погребальных играх: дескать, брат был атеистом, и самый лучший посмертный дар, который можно ему сделать — не громоздить трупы над его трупом. Таким образом, погребальные игры состояли из борьбы сумо между добровольцами, театрального представления и выступления певцов и танцоров. По лицам его родителей Бет поняла, что они отнюдь не рады такому решению — видимо, по их мнению Пауль был достоин похорон по высшему разряду, чтобы «все как у людей». Но решения сына они не оспорили.