И я, подумал Ройе, вот этими самыми руками знамение обеспечил. Ну не прекрасна ли эта жизнь, Эрлик ее побери?

— Что ж, — сказал он, когда морлок закончил. — Ты считаешь себя человеком, и я дал клятву Тэнконину обращаться с вами как с людьми. Поэтому я, как человек человеку, говорю тебе: вы болваны. Вы поддались на самый примитивный обман и подставили Тэнконина, предав его в руки врагов. Вы подставили нас, потому что теперь получается — мы не смогли его защитить. И у вас есть единственная возможность исправить дело — указать мне, где скрывается Азур и куда вы переправили Тэнконина.

Морлок поднял голову. На его простецком лице было написано самое настоящее потрясение.

— Господин Ройе, — сказал он. — Вы говорите точно так, как было предсказано! Азур говорил, что дьявол будет вам нашептывать эти слова — и не ошибся.

Примерно через час после того, как Скимитар и Фламберг увели Дика через подземные коммуникации, до него дошло, что это ошибка, что главный дурак во всей ситуации — он сам и что он понятия не имеет, как все исправить. Потому что если он начнет стучаться в ворота Дома Белой Ветви с просьбой «возьмите меня обратно в плен» — то как бы не подставить всех еще хуже.

Если бы он шевельнул мозгами немного и сообразил, что к Ройе не имеет отношения не только странный юдан, о котором говорили морлоки, но и весь этот побег — он бы, конечно, никуда бежать не стал. Но у него что-то перемкнуло в голове — раз морлоки принадлежат Ройе, значит, и побег готовит Ройе. Проповедуя гемам, он знал, как бывает сложно подвигнуть их на самостоятельное мышление, и уж никак не ждал такого мышления от гемов, не затронутых проповедью.

Ну вот и влип, сказал он себе. Жаловаться не на кого.

Сидя в одном из закутков купальни для гемов, он обдумывал теперь дальнейшие действия.

Во-первых, познакомиться с умным до невозможности юданом Азуром. И кое-что ему растолковать.

Во-вторых, после темноты как можно быстрей и незаметней пробраться в порт и пролезть на «Вертихвостку».

Вот и все, в общем. Дело за малым: выполнить намеченное.

— Тэнконин-сама! Вы будете говорить нам? — робко спросил Скимитар.

— Может, подождем еще? — без особенной надежды спросил Дик. Ему не хотелось говорить дважды: для Азура и всех остальных.

— Азур придет в любой момент, — сказал Фламберг. — А мы ждали вас.

— Ладно, — Дик вздохнул. — Ладно.

Он встал, бросив свой рюкзачок у стены. Прошелся по берегу горячего водоема. Достал сигареты, закурил. Пауль Ройе не запретил ему курить совсем — решил, что это будет слишком большой стресс; но взял с Дика обещание сократить дозу до трех-четырех сигарет в день. Дик, которому на навеге доводилось ужиматься до одной в день, согласился. Не так уж это было и тяжело. Обычно он делал пять-шесть затяжек и гасил сигарету — но сейчас ему нужно было собраться с мыслями, и он докурил до конца.

Геммы смотрели на него с мостков, перекинутых над онсэнами, с бортиков большого бассейна и из воды. Это место было чем-то вроде Лабиринта в Пещерах Диса — с той разницей, что предназначалось оно не для одних морлоков. Здесь гемы проводили толику свободного времени, которую разрешали иметь хозяева. Здесь был центр сплетен, развлечений и какой-то примитивной меновой торговли. А поскольку в Шоране все было поставлено намного легкомысленней, нежели в Пещерах, видеонаблюдения за этим местом никто не вел. Полагались на дисциплинированность и миролюбивость гемов.

Дик прошел по мосткам до центра купальни — бетонного островка, служащего опорой центральному столбу купола. Взобрался на нижнюю секцию.

— Всем меня слышно?

Гемы, что были поближе, закивали. Гемы, которые нашли, что им слышно плохо, попрыгали в воду и начали тихо грести к островку. Нет, понял Дик, когда к ним присоединились десятки тех, кто сидел ближе — они хотят не просто слышать и видеть его, они хотят находиться рядом, чтобы таинственная сила, о которой наболтал этот Азур, будь ему трижды неладно, коснулась их.

— Послушайте, — сказал он громко. — Не теснитесь и не толкайтесь. Вы, там, сидите как сидели, не скачите в воду, вам и так все будет видно и слышно. Да, я и вам говорю тоже. А вы… ладно, раз уж решили тут изображать гёдза в супе — валяйте, только не хватайтесь друг за друга… Пусть между каждыми двумя будет такое расстояние, чтобы можно было расставить локти, вы все меня слышали? — он показал, как. Подождал, пока они рассредоточатся. Боже правый, их тут сотни. Три-четыре, если не все пять…

— Вот так, хорошо, — Дик встал. Отовсюду на него смотрели оливково-золотистые лица, и на каждом, как жуткий третий глаз, блестело клеймо. — А теперь вот, что я вам скажу… У меня ничего нет.

Он развел руки в стороны, подтверждая свои слова.

— Кроме этой одежды, и та не моя. Кроме этой плоти, и та уже мало на что годится. Я не умею творить чудеса, мне просто везло. Я не лучше любого из вас, наоборот, хуже. Скажем так — я не лучше любого из ваших хозяев, по большому счету. Правила, по которым я живу, они лучше, да, — но это не моя заслуга, меня просто вырастили люди, которые приучили меня их держаться. И то, у меня не получается. Я не хожу по небесам. Я грешник. Дзайнин. Понимаете, что это значит, нет? Конечно, не понимаете, вас не учат читать кандзи. А если сказать «цумибито», «виновный человек» — так понимаете? Ну вот, это одно и то же. Я говорю вам — вы люди, такие же, как и я. Это благая весть, я верю в это. Но быть человеком, «хито», в этом мире — означает быть и грешником, «цумибито». Вы ждете, что я дам вам имена. Ничего в этом сложного нет — это может сделать любой из вас для другого. Для этого не нужно быть «идущим по небу», для этого не нужно быть свободнорожденным или естественнорожденным. Для этого даже не нужно быть крещеным. Я сегодня дал имена троим морлокам, двое из них здесь — покажитесь, ребята! Они получили крещение и прощение грехов, но я не успел им сказать толком, что такое грех, и почему он прощается. Вы рабы людей, потому что люди украли у вас свободу знать закон, принимать закон, и иметь возможность нарушить закон. Они придумали много способов сделать так, чтобы вы не могли ни нарушить закон, ни даже задать себе и им вопрос, откуда он исходит и почему нужно подчиняться. Подчиняться нужно, потому что наденут шлем и дадут стрекалом пониже хребта, верно? — в подтверждение его слов над водой порхнул робкий смешок. — Вот, это всем нам хорошо знакомо. Но не это делает вас рабами. То же самое можно сотворить и с человеком. С любым из них. Со мной это делали. Меня покупали и продавали, как всех вас. Меня заставляли убивать, как морлока. Держали под шлемом и били, как тэка. Со мной… обходились так, как с юданами и юдзё… — Дик задохнулся на секунду и потрогал сначала затвердевшее место на груди, куда Пауль ввел капсулу, а потом — браслет. Вроде пока не вибрирует и не пищит, нормально. Вдох и выдох. — Я не стал рабом. Кто тут сказал, что дело в том, что я не гем? Фунния! Люди модифицируют свои гены столетиями. Ваша будущая императрица, дочь тайсёгуна Бона и племянница Шнайдера — я её очень хорошо знаю. Она десять лет носила феномодификацию, такой же цвет кожи, как у вас. Все гемы одного потока — генетические близнецы? Так и среди людей рождаются близнецы, сами по себе, просто так. Нет. Дело не в этом. Дело в том, что раб подчиняется закону, потому что его заставляют. И не выбирает, какому закону подчиняться. Но если вы согласитесь принять имена — вы выберете иной закон, не закон ваших хозяев. И вы будете познавать «цуми», вину, не тогда, когда скажет хозяин и не тогда, когда вас ударят. А когда вам скажет об этом разум, — Дик постучал себя по лбу. — И сердце, — он указал на грудь. Узнав свободу, вы узнаете вину и стыд — и это будет сильнее, чем когда вас раздевают и бьют перед всеми, или когда товарищи не хотят с вами говорить. Хотя закон, которого держусь я — добрее и лучше, чем закон ваших хозяев. Клянусь вам, еще не поздно сдать назад. Вот, возьмите Скимитара и Фламберга. Пока они не приняли крещения, они могли убивать тех, на кого укажет хозяин, и не чувствовать «цуми». Хозяин скажет — «Хорошо, добрый и верный раб», и ты ложишься спать, довольный убийством. Теперь они так не могут. Что вам за знамение обещал этот Азур? Что я убью плохого человека? Большое дело. Я убил человека, и кто я после этого? Цумибито, грешник. Да, нехорошего человека убил, злого и подлого — но вина все равно на мне. Потому что я свободный человек, и сам выбрал этот закон и эту вину. Понимаете вы меня?