Рэй никогда раньше не курил, но капитан ведь находит в этом что-то, и другие находят — почему бы не попробовать? Он взял сигарету, позволил Дику поджечь, втянул в себя дым.
Горько. Рэй закашлялся.
— Не надо сразу затягиваться, нужно дым сначала подержать во рту, а потом можно осторожно потянуть, когда слегка остынет, — Дик показал, как. — Этот Шэн прав. Тебе не нужно туда ходить.
Они сидели втроем на краю дамбы под навесом, за кухонным помещением. Дождь уже не стоял стеной, а моросил, в чеках бурлила вода, бегущая с гор, до посева оставалось еще несколько дней, пока дожди стихнут, а вода чуть сойдет, гемы бездельничали — то есть, готовили прошлогодние партии гаса к продаже: перебирали, сушили, перевязывали, не работа, а так, занятие. Из сушилки доносилось монотонное пение.
От дыма начала слега кружиться голова. Не так, как кружится от потери крови или резкого входа в невесомость. Странное ощущение. Почти приятное.
— Почему, сэнтио-сама?
— Это риск. Для них в первую очередь.
— Вы говорите прямо как Шэн.
— Я считаю, что он прав. Понимаешь, Рэй, раньше мне казалось важным обратить как можно больше гем-людей, а все остальное — риск, гибель их или моя — все побоку. Потому что жизнь их сама по себе ну настолько беспросветна, что ради Благой Вести, ради того, чтобы хоть кусочек ее прожить по-людски, стоит рискнуть головой.
— Но ведь так оно и есть, сэн… Дик, — Господи, только не это. Чтобы капитан сдался, чтобы капитан дрогнул — только не это! — Беспросветна их жизнь, и раннюю тяжелую смерть им все равно готовят, ведь Рива ждут войны, и этих детей бросят в огонь! Неужели дать им умирать, как умирали мы? Без надежды, без любви, без памяти? Что ты такое говоришь, как ты можешь просить меня оставить их?
— Да я не прошу оставить! Я прошу повременить, неужели так трудно? Ведь теперь есть Салим, есть люди, готовые нам помочь, в смысле — менять здешние законы, и это не последние люди, у них есть власть… Шнайдер хочет совершить свой Эбер, а гемов оставить здесь. Тут останутся и планетники, и им придется с гемами договариваться, а если будет война — то придется договариваться еще быстрее. И терять людей сейчас, когда просвет какой-то появился… Я же люблю вас, Рэй, и не хочу никого больше терять, Господи, я так устал терять…
Он привстал, смял окурок и бросил через дамбу. Маленький пенный водоворот подхватил его и унес куда-то в систему чеков. Дик опять присел на парапет. Парапет низкий, коленки капитана торчат высоко, и весь он похож в своем ношеном армейском на печальную лягушку. Рэй снова напомнил себе, что это по меркам морлоков он созревший воин, а по меркам людей — почти ребенок. Он устал, он согнулся под весом того, что на него свалилось, и глупо было ждать чего-то другого. Глупо спорить и возражать сейчас.
Рэй затянулся своей сигаретой. Он тянул в себя дым не так жадно, поэтому сигарета тлела медленней.
— Что, сначала гемов крестим, потом курить учим? — Шастар выглянул из дверей сушильни. — Правильной дорогой идете… Ты уже поговорил с ним?
Пока Рэй соображал, кому адресован вопрос, лорд Гус уже ответил:
— Нет… еще нет… Я как раз собирался.
— Ты уже второй день собираешься, — Шастар выдернул сигарету и сел радом с Диком. — Моя мать хочет замуж.
Дик посмотрел на Шастара. На лорда Гуса. Опять на Шастара. Опять на лорда Гуса.
— Поздравляю.
— Толку мне с твоих поздравлений, какой клан зарегистрирует этот брак?
— А… м-м-м… разве вавилоняне не смотрят на эти вещи… неформально?
— С тех пор, как матушка допетрила, что он сын доминатора, то есть, на наши деньги главы Дома, ей резко захотелось формальностей.
Дик видимо сдерживал улыбку.
— Да и я, признаться, неловко себя чувствую, живя во грехе, — проговорил лорд Гус, заламывая пальцы. — То есть, в намерении заключить брак должным образом, как только появится возможность. Но ведь она появилась, не так ли?
— По имперским законам, — медленно проговорил Дик. — Я все еще капитан. И я могу заключить брак. Правда, у меня сейчас нет капитанской печати, чтоб скрепить документ… И если мое капитанство что-то значит после того, как я ушел в бега…
— Это дом Рива, и капитанство значит здесь гораздо больше, чем в вашей зачуханной Империи. Раз тебя судили судом капитанов, значит, тебя признали капитаном, и твоя подпись так же хороша, как и печать. А касаемо твоих бегов, не бойся: если мы перед кем и будем сверкать этой подписью, так только перед имперцами.
Рэй усмехнулся про себя. Капитан, похоже, не понимал, насколько он встряхнул здешнее болото одним своим присутствием. Имперцы не просто у ворот — они уже здесь. И если матушка Геста Шастар выйдет замуж за брата доминатрисс, это наверняка поможет Шастарам не только сохранить собственность, но и получить сходу кое-какие привилегии.
Рэй не возражал даже про себя. Он видел от матушки Шастар много добра и желал ей только добра в ответ. Она без всякого вдохновения относилась к вендетте Шастара, но поддержала сына иприняла Рэя, а потом — Дика и лорда Гуса. И вовсе не потому, что Дик достал ей запасные схемы для трепально-чесального комбайна, а лорд Гус, кхм, скрасил одиночество. Просто она добрая женщина, и если может быть счастлива — то пусть будет, а если это ей даст еще и безопасность — тем лучше…
— Ну раз так, то я готов, — Дик встал. — Сейчас?
— Сейчас — я не готов, — лорд Гус зачем-то пригладил волосы и одернул робу.
— Ну пойди приготовься, мать хочет все обтяпать до ужина, чтоб отметить хоть как-то.
Но отметить как следует не получилось: лорд Гус очень плохо переносил алкоголь, Дик сказал, что не хочет пить, Шана сказала, что у нее болит голова, у госпожи Гесты были планы на ночь касаемо лорда Гуса, Шастар не стал напиваться в одиночку, Рэя же он не пригласил к столу, да Рэй и не стал бы пить, потому что у морлоков реакции на алкоголь бывают странные. Все ограничилось чинным произнесением брачных клятв, после чего Дик составил свидетельство о браке и скрепил его своей подписью как капитан «Паломника». Потом он раздал гем-слугам привезенные из порта Лагаш сладости и рассказывал всякие байки из жизни навегарес. Он дурачился, а Рэю было неспокойно, потому что Дик не дурачился без причины. Это, плохо, когда дети не дурачатся без причины, подумал Рэй, это никуда не годится.
Он хотел было отвести Дика в сторонку да поговорить, но тут мальчика перехватил Шастар. Они обменялись двумя-тремя фразами, не больше. Дик умел держать лицо, Шастар нет. Дик отошел и продолжал шутить со служанками, взяв в пальцы два леденца и изображая защитные очки, а Шастар еще несколько секунд стоял как пришибленный, а потом отошел к матери, схватил ее за рукав и увел куда-то в комнаты.
Рэй дождался, пока Дик выйдет покурить и вышел за ним.
— Что ты сказал ему?
— Кому?
— Шастару.
— Да уж не помню. Что-то сказал.
— Это было две минуты назад, и ты не помнишь?
— Да.
Рэй схватил его за плечо и резко развернул к себе лицом. Глаза Дика раскрылись в тарелку, губы сжались.
— Руки убрал, — тихо сказал он.
Рэй убрал руки.
— Я просто сказал ему, на всякий случай, что по имперским законам его дети не могут рассчитывать на право наследования доминиона, ни при каком раскладе. Доволен?
Рэй не мог ответить ни «да», ни «нет». Действительно, дети Шастара, если у него будут дети, не могут унаследовать доминион Мак-Интайров, потому что его унаследует маленький Джек.
— Что значит «ни при каком раскладе» — это в смысле, если Джек погибнет? — осторожно уточнил Рэй.
— Погибнет или останется жив — ни при каком.
И что, Шастар поволок матушку Гесту в уголок только чтобы поведать ей об этом? Да ей и в голову не пришла бы мысль попытаться отобрать у Джека доминион, она женщина простая.
— Вы думаете, Шастар мог бы…
— Люди черт знает на что способны, если на кону стоит достаточно много. Например, Доминион, целых две планеты… Ну, полторы, ладно…
— Поистине черт знает на что, — пробормотал Рэй. Они ведь собираются мстить Моро, ворваться рано или поздно в его манор, зажать его в угол и прикончить… Так легко будет в этой заварухе убить малыша и его мать «случайно» — опа, рука дрогнула, шальной импульс…