Однажды вечером Магеллан сидел один в своей комнате в доме Диего Барбоса. До отъезда оставалось две недели.

Пользуясь свободным вечером, Магеллан собирал свои вещи в дорогу. В комнате было полутемно. Дверь открылась; не постучавшись, вошел высокий и статный человек в длинном плаще. Когда он подошел ближе, Магеллан узнал агента короля Маноэля — Себастиана Альвареша.

— Привет вам, сеньор капитан, — сказал весело и непринужденно Альвареш.

— И вам привет, — сухо ответил моряк.

— Вы не любезны и имеете все основания к этому, — не смущаясь, воскликнул Альвареш. — А я пришел к вам по делу, пришел, как португалец к португальцу, — добавил он.

— Что вам нужно? — все так же сухо спросил Магеллан.

— Я пришел к вам от имени короля… Еще не поздно! Вернитесь, Магеллан, и все будет забыто. Король простит вас.

— Этому не бывать, — угрюмо промолвил Магеллан. — Подманивайте другую собаку этой костью! Сейчас уже поздно пересматривать мои решения. Король Маноэль выгнал и оскорбил меня. Я связал свою судьбу с этим плаванием и назад не поверну.

— Подумайте, капитан, — тихо, но настойчиво промолвил Альвареш. — Король забудет ваши провинности, и вы будете спокойно жить в Португалии. Вы едете в море на ненадежных судах. Я осмотрел их, когда их конопатили. Я не решился бы плыть на них даже до Канарских островов. Мне достоверно известно, что у вас недоброкачественный провиант и случайная, разношерстная команда. Неужели вы надеетесь совершить на таких кораблях и с такими людьми великие открытия?..

Магеллан встал.

— Жребий мой брошен, — сказал он. — Я знаю, на что иду. Но другого способа осуществить мою задачу нет.

— Поступайте так, как находите нужным, — сказал Альвареш холодно, — но помните — впереди вас ждут многие испытания. Кто знает, быть может, вам еще не раз придется вспомнить обо мне!

Альвареш поклонился и вышел.

Когда стало ясно, что Магеллан не вернется в Португалию, агенты короля Маноэля решили пойти на последний шаг. Однажды пошел слух, будто бы на кораблях вместо испанских гербов устанавливают португальские. Впоследствии оказалось, что произошло недоразумение: щиты с испанскими гербами были сняты с корабля для ремонта, а на корабле остался герб Магеллана, который толпа приняла за португальский. Однако толпа моряков и портовых зевак чуть не растерзала Магеллана. Пока чиновники «Casa» уговаривали шумевшую толпу разойтись, Магеллан успел заметить в самой гуще высокую фигуру Себастиана Альвареша. Магеллан написал об этом королю, но ничего не изменилось. Агенты Маноэля по-прежнему безнаказанно сеяли раздоры среди членов экспедиции и натравливали на Магеллана население Севильи.

Этим дело не ограничилось. Однажды Магеллан и Дуарте Барбоса поздно вечером возвращались из гавани в Алькасар. Они поднимались в гору по узким улочкам, одна сторона которых была погружена во мрак, а другая ярко блестела под луной. Раздался тихий свист, черные тени мелькнули на повороте, сверкнули короткие шпаги.

Магеллан и Барбоса не растерялись. Прижавшись к стене на теневой стороне улицы и выхватив свои шпаги, они стали отражать удары. Схватка длилась недолго. Убийцы поняли, это им не удалось напасть врасплох. Новый свист — и тени исчезли за выступом дома. Путь был свободен.

Кончился 1518 год. Прошла весна 1519 года. Настало лето. Почти все было готово. Но бесконечные проволочки мешали отправиться в путь.

Незадолго до отъезда была получена объемистая инструкция короля. В ней было семьдесят четыре страницы. Советники короля пытались предусмотреть все случаи, которые могли бы приключиться во время плавания.

Инструкция предписывала не перегружать корабли и держать отверстия насосов выше ватерлинии. Если позволит погода, корабли должны были ежедневно поддерживать между собой связь. Экипаж должен был строго соблюдать определенные правила освещения кораблей no ночам. Особый раздел инструкции предусматривал порядок высадки в незнакомых землях и говорил о том, как заводить дружбу с туземными вождями.

Было указано, как обращаться с захваченными в бою кораблями и товарами. Инструкция также предлагала капитанам «относиться к команде любовно, лично посещать раненых и больных и тщательно следить, чтобы врач не брал взяток». Капитаны должны были следить, чтобы команда не играла в карты и кости и не упоминала «имя божие всуе». Были предусмотрены даже правила сооружения зданий в тропических местностях, причем указывалось, что дома надо сооружать на склоне холмов, в сухом месте.

В последний момент на корабль прибыл еще один человек. Это был итальянец Антонио Пигафетта — приказчик крупных флорентинских купцов. Итальянские торговцы понимали, какое значение получат новые пути в страны пряностей, и хотели, чтобы на кораблях Магеллана был свой человек.

Сначала Магеллан не хотел брать Пигафетту. Команда была уже подобрана, да к тому же Пигафетта не был моряком. Но вежливый, аккуратно одетый итальянец дал капитану несколько рекомендательных писем от очень высокопоставленных особ, и Магеллану пришлось волей-неволей согласиться. Он зачислил итальянца «запасным». Всю дорогу Антонио Пигафетта тщательно вел дневник. Записки Пигафетты — самый ценный документ о первом кругосветном плавании.

Наконец, экипаж был укомплектован. На «Тринидаде» плыло шестьдесят два человека, на «Сан-Антонио» — пятьдесят семь, на «Виктории» — сорок пять, на «Консепсионе» — сорок четыре, на «Сант-Яго» — тридцать один человек.

Накануне отъезда на корабль «Тринидад», которым управлял сам Магеллан, приехали Дуарте Барбоса и Рюи Фалейро. Дуарте, который ехал в плавание, привез Магеллану последний привет от Беатрисы и письмо от ее отца. Старый воин еще раз напоминал Магеллану, что на корабли пробрались шпионы Альвареша, и даже сообщил ему фамилию одного из них.

Рюи Фалейро торжественно обнял Магеллана и с церемонным поклоном вручил ему вновь составленный гороскоп.

— Сеньор Магеллан, — возбужденно воскликнул он, — я так рад! Новый гороскоп сулит вам благополучное плавание, удачу и почет. Я так рад!

Магеллан, смеясь, обнял астролога.

— Спасибо, дорогой мой сеньор Фалейро. Я тронут вашей заботливостью. А теперь поспешите на берег. Корабли скоро снимутся с якорей — мне не хочется даже нечаянно прихватить вас с собой. Вы несчастливее меня: вам гороскоп сулит смерть в плавании.

Астролог засуетился, быстро попрощался и поплыл на лодке к берегу. Внезапно он встал и, обернувшись к кораблю, начал, размахивая руками, что-то кричать. Но ветер относил слова. Фалейро в черной мантии с широкими рукавами был так похож в это время на какую-то нелепую птицу, что Магеллан и Барбоса громко рассмеялись.

20 сентября 1519 года эскадра Магеллана вышла в открытое море.

Магеллан ввел на кораблях жесткую дисциплину. Был тщательно установлен распорядок дня, определены обязанности всех участников плавания. Пигафетта записал в своем дневнике: «Капитан-командир требует от экипажа самого строгого повиновения, чтобы быть уверенным в счастливом исходе плавания». Весь экипаж был распределен на три группы, по числу вахт. Первая вахта называлась «начало ночи», вторая — «середина ночи», третья — «вахта утренней звезды».

Магеллан знал, что испанцы — капитаны других кораблей — завидуют ему и будут искать случая для неповиновения. Антонио Пигафетта подтверждает это в своем дневнике: «К опасности, естественно связанной с этим предприятием, присоединилось еще одно прискорбное для него [Магеллана] обстоятельство: капитаны четырех других кораблей, бывшие под его командованием, питали к нему неприязнь на том основании, что они были испанцы, а Магеллан португалец». Относительно Хуана Серрано Пигафетта, несомненно, ошибался: этот человек был одним из самых верных друзей командира. Но другие капитаны с трудом сдерживали свою ненависть к иноземцу. Магеллан знал это и принял свои меры, стараясь, чтобы на каждом корабле были верные ему люди.