— Сдавайтесь или вы будете потоплены. Пушкарь держит лодку под прицелом, и фитиль горит в его руке, — раздался голос с «Тринидада».

Команда лодки сдалась и была перевязана.

Тогда командир позвал к себе судью Гонсало Томеса де Эспиноса и сказал ему:

— Сеньор Эспиноса, возьмите проверенных матросов и отправляйтесь на «Викторию». Пусть ваши люди спрячут оружие под одежду. Передайте это письмо Луису де Мендоса — в нем я требую, чтобы капитан «Виктории» немедленно явился на «Тринидад».

— А если он откажется, сеньор командир? — спросил Эспиноса.

— Тогда сделайте так, чтобы он не мог нам вредить, — спокойно и внятно промолвил Магеллан.

Эспиноса молча поклонился.

Судья в точности выполнил приказание командира. Явившись с шестью матросами на «Викторию», он передал мятежному капитану письмо командира. Мендоса прочел письмо, насмешливо поклонился судье и отказался ехать на «Тринидад». Тогда Эспиноса, быстро шагнув вперед, ударил капитана в горло кинжалом, а один из его спутников раскроил череп Мендосы мечом.

Переступив через умирающего, судья крикнул:

— Так мы поступим со всеми мятежниками. Пощады не ждите. Сдавайтесь сейчас! Потом будет поздно!

Сторонники убитого готовы были броситься на смельчака, заколовшего их капитана, но с другого борта раздался спокойный голос:

— Обернитесь, дети мои!

Вдоль борта стояли Дуарте Барбоса и пятнадцать моряков с «Тринидада». Воспользовавшись тем, что на «Виктории» все собрались у правого борта около Мендосы, чтобы послушать, как он будет говорить с посланцем Магеллана, Дуарте вместе с группой преданных моряков подошли на лодке к левому борту «Виктории», взобрались на корабль и теперь держали бунтовщиков под прицелом аркебуз и пищалей.

— Кладите оружие! — сказал Барбоса. — Вам его дали для борьбы с врагами, а вы подняли его против командира. Сопротивляться не стоит. Кто сделает шаг — будет убит.

Бунтовщики побросали оружие. Барбоса, приказав арестовать вожаков, освободил запертых сторонников Магеллана, поставил стражу у руля, капитанской каюты и склада оружия, поднял штандарт Магеллана и повел корабль к выходу из гавани. Туда же подтянулись «Тринидад» и «Сант-Яго».

Теперь соотношение сил резко изменилось в пользу Магеллана. У него было три корабля, и он держал в своих руках вход в гавань. Магеллан предложил мятежникам сдаться. Те отказались. Магеллан понял, что они попытаются ночью пробиться в открытое море. Он стал готовиться к бою.

Палуба «Тринидада» была очищена от ящиков, канатов, снастей и других горючих предметов. Магеллан приказал привести в боевую готовность все огнестрельное оружие, копья, метательные камни, мечи и проверил, все ли в порядке на палубе и в трюмах. Вахта была удвоена. Вахтенным были выданы добавочные порции еды и дан строжайший приказ следить за мятежными кораблями.

Настала ночь. На всех кораблях горели огни. Магеллан не сходил с кормовой башни. После полуночи моряки «Тринидада» увидели «Сан-Антонио». Мятежный корабль подошел к выходу из бухты. На кораблях Магеллана все было готово к битве. Пушкари с зажженными фитилями стояли у бомбард, стрелки держали на прицеле аркебузы и арбалеты[57]. У борта стояли с абордажными крючьями в руках и с кинжалами в зубах бойцы, готовые по первому сигналу спрыгнуть на палубу мятежного судна и вступить в рукопашный бой. «Сан-Антонио» быстро приближался. На корме стоял Гаспар де Кесада с копьем и щитом в руках.

— В бой на врага! — крикнул он, но никто не двинулся с места.

В это время раздался залп из больших бомбард «Тринидада», абордажные крючья вцепились в борт «Сан-Антонио», и моряки «Тринидада» попрыгали на корабль Кесады. С другого борта бросились на абордаж моряки «Виктории» во главе с Дуарте Барбоса. Но мятежники почти не оказали сопротивления.

— За кого вы? — крикнул Магеллан.

— За короля и за вашу милость! — отвечали с «Сан-Антонио».

Кесада и его ближайшие сторонники были тут же схвачены, а арестованные мятежниками Мескита, Мафра и другие верные Магеллану моряки выпущены на свободу.

Утром Серрано подошел на лодке к «Консепсиону» и потребовал немедленной и беспрекословной сдачи. Мятежники безропотно подчинились, и Хуан де Картагена был в кандалах доставлен на «Тринидад».

Мятеж был подавлен. Начался суд. По словам португальского историка XVI века Гаспара Корреа, «император дал Магеллану право ножа и веревки над всеми участниками армады».

Но Магеллан не взял на себя решения судьбы заговорщиков и поручил ведение суда главному судье эскадры — Гонсало-Гомесу де Эспиноса, который сыграл такую большую роль в подавлении мятежа.

Гонсало-Гомес де Эспиноса приговорил к смерти более сорока человек. Уже была сооружена виселица, но Магеллан помиловал почти всех. Он знал, что большинство мятежников было обмануто и слепо шло за своими командирами. К тому же без этих сорока человек было трудно вести дальше корабли.

Решено было казнить Кесаду, де Картагена и Молимо. Сначала отвезли на берег тело убитого Луиса де Мендосы. Собрались все моряки. Герольд, протрубив в трубу, прочитал составленный судьей де Эспиноса список преступлений убитого. Потом тело Мендосы четвертовали. Надо было казнить Кесаду, но не нашлось палача. Тогда Молино бросился на колени перед де Эспиноса и в искупление вины предложил себя в качестве палача. Эспиноса согласился, телохранитель бывшего капитана «Консепсиона» отрубил голову своему господину.

Магеллан не решился казнить Хуана де Картагена, ибо тот был назначен самим королем. Лишь потом, когда выяснилось, что де Картагена и священник Педро де ла Рейна пытаются вновь поднять восстание и побуждают моряков к неповиновению, было решено оставить их навсегда в бухте Сан-Хулиан.

Помилованных заковали в кандалы и поставили к помпам. Лишь когда закончили починку кораблей, бунтовщиков расковали, и они вернулись к обычным своим обязанностям.

Многие современники Магеллана всячески осуждали его за жестокость, которую он якобы проявил после усмирения мятежа. Особенно раздували слухи о кровожадности великого мореплавателя его многочисленные враги в Испании и Португалии. Один из них, Рекальде, писал, что, «если учесть страну, в которой были оставлены де Картагена и де ла Рейна, ясно, что они понесли более тяжкие наказания, чем те, которые были разрезаны на куски и четвертованы». Позднейшие историки, говоря о трагедии в Сан-Хулиане, зачастую идут по стопам пристрастных современников Магеллана.

Между тем приговор вряд ли можно признать столь жестоким, особенно если принять во внимание, что мятеж этот едва не привел к краху всю экспедицию.

В самом деле, из нескольких десятков мятежников казнен был один человек. Два человека были оставлены на пустынном берегу лишь после повторной попытки поднять мятеж. Наконец, были оставлены в живых и, судя по всему, полностью прощены некоторые зачинщики мятежа, игравшие во время бунта руководящую роль, например, Альваро де Кока, Луис де Молино и, наконец, Себастиан Эль-Кано, которому было суждено завершить кругосветное плавание и пожать все лавры, предназначавшиеся Магеллану.

Моряки стали располагаться на зимовку. В защищенной скалами от осенних бурь бухте Сан-Хулиан корабли были в безопасности. Но окрестности бухты были однообразны и унылы. В туманную даль уходила слегка холмистая равнина. Мелкая серая галька перемежалась с зарослями грязно-зеленой или бурой травы, росшей пучками. Кое-где виднелись невысокие, скрюченные деревья.