– Ну, так или иначе выходим, – сказал инспектор. – И помните, Джереми, что здесь вы – офицер полиции его величества.

Джереми обреченно поднялся.

– А знаете что, господин Робинс, – вдруг сказала я. – У меня возникла мысль. Давайте не будет вот так сразу – дуриан. Давайте начнем с совершенно безопасного и нормального фрукта вон в том углу. Я сейчас выберу самый лучший, если доверите…

Джереми покосился на меня, не веря своему счастью. И двинулся вперед.

– Вон в том углу? Но, дорогая госпожа де Соза, это же…

Я предостерегающе подняла ладонь:

– Это называется – пасар сини, Джереми. Садимся. Это вам понравится.

Малаец у лотка с висящими на веревочках тяжелыми фруктами кинул на меня внимательный взгляд, признал местную жительницу, с которой не надо шутить. Мы с ним пощелкали ногтями по шипастой коже трех-четырех, единогласно остановились на самом небольшом, малаец уложил его на доску и торжественно надрубил небольшим ножом с широким лезвием. Разломал толстую шкуру с бледно-лимонной мякотью, из которой выглядывали тяжелые кремово-желтые дольки, в ладонь размером. Уложил перед нами на столик. Принял от меня целый доллар.

– Пальцами, Джереми, – сказала я. – Нам потом принесут миску воды, чтобы их вымыть. Вот так, берете кусок и обсасываете эту косточку… Мякоть просто тает во рту. Как овсянка.

Лицо инспектора приобрело бесконечно ироничное выражение.

– Ум, – сказал, наконец, Джереми гнусаво. – Не овсянка. Пудинг. Яичный или ванильный. С жженым сахаром. Я бы сказал, здорово. И это у них растет на деревьях? А сколько у нас долек приходится на брата? А, у меня тут еще есть…

– Я вам отдам половину своей доли, юный Джереми, – заметил Робинс. – Я их наелся за эти годы достаточно. И, к вашему сведению, – пасар сини на малайском означает не имя этого фрукта, а «базар китайский». Поздравляю, ваша карьера здесь обеспечена. Эта земля оказалась к вам добра. Вы отлично выбираете дурианы, госпожа де Соза. Почти не перезрелый.

– Ну и бар. Кишат плантаторы, полицейские, шпионы, агенты Коминтерна, виски – сомнительного качества, якобы «Хейг»…

– Моя дорогая, он просто пьян, но этого не показывает, – отрешенно сказала Магда. – Разжалуй его в подполковники немедленно.

– Полковник Херберт, – сказала я. – Вы трезвы. Прошу вас и дальше поддерживать дружбу с главой специального отделения полиции Куала-Лумпура, штат Селангор, Федеральные Малайские Штаты. Заказывайте в этих целях виски лучшего качества.

Тони смахнул с тенниски пылинку в сторону Магды.

– А теперь, раз я уж сюда заехала, перед тем как отправиться домой, – расскажу вам, наконец, зачем мы все втроем здесь собрались. Тони, я попрошу вас слушать особенно внимательно. Недели три-четыре назад из отеля «Грейт Истерн» пропал китаец…

Пересказ разговора с Робинсом у меня вышел коротким. Тони, выпятив бородку, делал предельно серьезное лицо и вправду молчал.

– А дальше, – сказала я, – в сингапурской газете… Син что-то…

– «Синчжоу жибао», – приятным голосом подсказал Тони. Запах виски был развеян лопастями вентилятора в два счета.

– Спасибо, полковник. Вот в этой самой газете начали появляться стихи. Как я понимаю, не простые, а очень хорошие стихи. Раз в три-четыре дня. Они приходили по почте из этого города. И продолжают приходить. Этого поэта ищет вся местная полиция. И безуспешно. Идея состоит в том, что нам надо делать то, что полиция не может. Попытаться найти его через стихи. Полиции это точно не по зубам. Тут нужен особый человек. Вы, полковник.

– Да, но я же чертов инвалид, – сказал Тони, с недовольством стуча пальцами по поручням коляски. – Вы не находите, что это как-то несовместимо.

– Да наоборот, – возразила я. – Уважаемый профессор, филолог, требует себе подшивку этой газеты. Сидит в комнате, читает, размышляет, делает выводы. Общается с местными любителями словесности – для чего вызывается такси. Согласитесь, это даже красиво. И не вызывает никаких подозрений. Конечно, китайцы вам будут говорить то, что полиции не скажут никогда.

– Я буду перемещаться в коляске вооруженный, – решил Тони. – Потому что, когда мы найдем вашего китайца, мне ведь будет поручено его застрелить, без сомнения. Потому что это звучит уместно и красиво. Или не так?

– Не так, – сказала я. – Потому что нам надо, чтобы мы нашли поэта тихо, втайне от местной полиции, и, видимо, перепрятали его еще лучше – иначе я не вижу, зачем мы его ищем. Но ваш поиск должен прояснить и эту загадку. Вдобавок его ищет еще кое-кто, похуже полиции, и этих людей надо тоже опередить.

– Моя дорогая, скажи недоумевающей девушке, кто это такой – похуже полиции. Это ведь существенный момент.

– Видишь ли, – повернулась я к Магде, – история странная. Мне было сказано очень немного, но получается, что в гости к британским коллегам был прислан для какой-то операции агент Чан Кайши, из самого Нанкина. И что вдруг он решил исчезнуть, потому что за ним погнался вот тот самый длинный китаец. Британцы ищут его потому, что пообещали Чан Кайши выявить его и вернуть. Я сомневалась, но получается, что так и есть. Потому что, допустим, за этим агентом погнались бандиты, например. Но почему тогда скрываться от собственных нанкинских коллег? Наоборот, они могли бы помочь. Нет, это беглый агент. За которым гонятся люди Чан Кайши. И который кое-кому тут нужен, живой и здоровый.

Я остановилась. И вместе с Магдой повернулась к креслу Тони, который издавал какие-то сдавленные звуки.

– Этот негодяй? Этот… этот длиннозубый недоумок, убийца и ничтожество?

Кажется, до этого момента я никогда в жизни не видела Тони до такой степени серьезным.

– Кто ничтожество? – деловито поинтересовалась Магда. – Моя дорогая, он все-таки пьян, несмотря на твой приказ.

– Чан Кайши, – сказал сквозь зубы Тони. – За вашим агентом гонятся люди Чан Кайши? Мы должны помочь этому парню напакостить Чан Кайши? Да это подарок, а не поручение. Я сделаю это. В коляске или ползком. Сделаю.

Стоя на теплой траве лужайки перед домом, я смотрела в желтые глаза кота, кот смотрел в глаза мне, друг другу мы не нравились.

В принципе, передо мной было очень странное животное – ничего подобного я никогда не видела. Это, с одной стороны, был именно кот, свободно передвигающийся по газонам и зарослям вокруг моего дома – то есть дома Ричарда. Ну пусть не очень приятный кот – на традиционно высоких лапах и с коротким хвостом, с головой, постоянно наклоненной набок, и с каким-то недоброжелательным прищуром. С другой же стороны – ни у одного кота я не видела такой странной шкуры, шоколадной с прозеленью. Было ощущение, что шкура была им завоевана в бою с какой-то обезьяной. Или же…

Что мы получаем, если какая-то кошка без ума влюбилась в обезьяну? Мы получаем… евразийского кота, вот это странное создание. Которого не пускают в клубы «только для обезьян», но и в кошачьих клубах на него смотрят косо. Так, как он смотрит на меня сейчас.

Кис-кис, сказала я ему. Кот отнесся ко мне с еще большей подозрительностью и приближаться не стал.

(А-Нин, как зовут этого кота? Кот имя нет, мем, он соседнее бунгало, где живет полицейский. Он сюда потому, что повар рыбные обрезки.)

Я перевела взгляд на то, что располагалось за забором, вдоль которого росло несколько зеленых деревьев папайи. Там и правда среди зелени виднелось бунгало – то есть очень скромное одноэтажное сооружение, правда, не под аттаповой, а все же под черепичной крышей. Одна большая, на несколько комнат, веранда, приподнятая на кирпичных столбах над землей. Участок несколько заросший, но от этого живописный. Таких бунгало в городе было несколько десятков, и для полицейского с его жалованьем – в самый раз. В Англии простой инспектор о таком жилье и не мечтает, не говоря о двух-трех слугах, которые сейчас, кажется, готовы работать просто за остатки еды и жилье сзади кухни.