Я бездумно листала страницы дневника и вдруг заметила внизу последней страницы подчеркнутое жирной линией незаконченное предложение:

Акрополь древнего города…

Я долго ломала голову над этими тремя словами, а потом, притомившись, уснула.

Проснувшись, я увидела Черси, который восседал на своем любимом стуле, курил неизменную сигарету, и что-то сосредоточенно писал огрызком карандаша на бумаге.

— Что вы делаете? — полюбопытствовала я.

— Я скучаю, — жалобно протянул Черси. — Я и не представлял себе, насколько жизнь сера и пресна без этого невзрачного приборчика, именуемого Ключом, пока не лишился его. Чтобы развлечься, я попробовал написать маленький рассказик простым карандашом и на простой бумаге. А в результате: одна половина текста перечеркнута, а вторая половина — набор не поддающихся расшифровке закорючек. И плюс ко всему — боль в запястьях. И как люди умудрялись писать толстенные тома до изобретения пишущих машинок?

Черси сделал многозначительную паузу, чтобы я успела проникнуться его настроением, а потом спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Гораздо лучше, — заверила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться при виде кислой физиономии моего собеседника. — Сон — отличное лекарство для побитого человека.

— Да уж, спишь ты до неприличия много. Давай, соня, вставай — тебе давно уже пора на подиум.

— Какой еще подиум? — поразилась я, уже по привычке начиная подозревать своего собеседника в легком налете безумия.

— Помнишь одежду, которую я вчера притащил? Мне не терпится проверить свой глазомер на предмет размеров женских форм. Но мы устраиваем показ мод с одним условием: демонстрация нижнего белья входит в обязательную программу.

Мы хорошо провели вечер. Стэнли наслаждался ролью тонкого ценителя красоты и знатока моды, а я наслаждалась его преувеличенно восторженными вздохами, сознанием того, что я — красива и отсрочкой от мрачных мыслей. Кроме одежды, которая скрыла мои синяки и ссадины, Стэнли приобрел косметику, бижутерию, солнцезащитные очки и парики, так что украшения, оставленные на моем лице и шее Ангелами, тоже удалось нейтрализовать. Заключительное слово было естественно за стариком, который как всегда был прямолинеен:

— Из любой неотесанной бабы можно сделать конфетку, имея под рукой достаточно тряпок, краски, и побрякушек.

Вечер закончился великолепным ужином, который приготовил Черси. Я попробовала помочь ему, но вскоре была с позором изгнана с места священнодействия. Черси на повышенных тонах объяснил мне, что присутствие на кухне существа, у которого руки растут из органа, предназначенного для совсем других целей, принесет больше вреда, чем пользы. За ужином журналист развлекал меня неприличными анекдотами и историями из своей богатой на скандалы жизни, а я хохотала почти что над каждым его словом, не потому что они были верхом остроумия, а потому что мне было хорошо, как никогда.

Насытившись мы расположились в удобных креслах в гостиной.

— Спасибо, — с чувством сказала я. — Спасибо за все.

— Не за что, — Стэнли пожал плечами. — Помогая тебе, я помогаю себе.

— Конечно, — пробормотала я. Его слова подействовали на меня, как неожиданная хлесткая пощечина. — Мне не следовало расслабляться.

— Извини. Я сказал это не для того, чтобы тебя задеть, а для того чтобы ты поняла: ты — хозяйка положения.

— О чем это вы?

— И я и Луиза и Марк будем лезть из кожи вон, чтобы помочь тебе в твоей миссии.

Я недоверчиво посмотрела на своего собеседника:

— Неужели Вы думаете, что Жрица и Арес поверят этому бредовому дневнику?

— Жрица — наверняка поверит, — заверил меня Крез. — А что касается Ареса, то ему как воздух, нужен Лиэй, а ты — единственная ниточка, ведущая к нему.

Я только покачала головой. Я устала заверять всех и каждого, что понятия не имею, где находится Нортон и поэтому просто попросила:

— Расскажите мне о Луизе Дор и Марке Ветрове.

Черси встал с кресла, притащил пепельницу, долго тушил почти целую сигарету и тщательно раскуривал новую. Я давно смекнула, что возня с куревом дает ему возможность собраться с мыслями, пока собеседник терпеливо ожидает окончания ритуала.

— 25 лет назад, — начал Стэнли, — когда тебе и Солу было по 5 лет, а Луизе и Марку около 10‑ти, Демократическое государство переживало самое странное и позорное время за всю свою историю. Официально этот период ничем не отличался от любого другого, а в народе его прозвали «охота на ведьм», хотя то, что происходило не совсем подходит под это определение. В то время начались повальные аресты никак не связанных друг с другом людей. Ангелы забирали несчастных на улице, на работе, дома, у всех на виду, не объясняя причин ареста ни самим арестантам, ни их близким, ни кому-либо другому. Судьба арестованных неизвестна до сих пор, а те, кто пытался это выяснить, тоже исчезали. Неведение порождает самые невероятные догадки и слухи, а слухи вкупе со страхом порождают желание хоть как-нибудь защититься. Это было время маниакальной подозрительности и гнусных поступков, самыми распространенными из которых были доносы. Больше всего досталось родственникам Ангельских жертв, в особенности детям. Работники Школьной Социальной Службы, дрожа за свою шкуру, не только не защищали их от других детей, но и своим бездействием поощряли издевательства над ними. Луиза, Марк и Сол не понаслышке знали, что такое быть изгоями, а для маленькой и хрупкой души — это очень сложное испытание. Примечательно, что именно дети «ведьм» стали лидерами, настоящими лидерами, за которыми идут другие люди. А с другой стороны, это логично — нужно по-настоящему страдать, чтобы захотеть изменить окружающий тебя мир. Луизе верила, что кто-то когда-нибудь воздаст виновникам ее несчастий за грехи, а ей и другим невинным жертвам — за страдания. Но она была уже большой девочкой, чтобы понимать, что обычному человеку не под силу такая задача. Так вера в справедливость привела ребенка к вере во всевидящего, всепонимающего, творящего добро и наказывающего зло.

— То есть в Бога, — с досадой закончила я предложение: бессмертные упоминались к месту и не к месту всеми, кому не лень.

Стэнли кивнул.

— Да, в Бога. И пока сверстники Луизы проводили все свое свободное время за сетевыми играми и болели за супергероев, чьи имена стандартно заканчивались на «мен», наша девочка зачитывалась триллером под названием «Ветхий Завет» и его сиквелом под названием «Новый Завет». Библия привнесла покой в страждущую душу, ибо сказано: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Она была уверена, что настанут счастливые дни ибо сказано: блаженны плачущие, ибо они утешатся. Вместо ненависти и обиды, она испытывала лишь жалость к зарвавшимся хулиганам, которые в первую очередь вредили себе, ибо сказано: они получат возмездие за беззаконие. Она пыталась защищать и помогать другим обиженным, ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей. Не знаю, что больше повлияло на мальчишек: ее странные речи или ее терпение и кротость, но вскоре они перестали задевать Луизу и всех тех, кого она опекала.

— Следует признать, что в проповедях Назаретянина и его апостолов есть рациональное зерно, раз девочке удалось усмирить шалопаев одними своими речами, — с усмешкой прокомментировал Стэнли свое собственное повествование. — За школьные годы у госпожи Дор сложилось своеобразное виденье мира и, достигнув совершеннолетия, она решила передать его людям.

— И в чем же состоит это виденье?

— Всех подробностей не знаю, — нахмурился Черси: — Ибо в голове у девочки образовалась настоящая философо-историческо-религиозная каша, но суть, как мне кажется, ухватил: каждый раз, когда люди теряли веру в Бога, они крепко получали за это по башке. Яркие примеры тому: Адам и Ева, Всемирный потоп, Содом и Гоморра, разрушение двух Иерусалимских храмов и изгнание евреев. Но одним кнутом научить, как известно, невозможно, и поэтому, в качестве пряника, был прислан Мессия, который показывал разные фокусы и обещал Царствие Небесное в обмен на хорошее поведение. После этого человечество долго и честно пыталось следовать завету Христа, пока снова не скатилось в глубокую пропасть разврата и смертоубийства, дном которой стал 20 век — самый жестокий и гнусный за всю нашу историю.