— Знаете, Элеонора, — услышала я голос Эрика. — Ваш отец и понятия не имеет, что он натворил, заставив меня встать на колени. За такое унижение для меня единственной местью была только смерть… и вот рядом со мной в лесу лежит его дочь, и я рад тому, что она жива. Я никогда не думал, что эта клятва так далеко заведет меня…

Я лежала, не смея шелохнуться. Вдруг он тихо добавил:

— Kærra,[20] по-другому я бы никогда не поступил. По своей воле.

Я лежала, боясь пошевелиться, а в горле у меня стоял комок. Уж не хотел ли он посмеяться надо мной? Он ведь и не догадывался о том, что вина моего отца отравила мою жизнь. Пальцы мои сжались в кулаки. И тут я почувствовала прикосновение его руки к моим коротким волосам.

— Спи, воительница. И да хранит тебя твой Бог…

Утром я пробудилась от птичьего гомона. Два скворца яростно наскакивали друг на друга, а вся стая внимательно наблюдала за поединком от хижины угольщика. Небо над нами нависло серой массой; вот-вот должен был пойти дождь. Проведя эту т неуютную ночь под открытым небом, я страшно замерзла и, натянув до самого носа грубое одеяло, попыталась вздремнуть еще немного.

Эрик все еще сидел, прислонясь к дереву и упершись подбородком в грудь. Разбуженный моим шорохом, он поднял голову. На лице его были тени, которых вчера не было, они выглядели так, будто кто-то посыпал лицо пеплом. Вокруг глаз образовались красные круги, а сами они лихорадочно блестели.

— Сегодня ночью вам приснился страшный сон, — пробормотал он.

Я наморщила лоб. Это замечание впервые напомнило мне, что я уже вторую ночь провела в лесу с едва знакомым мужчиной. Но разве теперь это имело какое-нибудь значение? Здесь, в куще деревьев, попытались выжить два человека, презрев происхождение и приличия. И совсем скоро им это удастся. Конечно, сплетен и разговоров в замке будет много, они определенно подумают, что раб похитил меня, чтобы отомстить графу, — жалкие, грязные разговоры. Никто никогда не поверит мне. Нет, сейчас, пока нас оберегает лес, я не хочу думать о доме.

— Вы так громко кричали, что мне едва удалось успокоить вас.

Глаза его снова закрылись. Я стала грызть большой палец. Он успокоил меня каким-то необычным образом, раз я даже не могу ничего вспомнить.

— Комета напугала вас, правда? — Рукавом рубахи он стер со лба капли пота. — Может быть, именно она стала причиной ваших страшных снов.

Я с удивлением вынула палец изо рта, почувствовав на себе его взгляд.

— Не бойтесь, графиня. Уже сегодня вечером вы будете в безопасности.

Я не смогла выдержать этого взгляда и, покраснев, повернулась на другой бок. Страшный сон — что же произошло сегодня ночью? И что, ради всего святого, сделала с нами комета? Постепенно мне стали припоминаться события вчерашнего дня. День, как сказочная паутина, зыбкая, нереальная. Сумеречный свет леса. Сверкающие росинки на паутине меж деревьев. Безжизненные глаза, преследующие нас на всем пути. Пещера, Грета, ребенок-тролль. Истории, рассказанные Эриком о его далеких божествах. Его слова перед тем, как я заснула, вселившие в меня неуверенность. Звучание его голоса, такое необычное, не как всегда, как теплое пуховое одеяло после всех ужасов и страхов. Во сне я видела его — пресвятая Дева Мария! Воспоминание о сне, словно молния, пронзило меня, всего один-единственный эпизод, светлый и ясный… Мне свился он, язычник, хоть и королевской крови, но все-таки язычник! Огненный дракон, словно заколдовав, овладел моими мыслями и ввел меня в искушение уже в который раз открыть свою душу этому неверующему… Предвестник беды, и я стала его первой жертвой. Разозлившись на саму себя, я забралась с головой под одеяло.

— Мир не рухнул в тартарары, вы это уже заметили, — прервал он мои мысли.

Я покрылась холодным потом в ожидании небесного Страшного суда, который должен был свершиться надо мной… Господь видит все, даже наши сны!

— О чем вы думаете? О своем отце? Вам страшно, не так ли? Боитесь предстать перед ним и сказать ему, где вы были и чем занимались? Боитесь своей участи, верно? — Я почувствовала, что он придвинулся ко мне. — Ну так что же, с вами произошло небольшое приключение, и вы с самого начала знали, что, как говорится, вол приведет в неволю, то есть за эту проделку придется расплачиваться, Элеонора. Но не беспокойтесь, граф не накажет вас. Он не осмелится, поверьте мне.

— Почему ты так думаешь? — Прошептала я, еще больше натянув на себя покрывало.

Отец. События последних дней оттеснили его на второй план. И вот именно Эрик напомнил мне о нем.

— Вы ему очень дороги. Нет, он за все отыграется на мне, чтобы произошедшее имело блестящий финал. Ведь вам и это известно, верно?

Я медленно села.

— Я не допущу этого. У нас договоренность.

— Я знаю. Одно лишь имя стоит всей моей жизни, ничего более. Если он узнает, кто я, то все равно убьет меня, мое имя для него не имеет абсолютно никакого значения. Короли Севера здесь никому не известны.

— Но он не может тебя так просто…

Эрик перебил меня и рассмеялся.

— Графиня, я возражал ему на пыточной доске, обругал его, когда его холоп держал в руке раскаленные щипцы. Он больше не будет терпеть моих выходок. И я поплачусь за это жизнью.

Я отвела взгляд. Он познакомился с моим отцом и понял его характер еще там, внизу, в темнице.

— Но одно вам следует знать, прежде чем вы вернетесь: я чувствую себя свободным. Хотя вы и лишили меня чести и заковали в цепи, сердце мое все равно свободно, словно птица. Свободно, слышите? И этого ничто не изменит, даже — он рынком задрал рубаху — клеймо нашего отца. И моему взгляду вновь открылась омерзительная кроваво-красного цвета хищная птица, когти которой вонзились в сосок Эрика. — Он выжег клеймо на моей плоти, но не в моей душе! Никогда не забывайте этого. Он может бить, унижать и оскорблять мое человеческое достоинство, сколько ему захочется, он может даже отнять у меня жизнь, но я никогда не стану его собственностью!

Лицо его покраснело, я почувствовала, как столь долго подавляемый гнев вырвался наружу. Кулак еще сжимал край рубахи, и орел приходил в движение при каждом вздохе Эрика…

— Эрик…

— И вы тоже не владеете мной, графиня! — Двумя пальцами он приподнял мой подбородок и заставил меня посмотреть ему в лицо. — Даже если вас и согревает мысль о том, что вы моя владелица! Для меня вы всего-навсего надсмотрщица, а ваш ключ мое проклятое слово чести! Но вы его мне вернете. И тогда уже меня никто не остановит. Никто.

Сказав это, он встал и удалился.

Я чувствовала себя просто избитой. Свободен как птица. Человек королевских кровей, порабощенный, с выжженным, как на скотине, клеймом, с окольцованной в железо шеей, которое отняло у него честь и навсегда лишило родины. «С вами произошло небольшое приключение…»

После всего, что произошло вчера, я совершенно не была готова выслушать такие обвинения, и чувство жгучего стыда удушливой волной поднялось во мне. Я закрыла лицо руками. Надсмотрщица. Ни один человек, ни сам Господь Бог не могли освободить меня от этой вины, прощения за это не может быть… Понимание своего проступка острым ножом пронзало мое сознание. Я хотела бы никогда больше не смотреть в глаза Эрика, в глаза, о которых мечтала прошедшей ночью…

Его рука осторожно опустилась на мое плечо. Я обратила на него свой вымученный взгляд.

— Я чуть не обжег пальцы о вашу кожу… — С мрачным выражением лица он присел передо мной на корточки и выставил вперед ладони рук, темно-красные, покрытые волдырями. — Будьте так любезны, перевяжите их.