— Так, Паша, так, — невесело усмехнулся Север. — Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться… Не надо даже быть блестящим психиатром Кузовлевым…

— Положим, психиатром я стал по твоему настоянию, — нудно продекламировал Павел. — Психиатром, психологом, психоаналитиком… Раньше мне, признаться, вполне хватало моей хирургии. Позарез хватало, по маковку. И если я ценой невероятных усилий приобрел новую медицинскую профессию, то лишь из уважения к тебе, желая спасти тебя и твою женщину. А ты мне тут дешевые понты гонишь. Стыдно, Белов!

— Прости, Паша… — Север действительно смутился.

— Мало того, братец! — продолжал Кузовлев все тем же нудным голосом. — Я потратил массу времени и нервов, чтобы вылечить твой психоз. Чуть раньше я не меньше времени и нервов затратил на Милку, пытаясь сначала разобраться в ее болезни, а затем и справиться с ней. И вот благодарность! Едва вернувшись из бредовых снов в реальность, ты вспарываешь себе вены! Спасибо, брат! Удружил, нечего сказать!

— Паша, прости… — Север испытывал мучительный стыд.

— Ладно, Бог простит, — улыбнулся Кузовлев. — Рассказывай дальше. Что все-таки сыграло решающую роль в твоем решении убить себя? Ведь Мила жива и по-прежнему тебя любит. Ничего не изменилось. Почему же ты пошел на это?

— Вот именно, не изменилось! — бросил Север зло. — Любит! Не нужна мне больше ТАКАЯ любовь! Хуже ножа она мне!

Белов замолчал, машинально взял со стола сигареты, выщелкнул одну, прикурил, цокнув зажигалкой. Сумрачно затянулся.

— Продолжай, — деликатно предложил Павел.

— А что продолжать? Все вроде ясно… Я банкрот, Паша. Родину у меня отняли, веру в людей отняли, идеалы мои поставили на «хор». Единственное, что я еще имел, — это любимая женщина, Милка, жена. Но она бросила меня! Предпочла мне свое блядство, возможность безнаказанно утолять нимфоманскую похоть, заниматься групповухами со всяким блатным сбродом! Она избавилась от живого укора в моем лице, избавилась от собственной совести! Ну и ладно! И плевать! Зачем ты спас меня, Паша?!

Север дрожал. Тряслись его руки, губы, ресницы. Мелко дергался огонек сигареты. Павел успокаивающе поднял руку.

— Ты несправедлив, брат. Милка твоя больна. Ну не может она обходиться без групповух, не может не подвергаться регулярным изнасилованиям, физически не может! Умирает она без этого, в прямом смысле умирает! Да ты сам прекрасно знаешь: если мозг Милки не получает время от времени определенных психофизических импульсов, то ее организм начинает разрушаться! И почему Милка сбежала, тоже прекрасно знаешь! Но ведь страдает девка отчаянно — и без тебя страдает, и от блядства своего!

— Толку-то от ее страданий… — пробормотал Север. — Да и о чем говорить, если я даже не знаю, где она, где ее искать…

Кузовлев замялся. Какое-то время он молчал, будто зондируя взглядом друга. Наконец решился.

— Я знаю, где сейчас Милка, — медленно произнес Павел. — Ох, не хотел я тебе об этом сообщать… Надеялся, что ты забудешь ее, излечишься от своей любви… Боюсь я за тебя, Север. Но выбирать не приходится…

— Не надо! — выкрикнул Белов. — Не говори мне о ней! Я ничего не хочу знать! Такую я больше не могу терпеть ее! Лучше сдохнуть!

— Остынь, — попросил Павел. — Я не сказал главного. Я знаю, как вылечить Милку. Точнее, как ТЫ можешь ее вылечить.

— Что?! — Север вскочил. — И ты молчал до сих пор?! Ну ты и садист, Паша!

— Я боялся за тебя, — повторил Кузовлев. — Чтобы выполнить мой план, тебе придется пройти по очень тонкой грани между жизнью и смертью. И провести по этой грани Милу. Мало того: ты должен будешь стать для нее совсем иным человеком. И я не уверен, выдержит ли твой разум предназначенную тебе роль. Причем конечного успеха никто не гарантирует…

— Говори! — Север вновь уселся напротив Павла. — Это все же хоть какая-то, да надежда. А любая надежда лучше безнадеги. Говори, Паша.

— Что ж… Причину возникновения и особенности течения Милкиной нимфомании ты знаешь, поэтому обсуждать их не будем, сразу перейдем к главному. Анализируя личность твоей жены, я сделал следующий вывод: мы можем сломать механизм реализации ее болезни. Точнее, развернуть его в другую сторону. Ты должен…

Слушая друга, Север несколько раз вскакивал со стула, принимался ходить по кабинету Кузовлева, затем вновь садился за стол. Белов был явно возбужден.

— Да, ты прав, Паша… — повторял он время от времени. — Ты полностью прав. Действительно, сейчас самый подходящий момент… Значит, говоришь, звонила она? Почувствовала, что я умираю? Вот стерва!..

Последнюю фразу Север произнес почти восхищенно.

— А еще учти — пока ты валялся в отключке, я сделал тебе пластическую операцию, — добавил Кузовлев. — Не хотел, чтобы ты об этом знал до поры, поэтому убрал из твоей палаты все зеркала. Но теперь посмотрись!

Север подошел к висевшему на стене зеркалу, внимательно изучил свое новое лицо.

— Ты волшебник, Паша! — воскликнул он наконец. — Моя рожа практически не изменилась — и все же это совершенно другой человек! Да ты просто художник, брат!

— Микрошрамов от пластики не осталось, рассосались так, словно и не было никакого вмешательства! — сообщил Павел. — Это уж твой феноменальный организм сработал, я тут ни при чем.

Белов действительно обладал феноменальными и необъяснимыми возможностями. Север не мог ничем заболеть — любая инфекция, даже самая страшная, попадая в его организм, мгновенно уничтожалась. Шрамы исчезали бесследно, стягиваясь сами собой. И вообще, словно сама Судьба предначертала Белову стать тем, кем он был до сих пор: санитаром общества, мстителем-одиночкой, идеальным бойцом милостью Божией. Ибо отпечатков пальцев, например, Север не оставлял: после его прикосновений на предметах оставался не рисунок папиллярных линий, а лишь бесформенные пятна, не подлежащие идентификации. Еще он умел сделать так, чтобы человек, встречавшийся с ним ранее, не мог его опознать при следующей встрече. Или принял бы за кого-то другого, за кого Белов хотел себя выдать. Мог Север также обнаруживать любую слежку и уходить от нее, будто растворяясь в пространстве… Многое он мог. Только это не делало его счастливее…

Подобными же способностями обладала и Мила. Но феноменальные способности не спасли супругов Беловых от заболеваний душевных: Севера — от реактивного психоза, Милу — от нимфомании…

— Значит, розыска мне теперь бояться нечего! — воодушевленно воскликнул между тем Белов в ответ на слова Павла.

— А ты и так не в розыске, — заявил вдруг Кузовлев, хитро улыбаясь. — Твои друзья, которых ты столь мало ценишь, что недавно собирался покинуть их навек, позаботились о тебе. Для милиции ты мертв. Для блатных тоже мертв. Так что никто тебя больше не ловит — ни менты, ни бандиты!

— Как… как тебе это удалось, Паша?! — опешил Север.

— Удалось! — самодовольно улыбнулся Павел. — Впрочем, моей заслуги здесь минимум. Просто повезло. Стечение обстоятельств. Недавно попал ко мне один бомж, твоего возраста и внешне — вылитый ты. Парень был смертельно болен и знал об этом. А у него имелась семья — жена и двое маленьких детей. Беженцы они, бездомные, и перспектив никаких. Я парня и уговорил сыграть посмертно твою роль. Взамен предложил купить квартиру его семье. Он согласился. Я сделал ему легкую пластику, чтобы он уж вообще от тебя не отличался, а когда он умер, пригласил своего друга, муровца Вальку, и его коллег для опознания опасного бандита Белова. О Вальке, кстати, еще будет разговор… Так вот, у ментов имелись только твои фотографии и видеоизображения, поэтому покойника признали Беловым. Правда, на следующий день опознание проводили еще два человека…

— Кто? — спросил Север напряженно.

— Мила и Иван. Помнишь Ивана?

— Естественно. Бандюга. А что, Милка сейчас с ним?

— Работает у него. Ну да это позже. Короче, опознали они в том бомже тебя… Милка, само собой, обо всем догадалась, ее не проведешь, она сразу поняла, что покойник — не ты. Но я вовремя ей подмигнул. А Иван купился. И заверил всю российскую блатню, что знаменитый Север Белов преставился. Иван нынче ходит в неплохом авторитете…