Фуфлук вывалил перед собой в кучу гальку и первым схватил круглый спрессованный веками окатыш.

— Больше трех не брать! — предупредил он меня. — На что играем?

— На что пожелаешь, — отозвался я.

— Вот на это! — азартно выпалил мальчишка и пальцем указал на мой личный диск-компьютер, укрепленный им левом предплечье.

— Идет! — согласился я. — А если проиграешь ты, то вернешь все выигранные вещи их владельцам и больше не будешь обирать товарищей.

Подросток, не дослушав, закивал головой. Ну и напрасно.

Конечно, при правильной игре даже искушенный математик не имел шансов его обыграть. Вероятно, Фуфлук об этом тоже знал или хотя бы догадывался. Но на закон кратности чисел я, нисколько не мучаясь угрызениями совести, решил ответить следствием закона Паркинсона, согласно которому, если бутерброд всегда падает маслом вниз, то, значит, надо просто к бутерброду прилепить еще один кусок хлеба, и тогда масло никогда не размажется по полу.

Ведомый этими соображениями, я зажал в ладони загодя припасенный камешек и протянул руку к гальке. Фуфлук все внимание сосредоточил именно на россыпи камней, так что мне пришлось продемонстрировать чудеса престидижитации. Я демонстративно большим и указательным пальцами подхватил один голыш, после чего, чуть разжав мизинец, незаметно подбросил камешек из кулака в общую кучу. Теперь, как бы Фуфлук ни старался, победить должен был я. Мне только надо было придерживаться выигрышного алгоритма — брать столько гальки из кучи, чтобы количество камней, взятых за раз Фуфлуком и мной, составляло нечетное число. Потому я любезно предложил ему:

— Бери ты.

— Беру еще один, — предупредил Фуфлук и взял камешек.

— А я два, — снисходительно ответил я и усмехнулся.

Спустя минуту мальчишка при своей очереди хода потянулся к гальке и вдруг в недоумении раскрыл рот — на полу оставалось всего четыре камешка. До Фуфлука дошло, что игра сложилась не в его пользу — сколько бы их он теперь ни взял, один, два или три, последний все же доставался мне.

— Веди к закромам! — наставительно приказал я ему. — Полагаю, продолжать игру бессмысленно.

Мой соперник со слезами на глазах поднялся и медленно побрел к выходу из сакли. Возможно, с моей стороны это был безнравственный поступок, но в тот момент я искренне полагал, что цель оправдывает средства — проигрыш послужит мальчишке хорошим уроком.

Обойдя дом, мы подошли к наружной стене жилища. Фуфлук остановился, сдвинул в сторону булыжник, открывая месторасположение своего тайника, и отошел на пару шагов.

Я склонился над ямкой. Там была всякая мелочь — молодой вундеркинд не успел с размахом воспользоваться плодами науки. Зуб снукса, глиняная фигурка сидящего квибла, обсидиановый нож… Еще какая-то мишура.

Тогда я протянул лингофон под самый нос Фуфлуку и осведомился:

— Выиграл у Мархуна?

Сопение в ответ было красноречивее любого признания. Ничего, меня на жалость было не взять — я парень битый.

— Ты знаешь, как к Мархуну попала эта штука?

— Нет.

— А когда ты у него ее выиграл?

Мальчишка занялся вычислениями и через пару секунд обиженно пробурчал:

— Вечером за день до охоты…

Так ли это важно, подумалось мне. Ведь это нисколько не приближает меня к разгадке гибели аборигена. Может быть, действительно Мархун подобрал лингофон, который Марион случайно обронила. А потом прибор пошел по рукам.

— О чем вы говорили с соседом за игрой в последний раз? — спросил я подростка.

— Мархун сказал, что скоро станет вождем и подарит мне новую одежду. Еще он обещал взять в жены Анту.

— Анту? — переспросил я. — При чем тут Анта?

— Анта — моя сестра…

Мне стало стыдно своей неосведомленности. Впрочем, попытался я оправдать сам себя, угляди-ка за двумя сотнями туземцев. Перепись среди них проводить, что ли? У каждого фиксировать ген-код? Старейшина по доброте душевной поведал о соплеменниках — в Совете посчитали, что этого хватит. Ну, не клеймить же их всех, в самом деле. Хотя Драггу, его мать, я должен был признать, даже несмотря на то, что женщины племени квиблов после сорока чрезвычайно похожи друг на друга.

— Я Анте подарил одну штуковину, — между тем снизошел до откровений паренек. — Мне ее Мархун позавчера проиграл. Тоже отдавать? Но ведь он умер.

Час от часу не легче. Этак вскоре выяснится, что богаче Фуфлука на Проксиде никого нет.

— Что за штуковина?

— Анта ее на шею повесила. Красивая.

— Хорошо, посмотрю. Может быть, не стану забирать, — пообещал я.

Мальчишка уже повеселел. Он почесал плечо и с надеждой поинтересовался:

— Рунцак Латислаф, ты меня покатаешь на «большом горшке»?

Я озадаченно взглянул на паренька, ничего не понимая. Что за горшок? А потом, правда, быстро догадался. Стало быть, так квиблы вездеход называют! Видели всего пару раз, а уже название дали. Похвально. Тем более что машина действительно похожа на сплющенную посудину. Если издали поглядеть — точно горшок.

— Как-нибудь при случае… — обнадежил я подростка.

Вернувшись к резиденции имуха Муши, я через женщин попросил Анту выйти ко мне.

Долго ждать мне не пришлось — девушка выпорхнула из дома, забавно хлопая ресницами. На ее шее поверх джутовой хламиды болталось целое ожерелье из мелких ракушек с озера, разноцветных кисточек и кусочков слюды. Кажется, ничего необычного.

— Анта, — доброжелательно произнес я, — твой брат сказал, что подарил тебе одну вещицу. Не могла бы ты ее показать?

Девушка, нисколько не смущаясь, улыбнулась и тут же стала перебирать у себя на груди все свои побрякушки. Наконец она отцепила и беспрекословно протянула мне небольшой черный предмет, который я сначала принял за обыкновенный кусок обсидиана. Но более внимательный взгляд на украшение заставил меня содрогнуться — в ее ладони лежал штатный боезаряд для автоматического квантомета армейского образца «смагли»!

Подумаешь, скажете вы, нашел, чем удивить.

Что ж, у космодесантников этого добра действительно хватает. Да вот только на Проксиде квантометы не лежат под каждым кустом, и «смагли» даже мне, Наблюдателю, не положен по инструкции. Откуда здесь взялся этот проклятый боезаряд на сотню выстрелов, каждый из которых мог бы за долю секунды испепелить человека в прах?

М-да, это была еще одна загадка…

Прогнозы Сорди сбылись — следующие два дня прошли в томительном ожидании конца бури, неожиданно обрушившейся на всю прилегающую к озеру округу. Небо потускнело, плотный вихревой столб пыли сошел с гор и принялся безжалостно утюжить землю.

Аборигены забились по своим саклям, трепеща от воя разбушевавшейся стихии.

Я же провел свободное время за рассуждениями, как мудро устроена природа. В самом деле, молодые ростки злака, словно предчувствуя беду, втянули свои зеленые побеги в почву всего за несколько часов до смерча. Так что за будущий урожай квиблы могли не слишком переживать. Но каким образом у примитивных растений развилась такая способность к выживанию? Даже обидно — мы, люди, должны во всем полагаться на аппаратуру, метеорологические зонды и надежные убежища, а вот какая-нибудь улитка предчувствует ненастье заранее и спокойно успевает юркнуть в свою скорлупу, чтобы затаиться до лучших времен и не дрожать от страха, опасаясь лишиться своей бесценной жизни. Увы, антропоцентризм наделил человека неимоверной силой мысли, но не дал бессмертия. Пожалуй, это главная несправедливость бытия! Чем совершеннее человек, тем более несовершенным кажется мир. А ведь это всего лишь потому, что люди вбили себе в голову, что они — венцы творения и каждый их уход из жизни подобен вселенскому катаклизму. Для индивидуума, наверное, все это так и есть, а для сообщества разумных существ? Что, разве содрогнулись устои мира от того, что где-то на окраине Вселенной окончил свой бренный путь неразумный квибл по прозвищу Мархун? Как бы не так. Опять же, если вдруг такая же трагедия постигнет меня, неужели человечество закажет вселенскую панихиду и на десятилетия облачится в траур? Ну, в лучшем случае поместят в Информатории некролог — дескать, жил, работал не покладая рук, и все такое… Может, голограмму в уголке тиснут — поглядите, каким он был. А через месяц пришлют на Проксиду очередного бедолагу из Наблюдателей. Вот и все внимание. Ну да ладно… И на том спасибо.