— Опять командуешь?! — со смехом воскликнула Велвет.
Грейстил расплылся в улыбке:
— Конечно, дорогая. Знаешь… Где бы найти такую травку, отвар из которой заставил бы тебя немного помолчать?
— Есть такая ядовитая травка. Болиголов называется.
Велвет снова рассмеялась.
Накормив жену, Грейстил сменил у нее постельное белье, потом сказал:
— Постарайся заснуть, любовь моя. Тебе необходим отдых, Я же пока чего-нибудь поем, так как мне требуются немалые силы… для борьбы с тобой.
Когда наступила ночь, Грейстил снова лег рядом с женой. Она спала довольно беспокойно, и он неоднократно вставал с постели, чтобы принести ей воды или ночной горшок. Когда же настало утро, Грейстил снова приступил к своим обязанностям сиделки. Сменив Велвет повязки и покормив ее, он сообщил:
— Дорогая, тебе пришло два письма. Я прочитал одно из них — то, что от Кристин.
— Может, прочтешь мне его вслух?
— В нем… печальное известие. Принцесса Мэри умерла.
— О Господи… Бедный Чарлз…
Грейстил достал письмо из конверта и стал читать его.
«Дражайшая Велвет!
Узнав о трагической смерти принцессы Мэри, я сразу же поспешила в Уайтхолл, где Эмма сообщила мне, что ты уехала в Роухемптон, дабы предупредить мужа об опасности заражения. Я очень беспокоюсь за тебя и Монтгомери и прошу как можно скорее сообщить, как у вас дела.
Боюсь, эта ужасная инфекция получила распространение. Мой внук Уильям тоже ее подцепил, но в легкой форме. К сожалению, из-за болезни пострадало его красивое лицо, и теперь он ходит весь в оспинах. Вероятно, ты решишь, что провидение покарало его так за кражу твоего портрета, предназначавшегося в подарок Грейстилу. Попытка шантажировать тебя с тем, чтобы обменять портрет на Роухемптон, — воистину дурное деяние, за которое он теперь и расплатился».
Граф поднял глаза от письма и посмотрел на жену.
— Полагаю, ты догадываешься, что я хочу убить мерзавца?
Велвет покачала головой:
— Это причинит слишком сильную боль Кристин.
Он пожал плечами и продолжил чтение. Дочитав до конца, спросил:
— Ну, что скажешь?
— Надеюсь, ты напишешь ей вместо меня, дорогой?
— Только тогда, когда полностью уверюсь в, том, что ты поправилась.
— В таком случае я отказываюсь дышать… — сказала Велвет с улыбкой.
Он вдруг нахмурился и проговорил:
— Не надо так шутить. Между прочим, был момент, когда ты испустила последний вздох, Велвет. В прямом смысле.
— Да… я знаю, какое бывает чувство, когда умираешь.
— И какое же, любимая?
— Пугающее… Потому-то я и решила вернуться к тебе… Я знала, что рядом с тобой буду в безопасности.
Велвет покрутила на пальце обручальное кольцо; она так похудела во время болезни, что кольцо сразу свалилось с пальца. Посмотрев на тоненький золотой обруч, она вдруг заметила, что с его внутренней стороны выбиты какие-то слова. Поднесла кольцо к свету и прочитала: ВЕЧНО ЛЮБИМОЙ.
Сердце Велвет радостно затрепетало.
— Почему ты никогда не говорил, что любишь меня, Грейстил?
— Потому что со дня нашего обручения считал, что ты влюблена в Чарлза. Теперь, став старше и умнее, я понимаю, что вы испытывали друг к другу дружеские чувства.
— Любовно-дружеские, — сказала она, чтобы подразнить мужа.
Он снова улыбнулся:
— Что ж, если ты готова сыпать соль на мои раны, значит, тебе действительно стало лучше. Кстати, вот письмо от твоего любящего друга. Пожалуй, я выйду, чтобы не мешать, пока ты будешь читать его.
Оставшись в одиночестве, Велвет посмотрела на запечатанное королевской печатью письмо. Хотя они с Чарлзом были друзьями с тех пор, как ей исполнилось восемь, он впервые написал ей. Когда Велвет сломала печать и стала читать его послание, боль, которую он испытывал в связи со смертью сестры, мигом передалась ей. Когда же она добралась до последней фразы: «Подобная преданность вызывает у меня зависть, так как я точно знаю, что никогда не сподоблюсь обрести столь великую любовь», — у нее внезапно возникли подозрения, связанные со следующими словами Грейстила. «Теперь, став старше и умнее, я понимаю, что вы испытывали друг к другу дружеские чувства», — кажется, так он сказал.
— Ничего ты не понял, — пробормотала Велвет с усмешкой. — То есть ты понял это только после того, как прочитал письмо Чарлза. — Она нисколько не рассердилась на мужа, хотя и решила, что не стоит слишком уж внимательно рассматривать королевскую печать.
Всю последующую неделю Грейстил с утра до ночи ухаживал за женой — мыл ее, кормил, менял ей повязки и всячески демонстрировал ей свою любовь и преданность.
— Кажется, ранки подживают. — Велвет подняла вверх руки и осмотрела себя. — Сегодня ночью отвалилось еще несколько струпьев.
Он поднес к губам ее пальцы и, перецеловав их все до единого, с лукавой улыбкой спросил:
— Догадываешься, что я с тобой сделаю, когда ты снова обретешь силы?
Она с блаженной улыбкой ответила:
— Ах, расскажи…
Граф сделал «страшные» глаза и заявил:
— Отколочу до потери сознания. За то, что ты поставила свою жизнь под угрозу. Отколочу огромной палкой…
— А у тебя большая палка? — спросила Велвет с невиннейшим видом.
— Достаточно большая, — ответил Грейстил с угрожающим видом. — Дорогая, позволь наложить тебе на щеку еще немного крема. — Он отлепил «простынный» квадратик, закрывавший оспину, и сокрушенно покачал головой. — Ох, как же я теперь буду жить, зная, что заразил тебя оспой?
— Ты испытываешь чувство вины только по той причине, что у меня на щеке появилась оспина?
— Это ужасная цена за то, что ты примчалась сюда, чтобы предупредить меня о возможности заражения.
— Роберт Грейстил Монтгомери, не болтай глупости. Если оспина после заживления будет выглядеть очень уж неприглядно, я просто заклею ее модной мушкой — вот и все.
— Но тебе придется… сделать слишком уж большую мушку…
— Похоже, ты не видел мушек, которые сейчас продаются в лавках на первом этаже биржи и на Стрэнде. Полагаю, мушка в виде кареты с лошадьми может прикрыть и не такой шрам.
— Боюсь, с подобной мушкой тебя примут за французскую куртизанку, — сказал граф с ухмылкой.
— Что ж, я не против. Главное, чтобы ты реагировал на это соответствующим образом.
Грейстил принялся втирать крем в щеку жены. Ему очень хотелось верить, что ямка будет неглубокой. Велвет еще ни разу не попросила принести ей зеркало, и он подозревал, что она боялась посмотреть на себя. Решив покончить с этой проблемой, он подошел к столику, взял с него небольшое зеркальце и протянул жене:
— Вот, посмотри.
Велвет бросила в зеркало только один взгляд и пронзительно вскрикнула.
— Дорогая, все не так плохо, как кажется…
— Мои волосы! Такая взлохмаченная шевелюра кого угодно напугает. Видно, недаром в детстве меня называли лохматая Лиззи. Не представляю, как у тебе хватало духу смотреть на меня?
Грейстил ухмыльнулся:
— Ты две недели лежала в постели совершенно голая. Ничего удивительного, что я не обращал внимания на твои волосы.
— Завтра я собираюсь спуститься на первый этаж. Но перед этим мне необходимо вымыть голову, так как я не хочу, чтобы люди видели меня в подобном виде. Как-никак я графиня…
— Я распоряжусь, чтобы принесли ванну. Однако не уверен, что мне хватит сил натаскать в нее горячей воды, — заявил Грейстил с веселой улыбкой.
— Если ты от слабости упадешь в обморок, я положу тебя в постель и постараюсь привести в чувство.
Велвет облизнула губы кончиком языка.
— Ты начинаешь пугать меня, Лиззи!
— Чтоб тебя черти взяли! Я — «леди Лиззи». Прошу не забывать об этом!
В тот вечер Велвет, вымыв голову, высушив волосы перед камином и расчесав их, встала нагая рядом со своим портретом и приняла соответствующую позу.
— Ну, что ты об этом думаешь?
Обвязав обнаженные чресла полотенцем, Грейстил окинул портрет критическим взглядом, потом посмотрел на жену.