«И куда ты сунешься, такой хороший, без гроша за душой? — явственно услышал он чей-то знакомый голос. — Ты ведь решил уйти со службы. А сто тысяч — пятьдесят этих и пятьдесят, оставшихся от продажи перстня, — приличные деньги на первое время. Кому-то этой суммы хватает на всю жизнь… Тем более — они все твои. Все восемьсот тысяч. Эти пятьдесят — в любом случае. Твое благородство удовлетворено полностью. Не на паперть же идти из-за него?..»

И рука сама собой протянулась к тугой пачке тускло-коричневых купюр…

— Кому?! — округлила глаза симпатичная девица-приемщица, вертя в руках объемистый пакет, перечеркнутый широкой синей полосой. — Вы не ошиблись, господин офицер?

— Нет, не ошибся. — Александр аккуратно надел на ручку колпачок и спрятал ее в карман. — Именно князю Вельяминову. Товарищу министра двора его величества. Лично в руки.

— Тут наверняка важное донесение. — От улыбки на щеках сотрудницы «Экспресс-почты» появились симпатичные ямочки. — Не лучше ли фельдъегерской почтой?

— Да нет, — поручик улыбнулся в ответ. — До фельдъегерской я пока не дорос. Вы уж отправьте обычной, но чтобы обязательно — в руки и под роспись. Вы все поняли, мадам?

— Поняла, мой капитан!

— Всего лишь поручик, — развел руками Саша.

— А я — мадемуазель, — кокетливо опустила длинные ресницы девица. — Все сделаем в лучшем виде!

«Хороший признак, — Бежецкий вышел на улицу и жестом остановил проезжающее такси. — Я снова начал обращать внимание на симпатичных девиц. Все бежит, все меняется… Старые раны затягиваются, как говорил когда-то покойный Герман…»

Можно было отослать вторую расписку тоже почтой, но молодой человек не мог не встретиться с Настенькой еще раз. Последний, безнадежный раз, ничего не решающий и от того особенно притягательный… К тому же оставалось еще одно дело. Формальность, не более, но, увы, без нее было не обойтись.

— На Серафимовскую, — бросил он водителю, усаживаясь на заднее сиденье видавшей виды, но вполне приличной «Двины». Место рядом с водительским предполагает контакт с шофером, пусть даже молчаливый, а Саша сейчас хотел побыть наедине со своими мыслями. — Дом номер восемнадцать.

— Будет исполнено! — сверкнул улыбкой парень, чем-то похожий на Федюнина. — Домчим с ветерком, ваше благородие!

Увы, с ветерком не получилось — по обеденной поре центральные улицы столицы были запружены автомобилями, и «Двина» передвигалась с черепашьей скоростью под невнятное бормотанье водителя, костерившего на чем свет стоит городские власти, ничего не делающие для облегчения транспортной проблемы. Слушать его было неинтересно, и Александр, откинувшись на удобную спинку кресла, прикрыл глаза…

— Нет, Саша, — спокойно, даже чересчур спокойно, ответила Настя, не отводя глаз. — Ты опоздал. Я помолвлена.

Мир, минуту назад казавшийся молодому человеку незыблемым и прекрасным, дал трещину и осыпался уродливыми обломками. Текли секунды, казавшиеся часами, и ему не верилось, что все вокруг осталось по-прежнему — деревья, дома, гравий дорожки под ногами… Только девушка рядом в мгновение ока стала еще дальше, чем была. Он все так же держал ее под руку, ощущал тепло ее тела, но теперь она была бы ближе, если бы находилась на Луне, Марсе или далекой звезде. Между ними легла пропасть…

— И кто же… — голос едва не предал Александра, но он справился с собой, — этот счастливец? Я его знаю?

— Да, ты его знаешь, Саша. — Настя не смотрела ему в глаза. — И даже очень хорошо. Не знаю, что между вами произошло…

— Мне все-таки хотелось бы знать имя твоего избранника, — перебил девушку Бежецкий. — Если это не государственная тайна, конечно, — попытался он пошутить, хотя на душе скребли кошки.

— Нет, это не тайна. Его фамилия — Линевич. — Настя подняла глаза, и поручик мгновенно понял, что она не шутит.

Линевич?! Он вообще отказывался что-либо понимать. Каким образом этот… этот…

— Ты не ожидал? — спросила спутница.

— Нет… конечно… да… — Саша смешался. — Да, я понимаю…

— Мы познакомились на одном званом ужине. — Настя видела, что он потрясен, и хотела, видимо, объяснить все, но каждое ее слово лишь углубляло пропасть между ними, если ее можно было углубить сверх тех пределов, что уже были. — Он был очень мил, много рассказывал об Афганистане. А когда я спросила про тебя… Честное слово, Саша, — он ни разу не говорил мне о вашей размолвке! Так хорошо о тебе отзывался… Если бы мне в руки не попал тот журнал… Теперь я все понимаю и прошу тебя простить его.

— Я не понимаю, за что должен прощать господина Линевича, — сухо обронил Александр: Настина рука просто жгла его, и девушка, видимо, поняв это, мягко, но настойчиво освободилась. — Он решил прославиться, если не делом, то словом… Это его выбор.

— Саша! Из-за этой глупой статьи уже погиб один человек… Митя…

На прекрасных глазах выступили слезы, и это было невыносимо для поручика.

— Это печально. — Слова выскользнули помимо Сашиной воли, и он просто не смог удержать их. — Но в чем виноват я? Ведь не я вызвал на дуэль твоего… этого Линевича.

— Но только ты можешь положить этому конец!

— Каким образом? Насколько я понимаю, господин Линевич пребывает под следствием. Я не прокурор…

— Ах, это!.. — махнула рукой Настя. — У него влиятельная родня, и самое страшное, что ему грозит — церковное покаяние. Но его уже вызвали на дуэль друзья Мити. Князь Лордкипанидзе, поручик…

— Мне ничего не известно об этом.

— Теперь известно. От меня. Колю обязательно убьют. Ведь это счастливая случайность, что…

Настя поняла, что сболтнула лишнее, и осеклась. Действительно: что за счастье, что ее возлюбленный спасся ценой жизни ее же близкого родственника и Сашиного друга?

«Он уже и Коля, — невесело усмехнулся Бежецкий. — Эх, девичье сердце…»

— Увы, сударыня, — пожал он плечами. — Вызов на дуэль — дело чести, и вряд ли я смогу что-нибудь сделать в этом случае…

— Я беременна, Саша, — краска залила лицо Настеньки. — Неужели ты захочешь оставить моего ребенка сиротой из-за какой-то статьи? Я же вижу, по глазам вижу, что ты все еще любишь меня! Сделай для меня это! Хотя бы во имя нашей ушедшей любви.

Что мог ответить на это Александр?..

— Приехали, ваше благородие! — Голос таксиста вырвал Бежецкого из забытья. — Серафимовская, восемнадцать, как велели. Прикажете подождать?

— Подожди, голубчик, если не сложно. — Александр протянул парню десятирублевую купюру. — Я не обижу.

— С нашим удовольствием, барин! — хрустящая новенькая десятка испарилась без следа, едва коснувшись пальцев. — Хоть до ночи ждать готов!

— Ну, до ночи и не понадобится, — улыбнулся поручик, направляясь к мраморному крыльцу аляповатого, в купеческом стиле начала века, особняка. — Думаю, полчасика — не больше.

— Будет исполнено, ваше сиятельство!

Чувствовалось, что щедрость седока высоко подняла его в глазах «ваньки» и задержись он еще немного — почувствовал бы себя генералом, если не выше.

— Как прикажете представить, сударь? — чопорный дворецкий, словно сошедший со страниц романа запрещенного англичанина Диккенса, напротив, смотрел на «сопливого офицерика» свысока, обращался вежливо, но с заметной снисходительностью.

— Передайте господину Линевичу, — сухо ответил поручик, — что его желает видеть поручик граф Бежецкий.

— Вы знакомы, ваше сиятельство? — Тон лакея при звуках магического «граф» заметно изменился.

— Да, он должен меня помнить.

Путеец, конечно же, помнил…

— Вы тоже явились вызвать меня на дуэль, сударь? — кисло улыбнулся статский советник при виде старого знакомца. — Напрасный труд. Если я не ошибаюсь, то вы, Бежецкий, в очереди стоите пятым или шестым… Я не верю в чудеса, поэтому думаю, что вам удастся лишь плюнуть на мою могилу. Как и почти всем остальным соискателям. Вы будете этим удовлетворены, конечно же, да?