Удивление. Кажется, раньше мне это нравилось. Нравится — это когда хочется испытывать какое-то чувство ещё и ещё…

Я почувствовала липкую паутину транса, кутавшую меня со всех сторон. Чувства и желания были по-прежнему мертвы, но уже захотелось чего-нибудь хотеть… Следующим чувством был страх. В приближении человека в длинном чувствовалась угроза моему вялому телу и ещё более вялому сознанию.

Услышать другие звуки — я отдавала себе приказы, боясь, что и последняя иñкорка сознания ускользнет в бездну. Страх мне не нравился — но это было единственное, что я могла испытывать… Значит — бояться.

Ещё два существа — тёмное и светлое. Они мне знакомы. Человек в длинном одеянии исчез из поля зрения. Услышать голос. Почувствовать странное движение моего тела, пришедшее снаружи. Услышать слово, порождающее смутные ассоциации…

— Лаэли!

Появилось новое чувство — я определила его как удовольствие, потом как "радость". Удержать новое ощущение. Хорошо. Перевести взгляд на темное существо. Почувствовать. Тоже "радость" и что-то ещё… Шевельнулись веки. Сначала я испугалась, когда во всём теле почувствовалась странная вибрация и ритмичный стук; потом поняла — это моя кровь и моё сердце.

Сердце — и темное существо. Их что-то связывает. Сердце начинает биться сильнее в его присутствии. Если он заговорит…

Он не только заговорил, но и коснулся меня. Я слушала его голос, всё более знакомый с каждой секундой, и понимала — ко мне возвращается жизнь.

ДАРМ'РИСС

Пока Алхаст пытался привести Лаэли в чувство, я наскоро оглядел помещение. В закутке стоял небольшой алтарь, воздвигнутый явно в спешке, а на нём лежала Ай — в той же позе, что и Лаэли, когда мы вошли.

Я постоял, потом, чтобы удостовериться, попробовал пульс девушки. Значит, всё ещё есть шанс, что рыжая умрёт. Но я же решил, что не хочу этого?

Мир вокруг посерел и начал медленно кружиться вокруг своей оси — от моей ли усталости, или от чего-то ещё. Просто мне вñё надоело… надоело думать, чувствовать, принимать решения. Лечь бы прямо здесь и уснуть, и не просыпаться никогда.

Вместо этого я побрел к Алхасту.

— Там девушка, к которой привязана Лаэли. Мертва.

— Может, ещё?..

— Задушена, около часа назад. Нужно попробовать разорвать чары.

..Или просто сидеть и наблюдать, как скованная проклятием ведьма уходит в иной мир — Нижний или Верхний.

— Не стоит, — эльф обернулся ко мне. На его губах сияла неуместная здесь и сейчас мягкая улыбка. — Лаэли справляется сама.

Он взял в обе руки ладонь девушки, склонился над ней. Я сел на пîл, представил, что это я касаюсь холодной безвольной кисти. Выживет — не выживет…

На всякий случай навесил на настоятеля заклятье, чтобы он не вздумал очнуться раньше времени.

Я был всего лишь безучастным наблюдателем, поэтому для меня врем текло ужасно медленно — но вот девушка задышала побыстрее, потом её лоб покрылся испариной.

— Амулет! — воскликнул Алхаст. — Даррис, ты же можешь снять его?

— Только я и могу.

Шея девушки под обручем выглядела ужасно: растертая в кровь, обожженная. Я вздрогнул, стараясь касаться её как можно мягче. Неужели я мог сделать это всего лишь сутки назад? Причинить ей боль?

Чтобы задавить подобные мысли, я начал говорить вслух, аккуратно отнимая напившийся крови амулет от шеи.

— Этот ошейник — подарок Закнрйи, нашего бога. Амулет будет слушаться только моих рук, пока я не умру. Закнрйи покровительствует магам… и заведует холодом и льдами.

— Понимаю, почему ты стал его… любимчиком, — хотя Лаэли и перевела дух посредине фразы, устав, словно при подъёме на гору, знакомые ноты иронии звенели, как и прежде.

Она оперлась на почтительно подставленную руку Алхаста, села на алтарь, дрожа от слабости. Девушка жалко улыбнулась, сверкнув глазами из-за челки.

— Доставила я вам хлопот, да? Простите, ребята…

— Ничего, — поторопился светлый. — Посиди пока, нужно кое-что закончить.

Его можно было читать, как открытую книгу: больше всего в мире ему хотелось прижать к себе девушку, и не отпускать- никуда и никогда.

Возможно, они даже будут счастливы. А я?

Светлый эльф подошёл к Настоятелю и коснулся ладонью его лба. Так убивают светлые — без мучений и боли, просто отпуская на волю душу. Но тоже ведь убивают.

Однако мелкий колдун, на которого, в общем-то, не следовало и обращать внимания, сумел преподнести нам прощальный сюрприз. В ту секунду, когда его душа отделилась от тела, я почувствовал стрелу заклинания, собирающуюся против того, кто совершил убийство.

А он совсем идиот, это недоучка, если решился на такое… В обмен на посмертное проклятье ты лишаешь посмертия — такая вот ирония. То есть становишься призраком, обреченном вечно, без перерождения и пути "дальше", за Хель и Асгард, обитать в среднем Мире, мучиться и истекать своей же злобой.

Зато посмертной проклятье невозможно отвратить.

Я оцепенел. Никто и не заметит и не поймёт, что произошло — но вместо двоих мертвецов в этом зале окажется трое. А что потом?

Я так устал…

ЛАЭЛИ

Алхаст подошёл к лежащему на полу Настоятелю. Я ещё плохо соображала, находясь в блаженном забытьи, как после отступившей лихорадки. Тем не менее, когда эльф наклонился над мужчиной, почувствовала — что-то очень злое собирается вокруг Алхаста, что-то…

Дарм'рисс шагнул вперёд, перехватил руку Алхаста и в последнюю долю мгновения отшвырнул его в сторону со всей силы. Потом оно собралось и ударило. Тело темного эльфа скрутило и смяло, как листок бумаги… брызнула кровь.

— Дар! — закричала я, рванувшись к нему.

Изломанная фигура дроу, в каком-то замедленном темпе, исполняя па последнего вальса, упала на пол подземного святилища.

ДАРМ'РИСС

Первым из подвластных мне чувств вернулся слух. Я слышал птичье чириканье — тихое и беззаботное. Я дышал, и воздух был свеж и прохладен… Я чувствовал себя восхитительно живым.

Тело было тяжелым, неповоротливым, но шевелиться не было нужды. Приблизилось чириканье, и мой лоб ощутил влажную ароматную прохладу. Чья-то тень заслонила солнце.

Я вспомнил, как приходил в себя несколько раз, мечась в бреду, пил то, что подсовывали, и снова проваливался в чёрное, вязкое забытье. Теперь, похоже, настало время проснуться окончательно.

Тень исчезла. Я открыл глаза, моргнул несколько раз, и картинка прояснилась. Я видел белые простыни, стены светло-коричневого цвета и распахнутое в полдень окно. Ветер трепал занавески — белые и оранжевые. Нет, рыжие…

— Девятый назгул получил приказ летать.

Какой летать, я спьяну неба-то не вижу!

— Что за базар? С горы видней!

Не рассуждать, ядрена мать,

Чтоб завтра вылез, гад-Баграт, в летящем виде!

Девушка обернулась и густо покраснела, заметив мою гримасу.

— Знаю-знаю, на ушах у меня мамонты отплясывали… Как ты?

Миг — и она сидит на краю моей постели, проверяет компресс. Я замер, боясь шелохнуться.

— Сейчас я скажу дикую глупость.

— Вперёд, — милостиво разрешила ясноглазая сиделка.

— Я что, уже в Асгарде?

— Размечтался, — привычно протянула она. — Тебе ещё подрастающее поколение воспитывать — я о Дартоне.

Но я не хотел говорить о Дартоне.

— Где Алхаст? С ним всё в порядке? А с тобой? Сколько прошло времени?

Лаэли посмотрела на меня с нескрываемым удивлением.

— Вроде жар уже прошёл… ладно, слушай, только болтай поменьше. Тебе, наверное, ещё вредно.

Девушка рассказала, что с того злосчастного дня прошла уже неделя, в течение которой мне просто не давали приходить в сознание, залечивая раны.

— Ты бы себя видел, — она сдвинула брови, провела ладонью по моей щеке. — Я так испугалась — думала, уже всё… Что ты улыбаешься?!

Испуганная и рассерженная рука сбежала, на щеках девушки снова вспыхнул румянец. Но больному страдальцу прощается всё, и скоро я слушал продолжение.