— Я не понимаю, — потрясенно выдавил из себя парень, не слыша собственного голоса.

Девчушка обиженно надула губки, погладила неподвижного коня, на прощанье пнула ирольца и утопала прочь. Разваливавший своими ударами каменные дома ветер, казалось, не существовал для этих детей. Они были вне этого мира, и все его неурядицы, в том числе освободившийся бог, не имели для них никакого значения. Кузнец посмотрел на своих друзей, чтоб убедиться, что ему все это не кажется и что те видят то же самое.

Однако его ждало разочарование. Филара тоже потеряла сознание, когда существо заревело, и теперь лежала на груди у герцога, привлекая к себе внимание двух ушлых девчонок, никогда в жизни не видевших волос цвета, отличавшегося от иссиня-черного. Золотисто-соломенные локоны девушки приводили их в восторг. Малышки вплетали в них цветочки и жадно поглаживали, мысленно прикидывая, пойдет ли им этот скальп. Гнома по-прежнему нигде не было видно. Зато с Шуном все было понятно: собака явно перестаралась с заботой, удар ее центнерной туши с последовавшим за этим столкновением с землей не пошел юноше на пользу. Гудрон обнаружил, что из всего отряда в сознании находился лишь он один. Вспомнив о неоправданно забытом им обитателе храма, он с удивлением заметил, что тот как-то приуныл и перестал рваться наружу.

Мальчик, все это время наигрывавший на дудочке, вдруг замолк и посмотрел на некрасивого бога большими умными печальными глазами. Тряхнув челкой и набрав в грудь воздуха, он заиграл совсем другую мелодию. Услышав ее, все дети тут же прекратили свои занятия и, как один, повернулись к храму. До сошедшего с ума узника музыка тоже донеслась, и он принялся бешено метаться, доламывая то, что еще можно было разрушить. Иролец как раз думал, почему божество, обладающее крыльями, не улетает прочь, а сидит в развалинах, когда вдруг обнаружил, что у него из носа идет кровь, а в глазах все плывет. Последнее, что он видел, прежде чем отключиться, было то, как тридцать детей в возрасте до девяти лет медленно шли к храму, а пульсирующе-голубое сияние заключенного начинало меркнуть.

Юноша пришел в себя оттого, что кто-то шумно обнюхивал его лицо. Открыв глаза, он увидел счастливую морду Герани. Конь приветливо заржал и дунул лежащему в нос, видимо, начисто позабыв, что не так давно пытался разбить ему голову копытом. Кузнец оттолкнул от себя лошадиную голову и сел, собираясь с мыслями. Больше всего его интересовал вопрос, мертв он или по какой-то необъяснимой причине все еще жив?

— Жив. Жив, — донесся до него знакомый голос.

Ральдерик лежал в той же позе, в какой кузнец видел его в последний раз, и смотрел в небо.

— С каких это пор ты умеешь читать мысли? — иролец собрал все силы в кулак и дотащил себя до очнувшегося друга.

— С тех самых, как сам думал о том же буквально пару минут назад, — спокойно ответил герцог, переводя взгляд на плюхнувшегося рядом товарища.

Какое-то время они молча лежали на траве, усеянной осколками камней и всяким мусором, глядели на осеннее небо, наслаждались отсутствием мыслей и тем фактом, что были все еще живы. Мерзавец с Неветерком, как и Герань, полностью вернули себе хорошее расположение духа и теперь мирно прогуливаясь неподалеку в поисках уцелевшей травы. Гудрон провел ладонью по лицу и убедился, что кровь у него под носом давно запеклась. Ральдерик в свою очередь приподнял голову и увидел, что у него на груди без сознания покоилась красивая девушка с цветами, вплетенными в золотистые волосы, эффектно разметавшиеся вокруг.

— Помочь убрать? — проследил за взглядом друга иролец.

— Зачем? Пусть себе лежит. Мне не мешает, — убедил его герцог. — Кстати, как я выгляжу?

— Просто кошмарно, — признался кузнец, рассмотрев покрытое спекшейся кровью лицо и слипшиеся от нее же патлы гендевского аристократа.

— Ну вот… — приуныл дворянин, откидываясь назад. — И почему я даже не сомневался?..

— Да ладно тебе. Живы и ладно…

— Ну да… Кстати, что было-то? Боюсь, я рано отключился…

— Ты мне не поверишь.

— Да? Ну, тогда не говори. Потом расскажешь. Когда все соберутся.

Через несколько минут молчаливого лежания они услышали поскуливание. Перевернувшись на живот и подперев ладонями подбородок, Гудрон стал наблюдать, как большой черный пес тащил на себе в их сторону бесчувственное рыжеволосое тело. Аккуратно положив Шуна недалеко от кузнеца и беспокойно его обнюхав, собака принялась заботливо вылизывать «хозяину» лицо. Уже через несколько секунд ее старанья принесли плоды: зверь получил кулаком по лбу.

— Я тебе сколько раз говорил так не делать?! — в ярости прошипел обслюнявленный юноша, брезгливо вытираясь рукавом.

Пес не обиделся. Напротив, радостно замахал хвостом и предпринял попытку повторно облизать кота, заливаясь счастливым лаем.

— Он за тебя волновался, — осуждающе протянул иролец, глядя, как Шун уворачивается и пытается удерживать псину на приличном расстоянии от своего лица. — И вообще. Ты хоть себе представляешь, чего ему стоило прибежать сюда в разгар всего этого? И все ради того, чтобы тебя спасти.

— Неблагодарный дурак, — добавил со своего места Ральдерик.

— Отвяжись, — бросил ему бывший кот, успокаивая наконец собаку и поворачиваясь к наблюдавшим за ним юношам. — Кстати, что это на тебе делает моя сестра, а?!

— Вот в этом и заключается разница между нами, — задумчиво отозвался герцог, накручивая на палец золотистый локон. — Кого-то приводят в чувство лошади, кого-то — влюбленные собаки, а кого-то — красивые девушки…

— Я вот сейчас встану, подойду, и кому-то будет плохо, — скрипнув зубами, пообещал обслюнявленный юноша, силясь исполнить обещанное. — Ой, сколько крови! Знаешь, на тебя смотреть страшно…

— Спасибо, мне сообщили, — мрачно огрызнулся гендевец.

Филара поёжилась и открыла глаза.

— Ты жива, — сообщил Гудрон, правильно истолковав задумчивость во взгляде подруги.

Девушка с сомнением на него посмотрела, кажется, поверила, счастливо моргнула и снова зажмурилась. Покемарив еще секунд десять, она вдруг резко распахнула очи и вскочила, как ошпаренная.

— С добрым утром, — махнул рукой Ральдерик.

— Ой, извини, — смущенно буркнула Филара. — Я не специально…

— Ничего страшного, — милостиво «простил» девушку дворянин.

— Ой, сколько крови… — со смесью жалости и вины протянула та, глядя на окончательно помрачневшего герцога. — И все это из-за меня… Прости, пожалуйста…

— Ничего страшного, — повторился гендевец, приподнимаясь на локте. — Видимо, это судьба у меня такая, получать травмы, в очередной раз спасая тебя… И вообще. Мне кто-нибудь может объяснить, почему все ранения всегда сыплются именно на меня?!

— А вот и неправда! — возразил Шун, указывая на порез на щеке. — Меня тоже ранило! Так что нечего тут из себя героическую жертву строить…

— Тоже мне, сравнил, — фыркнул Ральдерик, проводя ладонью по лицу и убеждаясь, что крови, действительно, было много. — Филара, дай, пожалуйста, зеркало. А то вы тут меня так расписали, что мне аж самому страшно стало…

— А у меня нету, — смущенно сообщила девушка, кладя руку на затылок. — И вообще, откуда у меня на голове взялись цветы?!

— Что? — опешил дворянин, — Что значит «У меня нет зеркала»?! Даже у меня есть. Несколько. В жизни не поверю, что у ТЕБЯ его нет!

— Мне оно не нужно, — пожала плечами Филара, выдергивая из волос вплетенную растительность. — А где Дунгаф?

— Не знаю, — отозвался Гудрон, — Я его не видел. Думаю, Шуну лучше всех известна его судьба.

— Да? — почесал вихрастую макушку кот. — Значит, он так под тем деревом и лежит…

— Под каким деревом? — встревожилась девушка.

Оно на него упало вскоре после того, как исчез звук. Мне в этот момент было не до него. Я только убедился, что он не пострадал… Должно быть, он так и не смог оттуда вылезти…

— Что ж ты раньше-то молчал?! — с упреком сказал кузнец, вставая и направляясь в указанную сторону.