– И не знаю, что сказать, – развел тот руками и, заметив огорчение Гарри, поспешил заверить: – Понимаешь, он, безусловно, хорош, но сыроват. Его исполнение в общем можно назвать музыкально удовлетворительным, но песни звучат натянуто и даже слегка робко. Как у юноши на первом свидании, когда он толком не знает, что сказать своей девушке.

– Он только начал серьезно петь. И я сделаю все возможное, чтобы этот парень нашел, что сказать девушке. А пока, будь другом, поддержи его. Он нуждается в хорошем отзыве печати больше, чем кто-либо другой. Запомни: Фрэнк Синатра.

Гарри был не только настоящим музыкантом, но и отличным другом.

Фрэнк принес домой «Музыкальное обозрение». Женщины смотрели телевизор. Нэнси, просветленная и спокойная на первых месяцах беременности, вязала нечто крошечное из пушистых ниток. Долли чистила пучок ревеня, положив на ковер газету и почти не отрывая глаз от экрана, на котором очаровашка Гарри Купер бегал по банкетным столам, «оплевывая» фрачных гостей салатным соусом.

– Все сюда! – Фрэнк хлопнул в ладоши и выключил телевизор. – Где отец?

– Сегодня в клубе Бронкса какой-то турнир по боксу, – недовольно откликнулась Долли, не поощрявшая бывшее увлечение мужа.

– О’кей! Старик почитает потом сам. Слушаем все! Статья ведущего музыкального критика Америки. Вот что он пишет: «У солиста Фрэнка Синатры очень приятный вокал и легкая фразировка…» – Он замолчал.

– А дальше, что дальше? – засияла Нэнси.

– Ну… все. Дальше идут похвалы оркестру. Тут сплошные восторги о нашем джазе и прочем.

– Не понимаю, вы что, играете джаз? – Долли считала себя образованной женщиной.

– Да не только! Гарри хочет, чтобы помимо свинга бэнд играл танцевальные мелодии, даже вальсы, танго и румбы. Ведь именно этого ждет публика. У Гарри несколько прекрасных инструментальных солистов – альтист Дэйв Мэтьюз, тенорист Клод Лэйки – первый класс. Великолепный тромбонист Дальтон Рицотти. А как звучит пианино у Джека Гарнера! Отличная команда! Мы высоко взлетим, почтенные синьоры! Нас знает весь Нью-Йорк! А скоро мы отправимся в Лос-Анджелес. Гарри получил ангажемент в шикарный ресторан под названием «Виктор Гюго». Нэнси, вытаскивай нарядные шмотки, ты едешь со мной!

У фортуны скверный характер. Даже своих любимчиков она порой окатывает ледяной водой…

В Лос-Анджелесе музыканты поселились в приличном отеле. У входа в ресторан «Виктор Гюго» висели афиши. Присмотревшись, Нэнси ахнула:

– Ты видел? «Вокал – Ф. Синатра». Огромными буквами!

– Ну, совсем не огромными и не первым номером. В общем перечне музыкантов.

– А мне кажется, что только твое имя и бросается в глаза. Ну, правда же! – Она повисла на руке мужа.

– Сегодня этих лос-анджелесских снобов ждет музыкальное потрясение. Уж мы зададим жару! – адреналин бурлил в крови Фрэнка. Он ощущал себя на взлетной площадке, еще мгновение – поднимется к облакам. – И денежки сорвем нешуточные. После концерта завернем могучий банкет! Я уже сейчас голодный, как волк… – Он нарочито бурно, страстно урча, облапал жену.

Оркестр играл в полную силу, Фрэнк пел восхитительно. Нэнси, в лиловом шелковом платье и с желтой атласной розой в волосах, заливалась слезами радости, сидя на стуле у входа в зал. Потом она ждала мужа у служебного подъезда вместе с женами музыкантов. Они решили, что на гонорар устроят банкет – и непременно в этом шикарном ресторане! Теплая летняя ночь, афиши в обрамлении мигающих лампочек, вечерние наряды – все опьяняло. Шелест океана, пальмы и знаменитости, встречающиеся то тут, то там – только поглядывай. Волшебный город!..

Через час они все собрались в номере Синатры. Нэнси варила на электроплитке спагетти. Даже на сосиски денег не хватило. Одна бутылка виски на всех и поникшие физиономии.

– Нет, уму непостижимо! – в который раз заводился Джеймс. – Кто мог вообразить что-нибудь подобное? «Вы играли слишком громко, вы распугали публику. У хрустальных люстр оборвались подвески. Я не могу выплатить вам гонорар и расторгаю контракт!» Какой-то трясущийся псих в смокинге! Главный администратор!

– Мерзейший тип! – злился Фрэнк. – Зря я не набил морду этому фраеру, босс.

– Тебе польстили, старик! От твоего голоса осыпались люстры! – похлопала его по плечу Маргарет, жена Гарри. – Однако денег ни у кого нет. Это и впрямь цирк, господа артисты…

Голос Синатры был очень важной составляющей оркестра Джеймса. Джек Мэтиас писал специально для него аранжировки, в которых ему подпевал весь бэнд. Многие специалисты считали, что две песни – It’s Funny To Everyone But Me и All Or Nothing At All, созданные Синатрой с оркестром Джеймса, – лучшие вокальные исполнения Синатры, ставшие бестселлерами. А запись итальянской песни Ciribiribin была непревзойденной среди всех, сделанных им с Джеймсом.

Фрэнк обожал Гарри. Он называл его «босс» – в пику дружеской атмосфере, связывавшей оркестрантов. И все же ушел от Джеймса, проработав у него только полгода…

Однажды, когда бэнд репетировал в Нью-Йорке на Пятой авеню, Синатру услышал ударник из оркестра Томми Дорси… У Дорси как раз возникла проблема с певцом. Ударник рассказал ему о молодом парне, работающем у Джеймса. Томми послушал Синатру и немедленно предложил ему работу.

– Что делать, Гарри? Сам знаешь: Томми Дорси – величина. Нэнси ждет ребенка, а наши заработки не шикарны… – виновато мямлил Фрэнк.

– Думать тут нечего – иди!

– Но мой контракт с твоим оркестром кончится только через пять месяцев.

– Плевать на контракт. Ты должен думать о своем будущем. – Гарри загасил сигарету и закашлялся.

– Босс… спасибо. – Фрэнк поднялся. – Но учти: стоит тебе позвать – я появлюсь в любую минуту. Только свистни – и я уже стою на сцене.

В доме было натоплено – Нэнси простудилась. Долли боялась, что болезнь отразится на беременности. Фрэнк загулял, Мартин спал. Кто после этого скажет, что мужчины – основа семьи? Долли ежеминутно подходила к окну, отодвигая штору, смотрела на освещенную фонарем улицу. Пусть только явится, уж она задаст этому блудливому коту хорошую трепку. Нэнси – курица. Все прощает, не может постоять за себя, совсем парня распустила. Вот он и сел на голову…

Внизу хлопнула дверь, и вскоре Фрэнк, гордый и сияющий, стоял на пороге, словно джекпот выиграл. Куртка нараспашку, белый шарф перекинут через плечо, в руке толстый журнал.

– Где тебя носит? У Нэнси температура. Я издергалась! – выплеснула накопившееся мать.

– Температура? – Он ворвался в спальню, сел в ногах кровати, взял жену за руку: – Малышка моя, что с тобой?

Нэнси открыла глаза и тут же засветилась счастьем:

– Фрэнки… все хорошо! Только накрой меня еще одним одеялом. Знобит немного. И посиди рядом.

– Сиди, сиди с женой, певец фигов! – Долли скрутила жгутом мокрое полотенце, борясь с желанием огреть гуляку по шее.

– Ты что разболелась, лапушка? Так не годится. Скоро мы разбогатеем, переедем на солнышко. Вот! – Он развернул журнал. – Громадная статья о моем новом шефе – Томми Дорси. Слушай. Ма, иди сюда и сядь. «Среди ведущих „белых“ музыкантов свинговой эры оркестр Т. Дорси занимает особое, исключительно важное положение. Оставаясь прежде всего представителем танцевально-развлекательной популярной музыки, он тем не менее, делает все возможное для сближения этой сферы с джазом. Ему удалось привести к общему знаменателю совокупность наиболее значимых стилевых идей джаза и обогатить ими американскую популярную музыку. И таким образом, сделать их доступными для широкой массовой аудитории!»

– Ничего не поняла, – нахмурилась Долли. – Скажи толком: его хвалят или ругают?

– Дорси – гений! И мне чертовски повезло работать с ним. Это понятно?

– Понятно, что из-за каких-то там «стилевых идей» ты вовсе перестанешь приходить домой. – Долли укрыла Нэнси поверх одеяла пледом. – Бедная девочка, извелась совсем.