Решив, что она таки нашла путь к сердцу Блока и он воспринимает ее как достойного собрата по перу, Анна отослала ему сигнальный экземпляр «Четок», вышедший в марте 1914 года, сопроводив его слишком интимной надписью: «От тебя приходила ко мне тревога и умение писать стихи». Сближающее «ты», не имевшее оснований, и сама претензия на творческий союз равных величин покоробили Блока. Его ответ звучал издевательски: «Вчера получил Вашу книгу, только разрезал ее и отнес моей матери… Сегодня утром моя мать взяла книгу и читала, не отрываясь: говорит, что это не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски подлинно».

Не читал сам! Отдал матери. То есть — решительно оттеснил Ахматову в круг дамского чтива, занятого лишь любовно-страдальческими всхлипами.

…Блок ушел из жизни, так и не поняв, что Анна Андреевна в истории поэзии прочно заняла место в одном ряду с ним.

А она спустя несколько десятилетий в «Поэме без героя» напишет убийственный портрет «героя», отвергнувшего ее женские и поэтические чары.

Приходится разочаровать публику, желающую объединить Ахматову и Блока в любовную пару: не только романа, но и лирического оттенка в их взаимоотношениях не было. Не стал Блок паладином Ахматовой, и черная роза в бокале «золотого, как солнце, Аи» предназначалась не ей.

Но молва стойко зафиксировала их поэтический диалог, и на тот момент Анна получила желаемый резонанс, слегка «подретушировав» события в свою пользу.

Внезапно разразившаяся в июле 1914 года война многим казалась поначалу фарсом. И лишь когда все поняли, что война — мировая и Россию охватила всеобщая мобилизация, настроение изменилось.

В Слепневе Анна видела воющих крестьянок, провожавших в эшелонах на поля сражений мужей, — теперь уже солдат. Описала тронувшую ее картину в стихах:

Чуть позже в стихотворении «Памяти 19 июля 1914 года» с поражающей силой прозрения, она говорит о полном перевороте судьбы в скорбную годину, начавшую «не календарный, а настоящий двадцатый век».

Казалось, именно так и случится — героическая фигура скорбной Ахматовой, как статуя Родины, поднимется на границе войны и мира, ее стихи станут «книгой грозовых вестей». Решительное отречение от утех мирного времени вынесет Анну на передовую кровавой битвы.

Но стихи — не клятва, не присяга. Не надо путать и ждать от поэта подвига. Стихи — воззвание. Воззвание к другим, готовым подхватить поднятое знамя, но пронзительности «голоса» не имеющим.

В бытии самой Ахматовой и в ее «песнях» мало что изменилось. Жизнь текла привычным порядком — в общении с «друзьями», в круговерти светских событий и собственной поэтической славы. Первая мировая война для Анны Андреевны — это прежде всего воюющий на фронте муж. Не впервые она провожала Гумилева в рисковый поход. Только на этот раз он подвергал жизнь смертельной опасности не в своих экзотических приключениях — он воевал за Родину. Миссия не безопасная, к тому же несомненно — героическая. Надо отметить, что собратья Гумилева по поэтическому цеху по большей части старались увильнуть от призыва, искали лазейки освобождения от воинской повинности. Николай Степанович же рвался под пули с первых месяцев войны.

Для многих он остался в памяти таким, каким изображен на знаменитой семейной фотографии 1915 года: военная форма, Георгиевский крест (тогда еще — один), левая рука на эфесе сабли.

Гумилев вступил добровольцем в действующую армию и был направлен вместе с другими на обучение кавалерийской службе в Новгород.

Анна поехала навестить мужа. Нашла его в полку под Новгородом. На плацу, где Гумилев учился верховой езде заново, под руководством опытного ефрейтора, гарцевали несколько всадников.

Фигура направившегося к ней стройного кавалериста показалась Анне незнакомой, она отвернулась, ища глазами мужа среди обучающихся. Спешившись, всадник, оказавшийся Николаем, тронул ее за плечо:

— Я рад, что ты приехала. А у меня успехи!

Анна удивилась:

— Право, не узнала. Тебе идет мундир и лошадь. Но… ты же отличный наездник, скакал в Слепневе — подолгу и по много верст.

— В походе не та езда требуется. Надо, чтобы рука непременно лежала так, а нога этак, иначе устанешь ты или устанет лошадь. И представь, все это не так уж легко дается. Без битья не обходится учение. Даже великого князя ефрейторы секут по ногам.

— Воображаю, как ты устаешь!

— Нисколько! — Николай предложил жене присесть на лавку у плетня и сел рядом. — Учение бывает два раза в день часа по полтора — по два, остальное время совершенно свободно. Но невозможно чем-нибудь заняться, то есть писать. Представляешь, от гостей — вольноопределяющихся и добровольцев — нет отбою. Самовар не сходит со стола, наши шахматы заняты двадцать четыре часа в сутки. Пойдем в дом, я тебя все покажу и с новыми друзьями познакомлю.

Анна выдержала минут сорок в натопленной избе, пропахшей потом и сапогами. Задала для порядка вопрос:

— А что у вас тут слышно, говорят, война скоро кончится?

— Да прижмем мы немчуру, вы уж не извольте волноваться, барыня, — отозвался денщик, разжигавший самовар. — Если во всю силу воевать будем. Извольте чайку с нами испить! Мед только с пасеки доставили — гречишный.

— За приглашение спасибо. Но мне ехать пора. А вы не подведите, господа. — Перекрестив присутствующих, коротко обнявшись на пороге с мужем, Анна поспешила завершить свой героический визит.

Здесь стоит кратко очертить военную карьеру Николая Степановича, памятуя, что две жизни, хоть и соединенные браком лишь формально, шли рядом. Анна и Николай остались если и не друзьями, то людьми близкими, связанными жильем, сыном, общими отношениями, сохранявшими перед матерью Гумилева иллюзию семьи…