Однако Альтен Маркт была оживленной. Перед обелиском, трясясь, полз трамвай. Огромное открытое пространство площади было полностью забито — сотни, а может, и тысячи, людей бродили между кучами добра, открыто и шумно торговались, как на том средневековом рынке, который дал площади название. Невероятно, но Джейку это напомнило сук в Каире. Битком набитое поприще взаимообмена, коробейники ловят покупателей за рукав, слышна разноязыкая речь, но нет колорита, разрезанных арбузов, пирамид специй. Лишь пары поношенной обуви, побитые костяные безделушки, ношеная одежда, унитазы, выдранные на продажу. Но здесь по крайней мере не было опасений, присущих рынку на Тиргартен, где всегда одним глазом следили, не появится ли военная полиция. Русские покупали, а не патрулировали, вновь радуясь предпринимательству после воздержания во время конференции. Никто не шептался. Мимо прошли два солдата, держа на головах настенные часы. Когда приехал Талли, ничего такого здесь не было. Джейк представил встречу где-то в укромном уголке. Может, даже в Нойер Гартене, в нескольких шагах от воды. Но что тогда была за сделка?

Они оставили джип рядом с брешью в колоннаде, где когда-то был Портал Фортуны, и медленно влились в толпу. Лиз щелкала камерой. Автомобиля Рона нигде видно не было — вероятно, все еще ехал к вилле Трумэна. Но Джейк с удивлением отметил, что «хорх» вынужден был втиснуться позади его джипа. Единственное место в Берлине, где проблемы с парковкой.

— Ты где с ним встречаешься? — спросил Джейк.

— Он сказал, у колоннады. Мы рано приехали. Взгляни, как ты думаешь, это настоящий Майсен?

Она взяла супницу — ручки с позолоченной окантовкой, расписана розовыми яблоневыми цветками. До войны такая посуда дюжинами стояла в «Карштадте». Но костлявая, согбенная немка, которая ее продавала, оживилась.

— Майсен, я. Натюрлих.

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Джейк. — Варить суп?

— Красивая супница.

— «Лаки Страйк», — с акцентом произнесла женщина. — «Кэмел».

Лиз вернула супницу и знаком попросила женщину позировать ей. Камера щелкнула, женщина нервно усмехнулась, выставив супницу вперед, все еще надеясь ее продать, а Джейк отвернулся — ему стало неудобно, как будто они что-то украли. Так примитивные люди боятся, что фотокамера забирает души.

— Не надо было это делать, — сказал он, когда они отошли. Вслед им что-то кричала разочарованная женщина.

— Местный колорит, — сказала беззаботно Лиз. — Почему они все в брюках?

— Это старая военная форма. Мужчинам не разрешают, так что теперь ее носят женщины.

— Не все, — сказала она и показала на двух девушек в летних платьях, болтающих с французами, чьи красные береты выделялись среди моря хаки и серого цвета как птичьи перья.

— Они продают нечто другое.

— Неужели? — удивилась Лиз. — Прямо так, в открытую?

Но они позировали тоже, обняв солдат за талии, более раскованные, чем женщина с фарфором.

Джейк и Лиз сделали полукруг к обелиску. Прошли мимо сигаретных оптовиков, понаблюдали за торговцами и кучами армейских консервов. На ступеньках Николайкирхи мужчина разостлал ковры — сюрреалистический штришок Самарканда. Рядом однорукий ветеран предлагал коробку бесполезных теперь ручных инструментов. Женщина с двумя детьми продавала пару детских ботиночек.

Они нашли Шеффера у северного конца колоннады. Он рассматривал фотокамеры.

— Помнишь Джейка, — сказала Лиз весело. — Ты ему нужен.

— Да?

— Нашел что-нибудь? — спросила она, взяла у него камеру и приставила ее к глазу.

— Старая «лейка». Ничего стоящего. — Он повернулся к Джейку. — Ищете камеру?

— Только с цейссовским объективом, — сказал Джейк, кивая на футляр Лиз. — Вы достали ее на заводе?

— Завод в советской зоне, судя по последним сведениям, — сказал Шеффер, внимательно посмотрев на Джейка.

— Я слышал, наши технари там побывали.

— Да что вы?

— Полагаю, они там разжились кое-какими сувенирами.

— А зачем им это надо? Все, что нужно, можно достать здесь. — Шеффер обвел рукой площадь.

— Так вас там не было?

— Что это — «Двадцать вопросов»?[69]

— Не распаляйся, — сказала Лиз, отдавая ему «лейку». — Джейк всегда задает вопросы. Он только этим и занимается.

— Да? Ну так и задавайте их в другом месте. Готова? — спросил он Лиз.

— Эй, красавица с камерой. — К ним подбежали два американских солдата. — Помните нас? Бункер Гитлера?

— Как вчера, — сказала Лиз. — Как дела, ребята?

— Получили приказ, — сказал один из них. — В конце недели.

— Мне, как всегда, не везет, — усмехнулась Лиз. — Хотите сняться на прощанье? — Она подняла камеру.

— Отлично. Обелиск захватите?

Джейк посмотрел, куда Лиз направила объектив, — на двух солдат, рынок, бурлящий у них за спинами. Интересно, вдруг подумал он, как они будут объяснять все это дома — русские, прикладывающие к уху часы, проверяя их ход, усталые немки с супницами. Около церкви двое русских держали ковер. Рядом стоял увешанный медалями генерал. Когда подъехал трамвай, разделив толпу, русский повернулся лицом к колоннаде. Сикорский с блоком сигарет. Джейк про себя улыбнулся. Даже начальство приходит на рынок, чтобы прикупить мелочевку на стороне. Или это день зарплаты для агентуры?

Солдатик нацарапал что-то на клочке бумаги.

— Можете прислать фотки сюда.

— О, Сент-Луис, — сказала Лиз.

— И вы оттуда?

— Уэбстер-Гроувз.

— Ну, елки. Далеко же нас занесло, да? — сказал он, разглядывая разбомбленный шлосс.

— Передавайте нашим привет, — сказала Лиз, когда они уходили. Затем повернулась к Шефферу. — Как тебе это нравится?

— Пошли, — сказал он устало.

— Еще один вопрос можно? — спросил Джейк.

Но Шеффер уже пошел.

— Зачем вы ищете Эмиля Брандта?

Шеффер остановился и оглянулся. Секунду он стоял неподвижно и вопросительно смотрел на Джейка.

— Почему вы считаете, что я кого-то ищу?

— Потому что я тоже видел фрау Дзурис.

— Кого?

— Соседку. С Паризерштрассе.

Опять тяжелый взгляд.

— Чего вы хотите?

— Я старый друг семьи. Я стал искать его, смотрю, а там ваши уши торчат. Так зачем?

— Старый друг семьи, — сказал Шеффер.

— Довоенный. Я работал с его женой. Позвольте еще раз вас спросить: почему вы его ищете?

Шеффер уставился на Джейка, пытаясь по его липу определить, чего он хочет.

— Потому что он пропал без вести, — сказал он наконец.

— Из Крансберга, знаю.

Шеффер удивленно моргнул:

— Тогда в чем вопрос?

— Мой вопрос — ну и что? Зачем он вам?

— Если вам известно про Крансберг, то вы и это знаете. Он — гость правительства Соединенных Штатов.

— С продленным пребыванием.

— Точно. Мы еще не закончили с ним разговор.

— А когда закончите, он может идти куда угодно?

— Об этом я не знаю. Это не моя епархия.

— А чья?

— Не ваше собачье дело. Что вам вообще нужно?

— Я тоже хочу найти его. Как и вы. — Он поднял взгляд. — Успехи есть?

Шеффер снова кинул на него острый взгляд, затем расслабился и вздохнул:

— Нет. Пока все по-прежнему. Передышка не повредит. Может, вы — она и есть. Друг семьи. Мы ведь ничего не знаем о его личной жизни. Только о том, что у него в голове.

— И что?

Шеффер опустил взгляд.

— Много чего. Он, блядь, просто ходячая бомба, если попадет не в те руки.

— Имеете в виду русских?

Шеффер кивнул.

— Вы сказали, что знаете его жену? А где она, знаете?

— Нет, — сказал Джейк, отводя глаза от Лиз. — А что?

— Мы полагаем, он у нее. Он постоянно о ней говорил. Лина.

— Лина? — спросила Лиз.

— Это распространенное имя, — сказал ей Джейк. Сигнал сработал, и она, успокоившись, отвела взгляд. Он опять повернулся к Шефферу. — А что, если он не хочет, чтобы его нашли?

— Такой вариант неприемлем, — жестко ответил Шеффер и взглянул на часы. — Здесь мы не можем разговаривать. Приходите в штаб в два.