Травматолог вошел через отделение патологии, предъявив акушерке-дейвона все тот же медальон. Его отвели в санпропускник и, ни о чем не спрашивая, выдали чистую белую «пижаму», одноразовые бахилы, шапочку и маску. Затем акушерка проводила его по лестнице на третий этаж и молча указала на вход в галерею.

Дальше Карим шел один, и его шаги гулко отдавались в пустом коридоре.

Так он добрался до соседнего корпуса, где находился родильный блок. Взад-вперед по отделению прохаживались беременные: кто-то молча, кто-то, издавая тихие стоны, кто-то и не очень тихие.

Увидев мывшую полы пожилую санитарку не из дейвона, Карим поздоровался и назвал ей человеческое имя матери клана. Та ответила, что доктор сейчас в родильном зале, и посоветовала Сатину подождать в ординаторской.

Травматолог вошел в пустое темное помещение и включил свет.

Просторная ординаторская вмещала пять столов с компьютерами, шкаф во всю стену, диванчик, две широкие банкетки, телевизор и кондиционер. Плюс два фантома, изображавших женский таз с тряпичным «младенцем» внутри. Этот роддом, самый большой в Европе, строился в рамках программы по улучшению демографической ситуации, которую в обиходе называли «Рожай – не хочу». Но о старом женщины почему-то говорили с гораздо большей теплотой.

Увлекшись собственными мыслями, Карим не сразу заметил, как открылась дверь и мать клана вошла в ординаторскую. Он скорее почувствовал это, чем услышал, и резко обернулся.

Матери клана было много лет, она казалась Кариму древней, почти вечной, что придавало ей сходство с духом. Очень усталым духом – она только что принимала роды. Лицо ее густо покрывали морщины, но живые зеленые глаза выглядели молодыми.

– Добрый вечер, почтенная мать, – произнес Карим, слегка поклонившись.

Своего голоса он не узнал.

– Здравствуй-здравствуй, Карим, – усмехнулась женщина. – Ты навлек на всех нас неприятности. И очень огорчил меня.

Сатин покраснел. Пока он собирался с ответом, мать заговорила снова:

– Почтенные сатра просят изгнать тебя из города…

Карим раскрыл рот, но нужные слова не приходили. Он был слишком потрясен.

– …и я намерена удовлетворить их просьбу.

– Как же так? – вырвалось у Карима. – А мои пациенты?

Мать покачала головой:

– Плохо, очень плохо. Плохо, что ты не подумал о них раньше, когда совершал свой безрассудный поступок.

Сатин молчал, но в его душе бушевала настоящая буря. Уехать? Сейчас? Оставить больных? Оставить родителей? Куда? Надолго ли?

Последний вопрос он произнес вслух.

– Пока все не уляжется, – невозмутимо ответила мать. – Или пока ты не сможешь доказать свою невиновность. На работе завтра возьмешь отпуск за свой счет. Я позвоню, тебя отпустят.

Карим подавленно молчал. Он ожидал чего угодно, но не изгнания.

Взявшись за ручку двери, мать клана на мгновение задержалась:

– Так даже лучше, мальчик. Найди, кто это сделал. Тогда мы тебя вернем.

Сказав это, она вышла, оставив Карима в одиночестве и в расстроенных чувствах. Ему ничего не осталось, как отправляться домой и готовиться к отъезду, но надо было еще придумать – куда.

Тем же путем он вернулся в патологию, переоделся и вышел из корпуса. Многоэтажная громадина осталась позади. Карим сел в свой «Мерседес» и поехал объясняться с родителями.

Уже стемнело, когда Рафаэль Маркаров прибыл в «Никольский парк».

Десятиэтажное здание пансионата издали вовсе не выглядело громоздким. Оно напоминало гостиницу где-нибудь в Альпах – точно такую, фотографии которых помещают на рекламных буклетах и которые так привлекают русских туристов, создавая ореол чистенькой ухоженной «заграницы». В пансионате светились все окна. Кроме того, вокруг горели фонари. Все эти световые пятна отражались в озере, над которым и стоял первый в России специальный жилой дом повышенной комфортности.

Оставив «Вольво» на стоянке, верог направился к ярко освещенному входу. Дежурная за стойкой – молодая девушка в брючном костюме цвета кофе с молоком – приветливо улыбнулась.

Обычно принято было звонить и договариваться о визитах заранее, но у Рафаэля был очень насыщенный день, и он попросту забыл об этом. Верог подошел к девушке и не спеша произнес:

– Я бы хотел увидеть Маркарова Рудольфа Эдуардовича. Это можно сделать?

– Одну минуточку! – прощебетала дежурная и перелистнула страницу журнала. Найдя данные, которые были ей нужны, девушка удовлетворенно кивнула: – Да, конечно. Ваш паспорт, пожалуйста.

Верог достал из внутреннего кармана пальто документ и молча положил его на стойку.

Дежурная мельком взглянула на фамилию и лицо владельца, такое же бледное, как на фотографии, и совершенно не изменившееся за десять лет. Вернув паспорт Маркарову, девушка сняла трубку и набрала номер.

– Слушаю! – донеслось до Рафаэля.

– Маркаров Рудольф Эдуардович, – четко произнесла дежурная. – К нему сын.

– Он сейчас в бассейне, – ответили в трубке.

– Желаете подождать? – осведомилась девушка у Маркарова.

– Да, я подожду, – медленно ответил тот.

– Родственник подождет. Предупредите пациента.

В трубке ответили, и разговор прекратился.

Рафаэль не видел отца четыре с половиной года, с момента открытия пансионата, да и в тот день они почти не общались. Накануне старый верог позвонил сыну, о котором никогда не вспоминал, и неожиданно сообщил, что хочет жить в «Никольском парке». Рафаэль помог ему попасть туда и регулярно вносил плату. В этом и заключались все их родственные отношения.

– Вы можете пройти в библиотеку, в зал для встреч или подождать вашего отца у него в номере, – прервала его мысли дежурная.

– Я подожду в номере, – произнес верог.

Чем меньше будет свидетелей разговора, тем лучше.

– Второй этаж, номер двести пять.

Дежурная выдала гостю магнитную прокси-карту, и верог, прошествовав к лестнице, поднялся на второй этаж.

В коридоре было чисто и тихо, на полу лежала бежевая ковровая дорожка, в холле стояла мягкая мебель, шахматный стол и телевизор с плоским экраном.

Номер двести пять располагался напротив холла. Он был просторным и уютным и больше напоминал квартиру – кроме двух комнат, большой лоджии, прихожей и ванной имелась еще кухня. Компьютер на столе был включен и, судя по изображению на мониторе, соединен с Интернетом.

Маркаров не успел толком осмотреться, как замок щелкнул и в номер въехало инвалидное кресло. В нем сидел очень бледный старый верог, глаза его были прикрыты. Отец Рафаэля прекрасно мог передвигаться, не нуждаясь в инвалидной коляске. Просто большую часть времени он спал. Кресло везла молодая девушка-компаньонка, ухаживающая за инвалидом. Хотя какой уход требовался совершенно здоровому отцу, Рафаэлю оставалось только догадываться.

Но старый верог так захотел.

– Здравствуй, отец, – негромко сказал Рафаэль.

Старик открыл глаза.

– Привет, сынок. Чего тебе понадобилось?

– Я вас оставлю, – улыбнулась девушка, закатив кресло в комнату, и удалилась, напомнив про кнопку срочного вызова на стене.

– Отец, я пришел посоветоваться, – произнес Маркаров-младший, как только дверь за компаньонкой закрылась.

Старший вампир недоверчиво крякнул:

– Да? Интересно. Прежде тебе не требовались мои советы.

– Времена изменились, отец, – Рафаэль уселся на застеленную кровать. – В городе чрезвычайное происшествие. Внезапно погасли источники.

Старый вампир поднял брови:

– Все двенадцать?

– Одиннадцать. Один из трех источников сатра пока действует, но надолго ли?

– И что ты хочешь спросить у меня? – лениво поинтересовался старик.

– Что делать, отец?

– Я бы поискал места получше, – буркнул старый вампир.

– Но у меня здесь бизнес. Связи.

– Заведешь в другом месте, жизнь – длинная штука.

Казалось, что верог-отец действительно не видит в происшествии ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться.

– Я подумаю, – сказал Рафаэль после паузы. – Но отчего это могло случиться?