– Ты арабским владеешь? Так вот, много денег я тоже не возьму – не нуждаюсь в подачках.

По-орлиному вздернулась бровь Тимура:

– Откуда у вас, кавказцев, такая спесь?

– Это не спесь – горделиво вздернула она подбородок, – это природная данность!

– О! – перебил ее Повелитель, – слышал, слышал – «арийцы» с Кавказа. Может, и в тебе течет голубая кровь?

– Во мне течет кровь моего отца – азнаура37 Атчароя.

– Ты дочь Атчароя? – воскликнул изумленный Молла Несарт

– Да, я Шадома, дочь Атчароя.

– А где мой друг детства, твой отец?

– Эти варвары, как туча саранчи, на нас внезапно напали, отец погиб, на моих глаза обезглавили, – тут она впервые уронила голову на грудь, пытаясь скрыть уже привычные слезы, вся задрожала.

– О Великий Повелитель! – как и у визирей покорно-слащавым стали голос и поза Моллы Несарта. – Ты во всем велик, щедр и прав; к этому вину, действительно, нужна такая красавица. Уступи мне ее.

– Хе-хе, хитер, хитер, – еще более сощурились глаза Тимура. – Выиграешь эту партию – твоя. Проиграешь, как условились, твоя башка за дерзость слетит тотчас. Ну а ее, прекрасную, – он провел пальцами по ее шелковистым волосам, – не ублажит меня – поутру… Так что, ходи.

Некрасивое, изможденное, лицо Несарта все испещрено морщинами, а теперь он так внутренне напрягся, что посерел, и на лбу меж глаз какой-то сгусток кожи возник. Он тяжело стоял, опираясь руками о стол, переминаясь с ноги на ногу, и все же не выстоял. Когда фигур на столе оставалось совсем мало, он пал на колени. Однако на это почти никто не обратил внимания, потому что его колюче-буравящий, неотступный взор витал над доской, все более и более прижимая противника…

Было далеко за полночь, совсем темно, под порывами холодного, резкого ветра со стороны Каспийского моря накрапывал мелкий осенний дождь, когда по едва различимой разжиженной дороге, петлявшей вдоль реки, удалялись от лагеря Тимура две торопливые тени.

– Быстрее, быстрее, – дергал Молла Несарт руку девушки, если дорога шла по наклонной. На подъеме они менялись ролями.

– Не могу, не могу, – задыхался старик, – ноги ватные, будто не мои, я ведь двадцать лет в каморке ютился.

Так, порой скуля, порой подбадривая и поддерживая друг друга, они преодолели какой-то путь, да далеко не ушли, и на очередном подъеме старик упал и сил у него уже не было.

– Вставай, вставай, – причитает над ним девушка.

– Не могу, – как у выброшенной на берег рыбы широко раскрыт его беззубый рот. – Может, одна убежишь?

– Боюсь, – она вся дрожит.

– Да-да, – словно способен ее защитить, все еще не выпускает он ее руки. – Мне кажется, за нами следят… Сейчас, чуть отдохну и тронемся. Преодолев еще один подъем, они резко свернули с дороги; пробираясь сквозь небольшой лес и колючий, густой прибрежный кустарник, вышли к каменистому берегу реки.

– Насколько я помню, где-то должен быть брод… Подожди здесь, – Молла Несарт немного отошел вниз по течению. Река по осени немноговодная, да все же кавказская, говорливая, на перекатах ворчит, и, то ли показалось ему, то ли так оно и было – девичий визг. Бросился обратно.

– Шадома! Шадома! – изо всех сил завопил он; в ответ – лязг копыт по камням. – Сволочи! Гады! Изверги! – его ноги подкосились.

Как и все великие люди, Тимур мало спал. Пробудившись на заре в приподнятом настроении, он не без усмешки вспомнил изречение друга детства: «Старое вино – юная девушка». И, действительно, чувствуя прилив сил, он решил развеяться на природе – приказал спешно организовать охоту. Ему доложили, что недалече, в живописном займище реки, дичь по осени разжирела: утки – стаями, косули – табунами, а вепри совсем людей не видели, даже не боятся.

Поутру дождь перестал, и хоть солнца из-за туч не видно, все равно светло и красочно. Для Тимура, кочевника пустыни, краски осеннего Кавказа – как благодатная кисть Бога! Нравится ему Кавказ, хорошее у него настроение, торопится он к охоте, впереди свиты скачет, и тут неожиданно из кустов выскочил какой-то старик, размахивая руками и крича: «Ты обманул ме…», он уже чуть было не ухватился за узды коня самого Тимура, как несколько плетей с разных сторон сшибли его с ног, а копье пригвоздило к земле.

– Это ты? – Повелитель узнал Моллу Несарта. – Что, свобода уже надоела? – По его жесту орудие от старика отвели, но он еще лежал в грязи, и, видимо, вновь осознав сложившееся положение, повторил то, что хотел изначально сказать, правда, совсем в ином виде:

– Повелитель, девочку мою ночью отобрали.

– Был бы мужчина, не отобрали бы, – Тимур дернул поводья, через пару шагов коня остановил, презрительно глянув на старика. – Раз с утра повстречался этот урод, охота будет неудачной. Бросьте обратно в тюрьму.

Однако в этот день охота удалась на славу: сам Повелитель поразил не одну дичь и, вернувшись в лагерь в очень хорошем расположении духа, он захотел сыграть в шахматы и, вспомнив Несарта, потребовал доставить его; он не только жаждет реванша, ему нужен достойный соперник.

– Молла, – милостив тон Тимура. – Я думал, что если я, выезжая на охоту, встречу человека с таким лицом, то удачи мне не видать. А вышло все наоборот. Поэтому я помиловал тебя и освободил.

– Благодарю, Повелитель, – склонился Несарт. – Позволь мне задать один вопрос, – и, увидев снисходительный кивок, – утром, посчитав меня зловредным человеком, ты бросил меня в тюрьму, хотя, как оказалось, охота была очень удачной. А я встретил тебя и мне не повезло – вновь тюрьма, голод, холод. Теперь скажи по совести, кто же из нас приносит несчастье?

– Ха-ха-ха! – хлопнул ладонями Тимур. – Сам подумай, я только раз тебя посадил, зато дважды из тюрьмы вызволил. Так что, смотри, будешь еще дерзить – счет уравняю, … справедливости ради.

– Ты всегда справедлив, Повелитель, – за эти неполные сутки, что Молла добился свободы, он усвоил одно – как положено преклоняться.

– Ну что, сыграем в шахматы? – спросил Тимур.

– А вчера, Повелитель, ты предложил сразиться.

– Да, и ты заслужил свободу, – констатировал Тимур. – Разве ты не пресытился ею?

– Есть вещи, которыми не пресыщаются.

– Назови же их.

– Глаза – взглядом, ухо – новостями, женщина – мужчиной, пламя – дровами, ученый – знаниями, сама жизнь – свободою.

– Мудро, – оценил Тимур. – Но хватит болтать, давай играть.

Они довольно быстро провели две партии на большой доске, и в обеих победил Тимур.

– Может ты поддаешься? – спросил он.

– Играю, как могу, – ответил Молла, – просто нет стимула.

– О каком стимуле ты говоришь? – суров стал голос Тимура. – Быть рядом со мной – для любого человека счастье и честь!

– Это так, Повелитель.

– Отныне ты при моем дворе, – постановил Тимур и бросил взгляд в сторону визиря воды. Тот, поняв приказ, склонил голову. – Любое твое пожелание будет исполнено. Только смотри, начнешь в шахматах поддаваться, пеняй на себя, башку снесу.

Под этот заклад они начали третью партию, игра была равной, напряженной, вряд ли кто посмел бы Тимура побеспокоить, если бы не сверхважное донесение – над ухом Повелителя склонился начальник тайного сыска.

– Да ты что? – удивленно воскликнул Тимур. – Немедленно ко мне.

Из зала всех, даже визиря воды, удалили. Начальник сыска вопросительно посмотрел в сторону Моллы Несарта.

– Его оставь, – повелел Тимур, – мы доиграем. Он все равно ничего не поймет.

Вскоре двое охранников, держа за руки, доставали крепкого, очень смуглого мужчину зрелого возраста, с ясно выраженными монголоидными чертами лица, который с готовностью стал на колени, поцеловал край ковра.

– Ну, иди ко мне, иди ко мне, дорогой Едигей, – очень доброжелателен Тимур.

– О Властелин! – бросился к нему гость. – Как я счастлив лицезреть твое Величие! Ты мне заменил отца! – теперь он припал к ногам Повелителя, целуя его красные кожаные башмаки, отделанные шелком, в который вкраплены золотые нити.