В Санкт-Петербурге Сен-Жермен жил вместе с графом Ротари, известным итальянским художником, автором прекрасных портретов, украшающих Петергофский дворец.

Проживали они, предположительно, в Графском переулке близ Аничкова моста, по соседству с дворцом на Невском. Сен-Жермен был восхитительным скрипачом, он играл «как оркестр». В «Истории Разумовских» сообщается об Алексее Р., утверждавшем, что Сен-Жермен обладал прекрасным лунным камнем.

Господин Пыляев видел своими глазами (но не может вспомнить где и при каких обстоятельствах) нотный листок с несколькими мелодиями для арфы и посвящением графине Остерман, сделанным рукой Сен-Жермена. Нотная тетрадка переплетена была превосходной ало-коричневой кожей. Имеющаяся дата указывала на 1760 год.

Господин Пыляев полагает, что Сен-Жермен не бывал в Москве. Он утверждает, что у Юсуповых в сундуках хранится великое множество рукописей, и уверяет в том, что Сен-Жермен был каким-то образом связан с князем Юсуповым,[191] которому дал эликсир долголетия. Сообщает он также и то, что в России Сен-Жермен не известен под именем Салтыкова (Солтыкова), а вот в Вене, напротив, он очень хорошо известен именно под этим именем.

Что же касается нотной тетрадки с автографом Сен-Жермена, то господин Пыляев припоминает ныне, что некогда она принадлежала ему самому. Ему посчастливилось ее купить на каком-то аукционе, и некоторое время он держал ее при себе. Затем эту тетрадку он подарил прославленному композитору Петру Чайковскому. Она и поныне, вероятно, покоится где-то в бумагах Чайковского. Однако великий музыкант славился своим небрежением к порядку, и поэтому господин Пыляев считает почти безнадежным делом найти ее, тем более что после внезапной кончины Чайковского не осталось никаких прямых указаний на то, как поступить с оставленным имуществом».

В главе 2 своей книги о графе Сен-Жермене Изабель Купер-Оукли сообщает еще несколько кратких сведений о пребывании графа в России:

«Пребывание нашего мистика в Санкт-Петербурге отмечено также одним анонимным автором книги, которая носит примерно следующее название: «Несколько слов о первых сподвижниках Екатерины II (XVIII. Кн. 3. 1869. С. 343).[192]

Автор данной книги имеет в своем распоряжении некоторые другие детали его пребывания в Петербурге, однако, как утверждает автор, они пока не проверены и в некотором роде фрагментарны, поэтому лучшим выходом из положения будет повременить с их публикацией и дождаться появления более точной информации, которую автор намеревается незамедлительно представить на суд читателя. Как бы то ни было, существующих данных вполне достаточно, чтобы допустить возможность краткого пребывания Сен-Жермена в России. Как мы уже сообщали, принцесса Анхальт-Цербстская, мать Екатерины II, была весьма дружна с ним, что подтверждает тот факт, что он много времени проводил в ее доме, будучи в Париже».

Спустя три месяца, попрощавшись с графом Ротари, с которым он больше не увидится, граф вернулся в Юбберген к своим трудам.

24 апреля 1762 года, согласно заключенному по инициативе императора Петра III Петербургскому миру, Россия выходила из Семилетней войны 1756–1762 годов и добровольно и без всяких компенсаций возвращала Фридриху II территорию Восточной Пруссии, занятую русскими войсками, ничего не получив после кровопролитных сражений и блистательных побед под Гросс-Егерсдорфом, Пальцигом, Кунерсдорфом, крепостью Кольберг и даже занятия столицы Пруссии Берлина. Меньше чем через полгода, в ноябре 1762 года, был заключен предварительный договор в Фонтенбло между двумя главными противницами — Англией и Францией, окончательный мирный договор, положивший конец морской войне между ними, был подписан в Париже 10 февраля 1763 года. К тому же после подписания 15 февраля в Саксонии Губертусбургского договора между Австрией, Пруссией и Саксонией завершилась Семилетняя война.

Устав воевать, европейские государства обращаются к активной созидательной деятельности. Нужно вкладывать капиталы в выгодные проекты, направленные на развитие экономики и промышленного производства. Теперь, после окончания войны и отставки своего заклятого врага Шуазёля в октябре 1761 года с поста министра иностранных дел, граф Сен-Жермен может снова совершенно свободно передвигаться по Европе, что он и сделал, представляясь по переделанному на французский манер названию приобретенного им имения Юбберген господином де Сюрмоном.

В первых числах марта 1763 года он направился в Бельгию, называвшуюся в то время «католическими Нидерландами», которая находилась под властью Габсбургов. Рассказать об одном эпизоде биографии графа Сен-Жермена, напрочь лишившем его финансовых средств, лучше всего удалось Полю Шакорнаку на основании материалов из «Архивов военного государственного секретариата в Брюссече» (тома с 1053 по 1303).

Будучи проездом в Брюсселе, как-то поздно вечером — ибо днем он никогда никуда не ходил, как впоследствии обмолвился об этом Кобенцль в своих воспоминаниях[193] — господин де Сюрмон направился к графу Кобенцлю[194] — полномочному представителю (послу) царствующей императрицы Марии-Терезии при генеральном губернаторе князе Карле Лотарингском. Путешественник, принявший имя де Сюрмон, знал, что в 1746 году граф де Кобенцль был добровольным корреспондентом (читай — осведомителем) князя Фридриха-Людовика Уэльского — старшего сына Георга II Английского.[195] Поскольку господин Сюрмон был другом князя, ему не составило труда явиться в особняк Мастэнг и быть принятым послом. Тем не менее позже племянник господина Кобенцля напишет: «Он проник к дяде странным образом, благодаря рекомендательным письмам, написанным не знаю кем».[196]

Граф Кобенцль принял господина де Сюрмона в большом кабинете, стены которого были завешаны гобеленами, изображающими легенду о Психее. В середине комнаты стоял великолепный стол с ножками в виде ног серны, инкрустированный севрским фарфором, с письменными приборами из серебра и севрского фарфора. В углах комнаты стояла драгоценная мебель с редчайшим фарфором.

Господин Сюрмон понял, что его собеседник — ценитель искусств, а когда узнал, что он к тому же владеет великолепными картинами, то выразил свое восхищение. Как напишет об этом позже граф Кобенцль: «Поскольку я очень ценю дружбу, я предложил ему свою»[197].

«Однажды посол сказал, что мало есть частных лиц, владеющих оригиналами Рафаэля. Господин Сюрмон ответил, что это так, но тем не менее у него такая картина есть, и спустя две или три недели прибыла в качестве доказательства картина из его собрания, которую он подарил Кобенцлю. Брюссельские художники заявили, что это подлинный Рафаэль. Господин Сюрмон не согласился взять картину обратно, убедив Кобенцля в том, чтобы тот принял ее в знак дружбы.

В другой раз он показал Кобенцлю крупный бриллиант, на котором были пятна, сказав, что скоро сделает его безупречным. И действительно, спустя несколько дней он принес бриллиант с такой же огранкой, но без единого изъяна, утверждая, что это тот же самый камень. После того как Кобенцль осмотрел бриллиант и хотел его вернуть, господин Сюрмон, сказав, что у него этих камней предостаточно и он не знает, что с ними делать, упросил Кобенцля сохранить его на память. Кобенцль не хотел ничего принимать, но гость так настаивал, что ему пришлось согласиться».[198]

Свои впечатления от встречи с господином Сюрмоном Кобенцль изложил в письме Кауницу[199] от 8 апреля 1763 года: