Она в столовой; уедет после обеда и не вернется до ужина. Ковыряется в тарелке, Каспер сидит за одним столом с ней. Они сидят за одним столом, потому что они почти ровесники и еще потому, что не особо больны. Им не приносят горсть таблеток в красном пластмассовом стаканчике. Они не кричат и не дерутся, не прыгают перед телевизором в гостиной. Они скромные. И сидят за одним столом с Эйрой и Жутко Стройной. Жутко Стройная скоро уезжает. Ее пребывание в больнице не дает результата, сотрудники раскусили ее фокусы: еду находили то тут, то там. Она немного погрустила – было видно по глазам, – но потом перестала. Она и чувства свои умеет прятать, не только еду. Улыбается, как обычно, как будто ничего страшного не произошло. Разрезает на кусочки котлету и прячет в салфетку, роняет на пол картошку.

Каспер смотрит на Андреа. Она чувствует это и начинает нервничать. Она уже заметила и даже, наверное, призналась себе в том, что он ужасно красив. Кажется, он собирается с духом. У него подергивается веко.

– Слушай… – произносит он, явно обращаясь к ней. Слава богу, сегодня она красиво накрашена ради поездки в город, но не слишком сильно, чтобы не казаться здоровой. Однако на губах помада. Красно-коричневая. – Ты ведь едешь в город, так?

– Да-а, – признается она.

– Ты… не могла бы оказать мне одну очень важную услугу?

– Ну конечно! – Она слышит, какая идиотская готовность звучит в ее голосе. Сердце начинает биться быстрее.

– Дело в том, что мне нужна канифоль для смычка…

Каспер объясняет, как добраться до музыкального магазина, в который он обычно ходит – точнее, ходил, пока не проглотил кучу таблеток и не попал сюда. Он говорит сбивчиво, заикаясь, с трудом подбирая слова… Это смущает Андреа, она краснеет не меньше, чем он.

После обеда Андреа идет с Каспером к нему в комнату. Точнее, останавливается на пороге и заглядывает внутрь. Он протягивает ей деньги и записку со словом «канифоль» – раньше она ни разу его не слышала. Похоже на «канитель». Канитель для смычка. Нет, не то.

Сотенная купюра Каспера в ее кошельке. Он сказал, что бывают разные сорта. И чтобы она взяла что-нибудь среднее. То есть не самую дорогую, но и не самую дешевую.

И вот она в магазине, с красно-коричневой помадой и деньгами Каспера. Вспоминает, как Карл говорил ей, и не раз (интересно, помнит ли он, что уже говорил, – ведь всякий раз он произносит эти слова так, будто думает, что это впервые): «Со стороны никогда не видно, как ты волнуешься. Тебе кажется, что видны дрожащие руки, слышно заикание и всем ясно, в чем дело. Но потом оказывается, что никто ничего не заметил, а иногда даже наоборот – ты произвел впечатление полной уверенности. Со мной такое случалось не раз».

Андреа это нравится. Ей нравится, что им снятся одни и те же сны – о том, как невозможно подобраться к самому важному, как застывают челюсти.

В музыкальном магазине она вспоминает слова Карла, и они помогают. Они помогают почти всегда. Советы Карла – такие редкие и такие ценные. Как будто «редко» и «ценно» прямо пропорциональны. Так не должно быть. Слова не должны утрачивать ценность оттого, что их произносят часто.

Андреа стоит лицом к лицу с относительно молодым продавцом-мужчиной (она всегда волнуется, оказываясь лицом к лицу с относительно молодыми продавцами-мужчинами). Всю дорогу она училась выговаривать «канифоль». Чтобы не получилась «канитель».

– Мне нужна… канифоль.

– Какая ценовая категория вас интересует? Все очень разного качества. Я бы порекомендовал вот эту, за девяносто девять крон. Отличное качество за такие деньги!

Она, конечно, знает… у нее в руке кошелек с сотенной купюрой Каспера, и вдруг она забывает обо всем и говорит:

– Хорошо, я беру.

Канифоль для Каспера лежит в маленьком зеленом пакете. Листок с неровным почерком Каспера Андреа спрятала в свой дневник с лосями на обложке. Стучится в дверь Каспера, сердце колотится, будь оно неладно, он открывает. Она немеет, каменеет… главное – не подать виду.

– Вот. – Она протягивает пакет и одну крону.

У Каспера удивленный вид, и она тут же теряется – что-то не так? Господибожемой, ну скажи, что все нормально! Стоять так близко – и вот его лицо, как говорится, озаряет улыбка, абсолютно естественная. Он заглядывает в пакет.

– Спасибо, огромное спасибо! Ты так меня выручила.

– Да не за что, – отвечает она, – ты только скажи, ну, если тебе понадобится еще что-нибудь из города, если я, ну, если я еще как-нибудь туда поеду.

Нет, такие длинные предложения не для Андреа. У нее в комнате пишущая машинка. На ней предложения выходят лучше. Если бы только Каспер их увидел. Если бы он увидел те предложения у нее на устах. Она спешит к своей двери.

– Я еду в город на следующей неделе, – произносит Каспер, – так что если тебе что-нибудь нужно или… – Он перебрасывает монетку из ладони в ладонь. Монетку, которую она держала в руках. – И… может, мы могли бы как-нибудь поехать вместе.

Каспер-дурак! Проклятый чокнутый Каспер! Разве Андреа посмеет? Такое безумие! Он что, не понимает? И как, как он может решиться на такое?

Она безудержно улыбается. Внезапное чувство, что она в очень невыгодном положении.

– Конечно, – отвечает она, – посмотрим.

Романы в психиатрическом отделении образца 1993 года запрещены. Каспер и Андреа – соседи, они ждут друг друга за завтраком, она медленно-медленно ест цельнозерновой хлеб: объедает по окружности. Наливает полную чашку кофе, потом еще и еще, и вот наконец копна желтых волос, глаза, все еще туманные от утренних снов. Он тоже раз за разом наливает себе кофе, и они медленно пьют и осторожно разговаривают. Андреа кажется, что ее слова шлепаются вниз, а не парят в воздухе.

– Сложно определить, – говорит Каспер, – как все эти люди попали сюда… – Он так хорошо говорит! – Но по тебе все видно… – Он слегка краснеет, ему это к лицу. – Глупо сказано, да?

Андреа качает головой: ей нравится, что по ней все видно.

– Почему… – Она откашливается. Такое чувство, что ей приходится до изнеможения бороться за каждый слог. – Почему ты проглотил те таблетки? Если не хочешь, не отвечай.

– Почему же не хочу? – Он улыбается. – Я поступил на медицинский факультет. Начал учиться, пытался заставить себя полюбить учебу, а экзамены все приближались, и я просто не выдержал, я чувствовал себя таким неудачником… – Он отхлебывает кофе. – Я не хотел умирать, я просто хотел исчезнуть, и вот попал сюда. – Он продолжает улыбаться.

– Ужас, – произносит Андреа. Что тут еще скажешь?

– Все не так плохо. Когда делаешь что-нибудь такое идиотское, что-то все-таки меняется, и потом ты уже лучше знаешь, чего ты хочешь, и вообще… – Каспер делает еще глоток кофе, они выпили уже чашек по восемь, наверное. Чашка в его руке дрожит.

– Наверное, надо верить, что во всем есть смысл. – Андреа откашливается. – Моя сестра так говорит.

Каспер кивает. Понимает. И вот спустя восемь чашек кофе появляется солнце и освещает игровую площадку внизу, Андреа растягивает губы в улыбке и уходит.

Солнце – неоновая лампа. Луна – маленькая белая таблетка. Сколько всего можно увидеть вокруг! Нога в душевой, некрасивая, ранее невиданная. Глаз на лице, которое вдруг начинает плакать. Мысль, принадлежащая Касперу, – подумать только, какими красивыми и ужасными могут быть мысли в чужой голове!

Запах коры, хвои, земли, стволов!

Андреа прогуливается – она не бежит, она просто быстро идет; внизу у речки, у скамейки, так красиво. Присесть на минутку – нет, она не может, она проходит мимо. Ветра, облака, ветки. И тело с некоторыми практическими функциями: например, идти, стоять, а может быть, и присесть на скамейку. Руки, которыми можно махать, и лицо с глазами, которые довольно далеко видят. Когда Андреа прогуливается, ее тело уже не просто тяжкая, утомительная обуза, и ей хочется взбежать по крутому склону, но только не в этот раз. Она идет как можно медленнее, этот темп почти невыносим; она смотрит по сторонам, вглядывается в лес, а там – дом! Рядом с ним дерево, на котором раньше наверняка были яблоки, но она их не видела. Дует холодный ветер, и осталось совсем немного. До выписки. Она и хочет, и не хочет. Дом далеко, и дом здесь. Программа завершена, спасибодосвидания, но я же себе не нужна! И нам не нужна, Андреа, ты должна постараться исцелиться собственными силами, еще более собственными силами.