– Нет, – сказал Саймон. – Если бы злился, давно удушил бы гадину. Признаюсь, Лиззи, если бы тогда, выбравшись из подземелья, я встретил тебя, – этот день был бы последним в твоей жизни. По правде говоря, мне после этого ещё долго хотелось снести тебе голову. Ну, а потом, когда мы вернулись домой, всё как-то прошло, остыло… говорят, время лечит…

Элизабет сидела за праздничным столом, не зная, куда девать глаза. Она уже и сама была не рада, что задала свой вопрос в такой неподходящий момент. Приятно, когда у тебя правдивые и искренние друзья, – но не настолько же. "Давно удушил бы гадину"…

– К тому же, – как ни в чём не бывало продолжал Саймон, – вампир ведь не человек, он и думает, и чувствует не так. Мне Дэриэл сказал. Он сказал, что ты осталась у Тары только потому, что была вампиром. И тебе вся эта нечисть была ближе, чем мы, – живые… и ничего с этим поделать ты не могла. Ну, а теперь ты снова среди живых. И я рад видеть тебя с нами, и с удовольствием выпью за то, чтобы новая жизнь нашей Лиззи была долгой и счастливой! И за здоровье Кейта выпью тоже!

– Хватит, Саймон! – воскликнула Анджела, отодвигая от него очередную порцию пьянящего напитка. – Ты и так уже перепил! Хочешь ползти домой на четвереньках?..

– Неправда, я ещё могу держаться в седле…

Саймон был немного смущён: он понимал, что сейчас сболтнул лишнего. Разве так поздравляют невесту на свадьбе? "Удушил бы гадину". И кто только тянул его за язык…

…А потом незаметно наступил вечер, и гости отправились домой, а Лиз, Кейт и Энни остались одни в своём новом доме. Дом был ветхий, заброшенный, – почти развалины, – но, как ни странно, здесь Элизабет чувствовала себя намного счастливее, чем в те дни, когда она была графиней Лестрэм…

Прошло четыре месяца с тех пор, как Лиз поселилась в новом доме. Тогда была весна, и леса ещё только покрывались зеленью; прохладный ветер шелестел листвой, и прозрачные, как хрусталь, ручьи стекали вниз по склонам холмов, наполняя реки. Теперь же стояло жаркое лето; солнце медленно ползло по бледному лазоревому небу, похожему на выгоревший ситец; всех разморило от жары: весь день не было ни ветерка, и даже сумрак тенистых лесов не обещал путникам долгожданной прохлады…

Подъезжая к дому на холме, Анджела в очередной раз отметила, как сильно он изменился. Раньше чёрные окна смотрели на заросший крапивой двор подобно пустым глазницам, а покосившиеся, гнилые доски забора напоминали зубы древней старухи. Теперь же на починенном Кейтом заборе сушились глиняные горшки, а по двору бродили куры…

Саймон, ехавший рядом с Анджелой, тоже, как и она, не отрывал взгляд от дома: похоже, он думал о том же.

Спешившись, Анджела подошла к дому и постучала; впрочем, в этом не было особой нужды: дверь была открыта, – таким образом Лиз надеялась впустить в комнаты хоть немного свежего воздуха.

Веснушчатая и загорелая, с волосами, заплетёнными в косу, в платье, запачканном глиной, Элизабет сидела у гончарного круга и, казалось, была полностью поглощена своим занятием. Несколько десятков новых, только что сделанных горшков красовалось посреди комнаты; другие горшки, уже обожжённые в печи, со странными пёстрыми рисунками на округлых боках, источали запах свежей краски.

…Они обменялись приветствиями.

– А ты изменилась, Лиззи, – заметила Анджела, глядя на свою подругу. От прежней мертвенной бледности Лиз не осталось и следа; исчезли красноватые огоньки в глазах, – теперь они были просто карими. Она ничем не напоминала Анджеле ту испуганную, молчаливую, немного грустную девушку, которая когда-то пришла в её замок и по странной прихоти судьбы разделила её путешествие…

– Я знаю. Мне и Кейт, и Энни говорят, что меня теперь не узнать…

Элизабет вытерла о передник перепачканные глиной руки.

– Да вы заходите, не стойте. Садитесь лучше за стол. Молока попробуйте… Коровы Кейта – лучшие во всей округе. Не зря же он был пастухом… ещё там, в Долине Теней… – Элизабет произнесла последние слова быстрее и тише, чем следовало, как будто ей было неприятно вспоминать дом.

– А где Энни?..

– Отправилась с Кейтом на пастбище. Вечером придут.

Лиз подвинула к столу два грубо сколоченных стула и теперь колдовала над чашками, наливая в них молоко. Хотя на улице стояла жара, оно почему-то оказалось холодным, как вода из родника…

– А ты что же, не хочешь молока, Лиззи? – Саймон одним глотком опустошил чашку и принялся за новую.

– Спасибо, я только что пообедала. Но, если хотите, я с вами просто так посижу…

Какое-то время они сидели молча. Элизабет принесла гостям свежевыпеченный хлеб, – ароматный, с хрустящей корочкой, – и мёд, пахнущий полевыми цветами. Молчание нарушила Анджела:

– Лиз… ты разве не хочешь спросить меня, как там, дома?.. У меня для тебя есть новости.

– Да? И о ком?..

– Ну, во-первых, – новость о твоей матери, Арле…

На мгновение Лиз снова побледнела, – как будто опять вернулись те времена, когда её не было среди живых.

– Не может быть… ведь Кейт сказал, что она…

– Отправилась на проклятый остров с Тарой? Он не соврал. Когда сторонники Тарка бежали из посёлка, Арла села на корабль вместе со всеми. Но доплыла она всего лишь до ближайшего порта.

– И что потом?..

– Корабль ненадолго причалил к берегу. Капитану надо было сделать кое-какие покупки… и пополнить запас пресной воды, путь ведь предстоял неблизкий. Арла сказала, что ей тоже надо на берег, чтобы пойти в лавку, купить одежды и еды в дорогу… её отпустили, и обратно она не вернулась. Корабль отправился на остров без неё; ждать было некогда, Дэриэл уже пустил своих ищеек по следу…

– Ты знаешь, где она сейчас?..

– Ну конечно. Стала бы я рассказывать тебе всё это, если бы не знала… Она живёт в Клиффе, – небольшом приморском городке, – в доме торговца тканями. Познакомилась с ним, когда снимала комнату на постоялом дворе. От прежней жизни у Арлы остались кое-какие деньги, но их было не много, и она подрабатывала шитьём, чтобы не истратить всё. Год назад у торговца умерла жена, оставила четырёх ребятишек. И вот… в общем, тогда они познакомились, и Арла переехала к нему – присматривать за ребятнёй и помогать по хозяйству. Она живёт там уже три месяца; скоро они собираются пожениться. Я знаю всё это от самой Арлы, иначе бы не говорила.

– Торговец, значит, – повторила Элизабет, делая вид, что рассматривает новый глиняный горшок, на котором ещё не просохла краска. – А обо мне она не вспоминала?

– Вспоминала, Лиз. Но она ведь считает тебя мёртвой, и Энни тоже. Вскоре после того, как ты пропала, твоя сестра убежала из дома. Тарк заставлял её учиться магии… и смотреть в чёрное зеркало в Храме Теней, – каждый вечер, много часов подряд. Они с Торном считали, что у Энни есть способности к ясновидению, – и что она может помочь им напасть на твой след. Никто не спрашивал, хочет ли Энни учиться магии, – это не обсуждалось, а тебя уже не было рядом, чтобы защитить её… Сначала она пряталась в лесу, а потом – на чердаке у Кейта. Арла уже не надеялась увидеть младшую дочь живой. И о твоей смерти ей рассказывали… До неё дошли слухи, что ведьма, которую арестовали в Лэнсбруке, сгорела вместе с часовней замка Арнгейм… несколько преувеличено, знаю, но так сказал Арле на рынке один крестьянин, который недавно был в городе…

– И ты не сказала ей правду – что обе её дочери живы?..

– Нет, конечно. Сначала мне нужно было тебя спросить. Я не имею права открывать твою тайну… если только ты не хочешь.

Лиз молчала.

– Ты хочешь, чтобы я поехала и рассказала ей, что ты жива? До Клиффа три дня пути. Приехать сюда она не сможет, но вы с Энни вполне могли бы навестить её. Арла живёт там под чужим именем, как и вы с Кейтом. Торговец купил ей фальшивые документы в каком-то притоне…

– Почему она убежала?.. Могла бы уехать с Тарой на её остров. Тара бы её магии учила…