Наконец, если бы еще на несчастье, когда отряду и без того приходилось бы отступать, вдруг появились бы хивинцы, они, конечно, приписали бы наше отступление себе, а для чести нашего оружия нам лучше было отступать перед неодолимыми преградами, созданными природою, нежели перед таким неприятелем, как хивинцы: лучше быть побежденным стихиями, нежели таким жалким неприятелем.
1 февраля 1840 года, накануне прибытия с Эмбы последней колонны, Перовский отдал по войскам хивинской экспедиции приказ о возвращении.
«Товарищи! Скоро три месяца, как выступили мы по повелению Государя Императора в поход, с упованием на Бога и с твердою решимостию исполнить Царскую волю. Почти три месяца сряду боролись мы с неимоверными трудностями, одолевая препятствия, которые встречаем в необычайно жестокую зиму от буранов и непроходимых, небывалых здесь снегов, заваливших путь наш и все кормы.
Нам не было даже отрады встретить неприятеля, если не упоминать о стычке, показавшей все ничтожество его.
Невзирая на все перенесенные труды, люди свежи и бодры, лошади сыты, запасы наши обильны: одно только нам изменило: значительная часть верблюдов уже погибла, остающиеся обессилели, и мы лишены всякой возможности поднять необходимое для остальной части похода продовольствие.
Как ни больно отказаться от победы, но мы должны возвратиться на сей раз к своим пределам.
Там будем ждать новых повелений Государя Императора: в другой раз будем счастливее.
Мне утешительно благодарить вас всех за неутомимое усердие, готовность и добрую волю каждого при всех переносимых трудностях. Всемилостивейший Государь и отец наш узнает обо всем.
Подписал ген. — адъют. Перовский».
Накануне приказа, донося об отступлении военному министру, Перовский между прочим писал:
«Рассудив, что как в военном, так и в политическом отношениях лучше быть побежденным стихией, чем потерять отряд, не нанеся даже никакого вреда неприятелю, что жертвуя отрядом, пользы ожидать от этого не должно никакой, я с горестным и сокрушенным сердцем вынужден решиться к отступлению.
Ваше сиятельство, смею надеяться, войдете в положение мое, крайне отчаянное; я вижу ясно перед собою все последствия этого, на сей раз неудачного предприятия; подвергаю себя безропотно неудовольствию Государя Императора, если в чем-либо буду обвинен, но я не нахожу средств преодолеть враждебных отношений стихии»…
Император Николай собственноручно надписал на донесении:
«Жаль… очень жаль, — но покориться воле Божией должно, и безропотно».
Далее он изложил свои соображения относительно возобновления экспедиции при первой возможности, но уже находил, что только не зимой.
«Кажется, опыт доказал, что зимой сие невозможно или гадательно: первая неудача неприятна, но она извиниться может неизвестностью: повторение сего же было бы непростительно, можно стало идти летом или осенью, или, наконец, морем».
27 июля 1840 г. в лагере под Красным Селом Государь подписал рескрипт Перовскому с выражением признательности за сбережение отряда, а всем участникам экспедици велел объявить совершенное благоволение.
Никифоров получил чин капитана и орден Владимира 4-й степени.
Но возвратимся к отряду. Тотчас по прочтении приказа 1 февраля, из которого люди узнали, что они свежи и бодры и лошади сыты, немедленно начали разбирать по колоннам бывшие на Ак-Булаке продовольственные запасы, затем пересыпали их в более легкие вьюки, еще раз уменьшенные, отобрали все, что было необходимо для возвратного похода, т. е. что могло служить либо в пищу, либо для топлива. Часть запасов, а именно 1500 четвертей муки и сухарей, которая не могла быть взята с собою, оставлена на месте или истреблена; некоторые тяжести, как-то: якоря, были зарыты в землю, чтобы в случае второго похода в Хиву их опять взять с собою; мука была развеяна по ветру; сухари и артиллерийские снаряды утоплены в проруби.
Из землянок вынуть весь лес: рамы, дверные косяки, потолочные балки и т. п.; 200 пудов бульону в плитках, хотя и решено взять с собою, но киргизы тайком его побросали. 3 февраля, накануне выступления, велено сжечь все фальшфейеры и ракеты, бочонки с порохом оставили в землянках и перед выступлением утром 4 февраля зажгли фитили. Блестящий фейерверк и громкие взрывы произвели на киргизов большое впечатление. 4 февраля выступила первая колонна.
Хотя возможность покинуть зараженное укрепление и радовала войска, однако, несмотря на тяжесть похода, даже пехота, терпевшая наиболее, приуныла, когда объявили приказ о возвращении… Казаки же убедительно просили пустить их одних. Старик Бизянов обещал кончить поход с двумя полками уральцев, но было совсем очевидно, что верблюды наши не донесут до Хивы продовольствия даже и для двух полков, а за выделением этих верблюдов — остальные не поднимут тяжестей оставшегося на Ак-Булаке отряда, который поэтому не мог бы дойти и до Эмбы…
Обратный путь колонн был несколько успешнее: протоптанные при движении к Ак-Булаку тропинки не были еще совсем занесены снегом, верблюдам легче было идти, и этот путь совершен был в 10 дней. Притом верблюдов поддерживали на пути мукой, сухарями и овсом, которые все равно приходилось бы бросать на пути. Пришлось также употребить на топливо последние разборные лодки; настилку понтонов, веревки, канаты и проч.
В пути отряд перенес необычайно сильный буран 9 февраля. Перовский уехал вперед 10-го числа и прибыл на Эмбу несколькими днями ранее отряда, совершенно больной.
Верблюдов пало или брошено на этот раз 1780 штук: одни совершенно обессилели, некоторые отморозили ноги, у других подрезаны были гололедицей подошвы… Об этом упоминает Даль: «Много верблюдов отморозили себе лапы; многих обули в кеньги и полусапожки, но вряд ли это поможет: уже поздно».
Во всяком случае негодных к службе верблюдов оказалось столько, что пришлось бросить часть тяжестей, а другую везти на казачьих лошадях, так что всех запасов на Ак-Булаке и на обратном походе было брошено или искормлено — сухарей и муки на 50 дней, круп на 23 дня, овса на 2 недели, соли на 105 дней по расчету на весь отряд. Совершенно справедливо замечает Иванин, что лучше было бы подкармливать верблюдов сухарями, мукой, овсом и т. п., что кидать все это даром. Верблюдов бы сберегли и бросить столько запасов не пришлось бы. А им даже надевали намордники, чтобы они не прогрызали кулей и не пожирали сухарей. Надо, однако, заметить, что верблюды овса не хотели есть, да и комки теста, замешанного на холодной воде и промерзшего, тоже не ели. Как возрастала прогрессивно убыль верблюдов, можно судить по следующим цифрам: из Оренбурга отряд выступил на 10 400 верблюдах, с Эмбы на 8900, обратно с Ак-Булака на 5188, а по возвращении на Эмбу имел к 1 мая только 1300.
Все четыре колонны, между 13 и 17 февраля, прошли мимо Эмбенского укрепления и направились на выбранные для них новые лагерные места на р. Сага-Темир и ручье Тегеле, в 30 верстах от укр. Эмбенского, зараженного оспою и цингою.
Таким образом, Масленица проведена злополучным отрядом не на марше. Люди примирились с мыслью о возвращении домой. Казаки устраивали разные затейливые штуки: салазки, на которых возили друг друга, борьбу, для которой раздевались до рубахи, несмотря на мороз; медвежью пляску, причем поводатарь приговаривал и лупил медведя хворостиной по бокам, так что тот, наконец, обругался по-русски и т. п. В воскресенье провожали Масленицу и, севши по трое на одну лошадь — один задом, другой передом, третий боком, — объезжали кругом лагеря и кланялись на все стороны, прощаясь с Масленой. Перед пьяными в тот день у них положено было снимать шапку, и трезвый должен был величать его: ваше благородие…
Запасы у штабных были, как видно из слов Даля, довольно изрядные. 21 февраля он пишет: «Празднуем Масленицу блинами и блины едим с яйцами, с луком, с маслом, с свежей икрой». Это хоть бы и не в степи, заметенной снегом!
Еще 4 февраля, в день обратного выступления колонны с Ак-Булака на Эмбу, Перовский писал Булгакову, что все его расчеты на запасы продовольствия и на верблюдов не оправдались: осенние бури разметали суда, везшие провиант морем в Новоалександровск, а верблюды подохли. «Предвижу суждения, которым подвергаюсь. Чтобы извинить, чтоб оправдать неудачу, необходима жертва, и этою жертвою мне нельзя не быть. Смиренно преклоняю плаву и не стану противоречить толкам»…
