Воронина держали под караулом до прибытия хана из похода, но и тут хан допустил Воронина к себе для свидания только через месяц и потом, приняв грамоты и дары, не давал ему никакого ответа и не отпускал обратно в Россию. В Хиве действительно собирались войска и уже отправлен был передовой отряд в 1000 человек навстречу русским. Таким образом князь Черкасский знал о приготовлениях хивинцев, но надеялся с ними справиться.

В состав отряда сухопутной экспедиции было назначено:

а) пехоты: две роты солдат, посаженных на лошадей, 300 чел.

б) кавалерии: драгунский полк 600 чел.

в) иррегулярных войск: яицких казаков 1400 чел., гребенских казаков 500 чел., черкесских узденей (с Сиюнчем и Ак-мурзой, братьями Бековича) 22 чел., юртовских татар (калмыки) 32 чел., нагайских татар около 500 чел.

г) артиллерийских и морских чинов следует полагать около 100 чел. Всего 3454 чел. при 6-ти орудиях. Купеческий караван при отряде составился из 35 купцов (в том чисел 13 русских) со 161 чел. прислуги.

При отряде состояли: князь Саманов (Заманов), несколько астраханских дворян, подьячих и толмачей; проводником был прежний туркменец Ходжа Нефес.

Следовательно, всего в отряде должно полагать 3646 человек и из них пехоты только 300 человек!

Войску отпущено трехмесячное продовольствие, артиллерийские и другие припасы; под 2 роты пехоты куплено 297 лошадей, а под тяжести — 200 верблюдов. Казаки имели своих вьючных лошадей; драгунам куплено по 1 лошади на 2-х человек; кроме того под тяжести взято у астраханских, красноярских и других жителей до 300 арб и немалое число телег.

На Святой неделе 1717 года, в конце апреля, яицкие и гребенские казаки под командою секунд-майора Пальчикова выступили к Гурьеву со всеми лошадьми остального отряда (пехота, драгуны, уздени и проч.), отправлявшегося на судах неделею позже к тому же Гурьеву.

Из лагеря под Гурьевым Бекович отправил 100 человек яицких казаков для усиления тюп-караганского гарнизона, который потерял за зиму до 500 человек умершими (из 1254 чел.). Бекович рассчитывал пополнить отряд туркменами, подвластными Аюки-хану, но туркмены, отговариваясь сильными жарами, прислали только 10 человек, с проводником Кашкою. Туркмены, как оказалось, уже снеслись с Хивою и держали нейтралитет до чьей-нибудь победы. Под Гурьевым Бекович простоял без всякой надобности около месяца… Пропустив прохладное время, отряд точно дожидался жаров.

Стоянка здесь ознаменовалась ночным нападением каракалпаков, угнавших всех казацких лошадей и захвативших 60 казаков, стороживших табуны. Бекович, однако, пустился в погоню, выручил пленных и захватил еще несколько каракалпаков.

В начале июня, следовательно, в самое трудное для степного похода время, отряд выступил из Гурьева в поход. Так как из похода почти никто не вернулся, то сведения о событиях добывались допросами проводника Ходжи Нефеса и казака из татар Урахмета Ахметева. Числа их не сходятся день в день, но все-таки приблизительно отряд выступил 8 июня, после Троицы.

Оставив слева большую караванную дорогу в Хиву, отряд направился, «для ради конских кормов и воды», малою, новою дорогою, которая шла поблизости морского берега и пересекала много речек. Через 8 дней отряд был уже на Эмбе, пройдя усиленными переходами, без дневок, 300 верст. Отдохнув здесь два дня, отряд двинулся к урочищу Богачат, откуда уже следовал по большой хивинской дороге на колодцы Дучкан, Мансулмас и Чилдан. Здесь на ночлеге бывшие при отряде калмыки и туркмены, вместе с проводником Кашкою, бежали — частью в свои аулы, частью в Хиву. Проводником сделался Ходжа Нефес, который и повел отряд на колодцы Сан, Косчигозы, Белявли, Дурали и Ялги-су, или, вернее, Янгису.[7] Отсюда (за 8 дней хода до Хивы) Бекович отправил в Хиву дворянина Керейтова со 100 казаками для уверения хана в мирной цели своего посольства. Это было совершенно напрасно, потому что нисколько не гармонировало с титулом султана и «покорителя царств», который принял Бекович с начала похода. Бекович явно искал популярности у туркмен: обрил себе голову, надел черкесский костюм и намекал, говорят, что он и сам может быть ханом в Хиве.

Оставив при колодце Янгису до 1000 худоконных казаков со многими отсталыми, отряд направился на колодезь Шем-милдун, реку Каракуммет и речку Акуль, которые обе выходят, по словам Нефеса, из Аму-Дарьи.

Ни на одной карте нельзя найти ни одного из упомянутых названий, а существование на западном берегу Аральского моря развалин крепости Девлет-Гирей, построенной, судя по преданиям туземцев, Бековичем, окончательно сбивает исследователя. Профессор А.И. Макшеев в своей книге «Исторический обзор Туркестана» считает реку Каракуммет и урочище Кара-Гумбет у озера Айбугир, ныне высохшего, тождественными; а речку Аккуль (по-русски — «белое озеро») — за тот же Айбугир. Ни подтверждать, ни опровергать этого совершенно невозможно, хотя можно допустить, что проводник Нефес умел различать озеро от речки и что речками могли называться большие арыки, капризно изменявшие данное им рукою человека направление. Под Ташкентом мы знаем арыки Бос-су и Чаули, которые теперь на канавки не похожи и называются речками. То же самое было возможно 180 лет назад и в Хивинском ханстве.

Эта путаница проще всего объясняется тем, что маршрут этот записан со слов неграмотного проводника-туркмена, который мог и забыть названия за неимением карты, если не сделал этого с умыслом. Ведь ему не прошло бы даром, что он бежал из отряда, если бы это узнали при его опросе. Он был, конечно, не настолько прост, чтобы в этом сознаваться… Во всяком случае, можно допустить, что с устья Эмбы Бекович прошел кратчайшим путем к Аральскому морю, заложил на берегу его укрепление Девлет-Гирей и затем двинулся в Хивинский оазис.

На приложенной карте Средней Азии, составленной по ряду съемок со включением самых последних с карты Главного штаба, нет ни одного из названий урочищ и колодцев маршрута Нефеса. Поэтому на карте обозначен путь экспедиции наиболее вероятный, мимо озер Сам и Асмантай, доведя его только до Хивинского оазиса. За 200 лет, конечно, многие урочища и колодцы могли исчезнуть, а явились новые, и потому для предположений имеется известный простор, города же остались и тут простора нет. На наших глазах известный залив Аральского моря Айбугир пересох и исчез не только с карт, но и в местных названиях прежних урочищ.

Принимая на веру показания Нефеса и татарина Ахметева, окажется, что к 15 августа отряд был уже на Карагаче, при озерах или разливах Аму-Дарьи, в 150 верстах от Хивы, и таким образом прошел голою степью до 1350 верст в течение 65 дней и в самое жаркое время года, когда обыкновенно стоит свыше 40° по Реомюру.

Почти на каждом привале и ночлеге приходилось рыть множество (до 35) колодцев в 2–4 сажени глубиною, и, таким образом, войска не знали отдыха. Такой тяжелый поход, в самое жаркое время, каковы июнь и июль месяцы, сопровождался, конечно, значительной убылью верблюдов и вьючных лошадей. Частые дневки для отдыха мало помогали в этом отношении, и мы видели, что на колодце Ялгысу или Янги-су пришлось оставить 1000 казаков с присталыми конями. Спасшийся из плена казак Федор Емельянов на допросе показал, что, начиная от Гурьева до Хивинской земли, «провианту побросано и отсталых лошадей дорогою покинуто многое число… За дальностью и за недовольством кормов лошади многие пристали».

Между тем, вслед за прибытием в Хиву бежавших из отряда проводников-туркменов, хан Ширгазы приказал заключить Керейтова и его конвой по тюрьмам, а сам поспешил собрать, сколько мог успеть, войска. Чтобы удостовериться в характере посольства, хан послал в отряд своих узденей с подарками Бековичу, который не принимал послов в течение двух дней, пока не подошли остававшиеся на Ялгысу 1000 казаков.

Это было сделано с целью показать хивинцам силы отряда. Слухи о многочисленности хивинских войск (их было на самом деле 24 000) подействовали и на Нефеса, который также бежал от русских. Князь Бекович, узнав о приготовлениях хана к войне, расположил отряд тылом к воде, оградив его с прочих трех сторон телегами и арбами.