Эрлин имел неосторожность проговориться, что он лично знаком с королем Родериком. А Грегану как раз это и было нужно.

В ополчение Родерика майора заманил оруженосец графа Белгаона, который пообещал, что за это Грегану вернут всех его рабынь, незаконно присвоенных чародеем бар-Рабином. Но когда бои за черный замок подошли к концу, рабынь этих отдали Рою Эрде.

И вот теперь Греган хотел обратиться за справедливостью непосредственно к самому королю Родерику. Но к королю его не пускали, и человек, знакомый с доном Родериком лично, появился в доме старосты как нельзя кстати.

Однако свидание с Родериком не входило в сегодняшние планы Эрлина Ингерфилиаса. И он с аргеманской прямотой предложил другой вариант — собрать ополченцев, штурмовавших заговоренную крепость и черный замок под началом майора Грегана и силой отбить невольниц у Роя Эрде.

Рой Эрде в это время как раз проезжал мимо Таугаса, но Греган и Эрлин его не заметили, а Рой не заметил Эрлина.

Конечно, если бы гостеприимный староста не угостил своего гостя забористым местным вином и не принял бы сам приличную дозу, то все так разговорами бы и кончилось. Но когда они оба вышли из дома старосты, им уже и море было по колено, и горы по плечо.

Никакие ополченцы, понятное дело, за Греганом тоже бы не пошли. Но в подвалах у майора было еще много вина.

Малочисленная охрана, которую Рой Эрде оставил в заговоренной крепости, не была готова к вторжению в Беркат толпы пьяных ополченцев под предводительством аргеманского принца.

Обалдевшие стражники поначалу вообще не поняли, что происходит. Что, впрочем, неудивительно, поскольку ополченцы в массе своей тоже плохо понимали, что они тут делают. Но это им было более-менее все равно.

Их душевное и физическое состояние требовало одного — подраться до крови. А с кем — неважно.

Кажется уже и сам майор Греган не помнил, что он пришел отбивать у Роя Эрде своих рабынь.

Ворота крепости были открыты настежь, но рабынь держали в специальном надежно запертом помещении с деревянной решеткой.

Из-за этой решетки невольницы с нарастающим изумлением наблюдали за побоищем во внутреннем дворе крепости.

Пьяная драка с применением холодного оружия и подручных тяжелых предметов — это нечто бессмысленное и беспощадное настолько, что королю Родерику о ней доложили, как о новом бунте в войсках.

Королю Родерику такого подарка как раз не хватало для полного счастья в тот момент, когда он уже собирался покинуть черный замок и с триумфом вернуться в столицу, посетив по пути замок Груса Лео Когерана, где скрывалась королева Барбарис.

Свою мать Родерик не любил, и королева отвечала ему взаимностью. Так что заехать в замок дона Груса Родерик собирался вовсе не для того, чтобы выказать королеве свое сыновнее почтение.

Наоборот, он хотел обезопасить себя от любых нежелательных шагов матери, популярной среди благородных рыцарей и обожавшей свою дочь Каиссу, которую Родерик самым беспардонным образом продал в рабство аргеманам.

По замыслу Родерика королева должна была узнать об этом от него, но шило в мешке не утаишь. У Родерика не было под рукой чародея бар-Рабина, способного обеспечить секретность хотя бы на несколько дней.

Поэтому Родерик очень торопился. Но о том, чтобы уехать из черного замка, оставив за спиной у себя бунт, не могло быть и речи, и Родерик приказал подавить выступление в кратчайший срок.

Поручить это дело король решил Рою Эрде, понятия не имея, что Рой давно умчался в Альдебекар. И другие военачальники, понятное дело, пропустили этот приказ мимо ушей, поскольку он был адресован не им.

И пока герольды и гейши искали по всему замку и прилегающей территории Роя Эрде, побоище в заговоренной крепости перешло в новую фазу.

Через долинные ворота в Беркат незамеченной вошла Тассименше.

Как ей удалось выбраться из замка, никто не знал, и сама она никому не говорила — но явилась она со стороны долины Кинд и была одета в платье огнепоклонницы.

Вряд ли она случайно выбрала этот момент. Скорее, ей кто-то передал, что Рой Эрде с лучшими людьми уехал из крепости, и теперь в Беркате творится черт знает что.

Ей оставалось только направить это черт знает что в нужное русло.

Пьяные ополченцы, движимые желанием переломать все на своем пути, очень живо откликнулись на идею сбить замки с помещения для рабынь.

Рабыни, которые до сих пор старались не привлекать к себе внимание, были не очень рады этому обстоятельству. Дело в том, что энтузиазм ополченцев вышел на пик, когда они заметили, что невольницы сидят за решеткой в чем мать родила.

Тут мужики не только сломали замки, но вынесли и саму решетку.

Королевский приказ приступить к подавлению бунта еще не дошел до конкретных исполнителей, поскольку не удалось найти Роя Эрде. Но кто-то из стражников, сумев выбраться из крепости, где бесчинствовали ополченцы, очень удачно напоролся на скучающих янычар и вернулся в Беркат с ними.

И тут на заговоренную крепость опустилась ночь.

Полдня Эрлин и Греган потратили, собирая ополченцев по деревням и бивуакам и доводя их до нужной кондиции убойным деревенским вином. Так что мордобой в Беркате начался уже к вечеру, а первые шаги по подавлению бунта пришлись на темное время суток.

Ополченцы в беспорядке отступили к горным воротам, так и не успев позабавиться с гейшами, ради которых они, собственно, и вломились в Беркат. Об этом, впрочем, никто не помнил, и все ополченцы думали только о том, как унести ноги.

В результате у горных ворот началась свалка. Зато другой путь был свободен, и рабыни ломанулись на волю через долинные ворота.

Впереди всех неслась Тассименше в одежде огнепоклонницы, и в первой же деревне, которая была совсем рядом, она устроила переполох, закричав на языке горцев:

— Наших бьют!

В результате янычары, выгнавшие из заговоренной крепости пьяных вдребезги ополченцев, неожиданно обнаружили перед собой толпу разъяренных огнепоклонников.

Тут уже начался не мордобой и не пьяная драка, а самая настоящая резня, по части которой и янычары и горцы — признанные мастера.

И никто, разумеется, не обращал внимания на группу неодетых женщин, следующих в темноте через долину Кинд в сопровождении оруженосца Яна Тавери и увязавшегося за ними Эрлина Ингерфилиаса.

По пути Эрлин намекнул, что ему вообще-то надо на Таодарскую дорогу, и если ему помогут попасть туда, то он готов гарантировать своим спутникам безопасность в Таодаре.

Тассименше и Ян Тавери тоже не отказались бы попасть в Таодар, где находился в плену их хозяин Роман Барабин — но они были не идиоты, чтобы ломиться через замок, где все подняты по тревоге в связи с очередным бунтом.

— На Таодарскую дорогу можно выйти через горы, — сказала Тассименше. — Я знаю, где эта тропа.

А тем временем королю Родерику доложили, что бунт подняли огнепоклонники, которым надоело пребывание баргаутского войска в долине Кинд.

Последнее было правдой. Инциденты, связанные с тем, что баргауты плевать хотели на горские обычаи, случались в долине Кинд ежедневно. Если бы баргауты квартировали где-нибудь в верховых горных деревнях, их бы всех давно перерезали.

В долинных деревнях огнепоклонники были терпимее и терпеливее, но и их баргауты уже достали.

И когда Родерик, торопясь покончить с новым мятежом, дал команду огнепоклонников не жалеть и спустил свою безбашенную свору на их деревни — тут-то и началось самое настоящее восстание. Такое, что сразу стало ясно — Родерику придется застрять в черном замке надолго.

После порки, клейма и сожжения на ее глазах живой рабыни донна Каисса впала в тихое безумие, что было вполне объяснимо для девушки из высшего общества.

Она была готова мчаться сломя голову к черту на кулички, дабы предупредить любимого брата о грозящей ему беде — но терпеть боль и унижение она не привыкла, а крик девушки, горевшей на погребальном костре Ингера из Ферна, ее доконал.