Но когда Роман уже совсем было решился повторить нечто подобное еще раз, положение спас друид.

— Дон Леон, вы еще не отменили указ отца о запрете раздоров в королевском войске, — напомнил он.

Похоже было, что королю не терпится сказать: «Теперь я его отменяю!» — но он был разумным воином и очень хорошо представлял себе, к чему это может привести.

Конфликт между рыцарями и чародеем из-за гейш был не единственным в лагере баргаутов. Король Гедеон собрал в свое небывалое войско рыцарей из родов и кланов, веками враждовавших между собой.

От горцев-огнепоклонников эти рыцари отличались только тем, что по приказу короля могли забыть про свои распри на время военного похода, затеянного в общих интересах. Ведь следующим шагом в этой войне должно было стать завоевание Таодара, а от новых земель не откажется ни один нормальный феодал.

Однако нетрудно было представить себе, что может получиться, если королевский указ, запрещающий раздоры между своими, окажется вдруг отменен. Или хотя бы просто нарушен с согласия короля.

Может быть, на этот раз рыцари не стали бы слушать даже короля Леона — но перечить друиду не рискнул никто.

Барабину и теперь не пришлось драться с баргаутами, но король выразился совершенно ясно.

— Прочь с глаз моих! — сказал он Барабину сквозь зубы.

Попутно решилась и главная проблема, возникшая после проклятой присяги. Гейшами, что стали вдруг более опасными, чем даже демоны Эрка, никто не хотел командовать. Да что там — даже оставаться с ними в одном замке никто не хотел.

И тут бывший босс королевских гейш, начальник стражи его величества, в запале выдал на гора готовое решение.

— Пускай этот сын шлюхи и терранского свинопаса забирает всю банду и уматывает в Беркат! — предложил он.

На «сына шлюхи и свинопаса» Барабин обиделся, но виду не показал, не желая обострять и без того накаленные до предела отношения.

Само решение ему тоже не понравилось. Беркат хоть и заговоренная крепость, но против хорошего штурма долго не продержится. Особенно если королевские гейши под началом Барабина будут защищать ее не вместе с обычным гарнизоном, а вместо него.

Постоянный гарнизон крепости было предложено перевести во внешнюю мостовую башню, и Барабин не скрывал, что предпочел бы сделать наоборот.

Уж если загонять себя в ловушку — то хоть делать это с пользой. Посадить рабынь-смертниц во внешней мостовой башне и обрушить пролет моста с ее стороны.

Подъемный механизм не работает — но расклепать цепи не составит труда. И замок Ночного Вора станет еще неприступнее, чем был.

Однако Барабина уже никто не слушал. И спорить было себе дороже, потому что всем предложенное решение показалось гениальным.

Если королевские гейши нарушат присягу в замке, гнев Вечного Древа обрушится на замок, и чем это кончится — ведомо только небесам. А Беркат — крепость заговоренная. Может, и пронесет.

Таким вот образом Барабин с королевскими гейшами, со своими рабынями, двумя рыцарями, тремя оруженосцами и несколькими безбашенными янычарами оказался в крепости Беркат.

Кроме них тут были горцы, которые друг другу не кровники, но в отличие от баргаутских воинов приказу короля о запрете раздоров подчиняться не намерены.

А последней в крепость явилась гейша из числа боевых трофеев Барабина — та, которую он посылал за водкой. Она ушла из замка нагая и неприкаянная, пропадала где-то сутки и пришла со стороны долины Кинд в горской одежде и не одна.

За нею следовала вереница огнепоклонниц с кувшинами, и в этот вечер новый гарнизон крепости Беркат оказался небоеспособен, несмотря на все старания Барабина.

Кончилось тем, что он сам напился так, что весь следующий день приходил в себя, но так до конца и не пришел. Только обнаружил вдруг, что его очень сильно зауважали горцы, а почему — не помнил хоть убей.

Припоминался какой-то смутный мордобой и конечности побаливали, как после хорошей тренировки, а больше ничего в памяти не закрепилось. И верная Тассименше ничем не могла помочь — разве что близко к оригиналу воспроизвести русскую фразу:

— Нисуси нисавадела.

«Не суйся не в свое дело», — перевел Роман свои собственные безнадежно забытые слова и искренне порадовался, что в беспамятстве завоевал уважение горцев, а не сделался их кровным врагом.

Потом еще похмелялись и допивали то, что осталось, но уже без эксцессов, а окончательно Барабин протрезвел только в тот день, когда его поднял с постели высокий трубный звук.

Это пел у ворот крепости Беркат рог герольда.

Гонец привез письмо, которое, конечно, не дал прочитать никому в Беркате, поскольку адресовано оно было лично королю.

Сам он был из эстафетчиков, то есть прибыл не из столицы, а вез послание только последнюю часть пути. Но кое-что важное он знал и мог передать на словах тем, кто встретил его у ворот заговоренной крепости.

— Сюда едет принцесса, — сказал он первым делом, но это была не настолько ценная информация, чтобы оправдать запредельную скорость ее доставки.

Все в черном замке и его окрестностях и так знали, что из столицы на похороны отца должна приехать принцесса.

А между тем, гонец почти загнал свою лошадь и сам едва дышал. Однако останавливаться в Беркате не собирался и торопился в замок.

Барабин сел на коня, чтобы проводить герольда, и по пути гонец в двух словах объяснил причину спешки.

По его словам выходило, что принцесса не просто едет в сторону черного замка. Она мчится, сломя голову. И у нее есть на то веские причины.

Они с матерью едва унесли ноги из стольного града Тадеяса, когда в него ворвался с отрядом своих отморозков принц Родерик.

Королева Барбарис доехала только до замка майордома Груса и осталась там под надежной охраной. А принцесса галопом поскакала дальше в сопровождении гейш.

На первом же привале в замке герцога Тура Каисса написала письмо брату своему Леону и пустила его по эстафете.

Что в этом письме, последний гонец эстафеты, понятное дело, не знал — однако догадывался, что дела в столице плохи.

Старший принц Родерик не стал отсиживаться в замке. Он захватил Тадеяс, и это означало, что самые дурные предчувствия Барабина оправдываются в полной мере.

Но самое неприятное заключалось в том, что Родерик заставил королеву и принцессу бежать из громадного замка баргаутских монархов.

Удивление по этому поводу первым высказал барон Бекар.

— Королевский замок может держать осаду много месяцев, — сказал он. — Родерик не мог бы его взять так скоро.

Конечно, поспешное бегство Барбарис и Каиссы могло иметь вполне прозаическое объяснение. Допустим, Родерик напал на столицу, когда королева и принцесса уже выехали из замка, чтобы отправиться на похороны короля Гедеона.

Но это было не главное.

Беда в том, что принц Родерик повел себя совсем не так, как рассчитывал младший брат его Леон. Зато Барабин оказался прав на все сто.

Он очень хотел бы прочитать, что написано в письме донны Каиссы, но во внутренней мостовой башне черного замка сидел со своим отрядом Рой из графства Эрде, который очень радовался распоряжению короля не пускать Истребителя Народов даже на мост.

Гонец с посланием проскакал по мосту один.

Обратно он в этот день не вернулся — наверное, лег спать в замке. Но уже к вечеру по лагерю баргаутского войска в долине Кинд разнесся слух, что принц Родерик провозгласил себя королем.

— Он с ума сошел, — комментировали это известие баргаутские воины. — Совсем свихнулся от пьянства. Ему же не собрать даже сотню рыцарей. Наш Леон растопчет его, как таракана.

Но более осведомленные люди, узнавшие подробности от тех, кто своими глазами видел письмо принцессы, были настроены не столь оптимистично. И вскоре барон Бекар узнал практически из первых рук и не замедлил передать Барабину, что Родерик не просто объявил себя королем.

Он уже воссел на золотой трон королевы Тадеи в родовом замке баргаутских монархов.